1.
Она летела через лето.
Яркое, беззаботное, штапельно-весёлое лето.
Цвели ромашковые луга, синело прозрачное небо, звонко постукивали гвоздики-каблучки, и менялись, как платья, друзья и знакомые.
Необязательность встреч, лёгкость прощаний… ни слезинки, ни сожаления; плыла по жизни на светлом облаке, уверенная: так будет всегда.
– И везёт же тебе! – восхищалась Наташка.
– Ох, доиграешься, – вздыхала мама. – Восемнадцать уже: не мешало бы остепениться.
– Остепениться? – смеялась она. – Это не для меня.
– А что для тебя?
– А для меня – как в песне:
Я так хочу, чтобы лето не кончалось,
Чтоб оно за мною мчалось,
За мною вслед…
***
Наказали её одиночеством.
2.
Она брела через осень.
Задумчивую тихую осень.
Тускло желтели в лужах опавшие листья, птицы пели прощальные песни, погасли в небе яркие краски, и негромко стучали в окно равнодушные пальцы-струйки.
Телефон замолчал.
Она звонила сама, но те, кто так недавно добивались её внимания, словно сговорившись, отвечали, что заняты.
Заняты? Ну и пусть!
Она тоже найдёт себе дело: поступит маме на радость в какой-нибудь институт, вот только в какой? Не в медицинский же: слышать стоны и жалобы нездоровых людей! И не в пед, как Наташка: проверять каждый вечер тетрадки и воспитывать чужих непослушных детей. Остаётся технический, но ведь там этот ужас: черчение! Изометрия, аксонометрия… только не это!
В ту унылую осень мама слегла: лейкемия.
Больницы, анализы, переливания крови…
В палате шесть человек.
***
Наказали её состраданием.
3.
Она шла через зиму.
Неспешную, ледяную.
Ослепительный снег – словно белые стены больничной палаты.
– Доченька, какая же ты у меня золотая, – последнее мамино…
Застыла природа – и застыла она.
Институт – и домой. Институт – и домой.
Мягкие тапочки, мамин плед, латынь, анатомия, онкология…
Окно в загадочных нежных узорах, снежинки танцуют под фонарём.
Зачёты, экзамены… год за годом.
Иногда прибегала Наташка:
– Всё зубришь? Отвлекись! Помнишь, как в медицинский идти не хотела?
– Помню. И как маме помочь не могла – тоже помню.
– Ты – как Снежная королева, - вздыхала Наташка. – Так и молодость пролетит – не заметишь. Пойдём к нам! Послушаешь, как Алёнка лепечет, попробуешь димкины фирменные беляши: он у меня на все руки мастер, даже готовить умеет. А медицина твоя подождёт.
– Нет, Наташа, не обижайся.
– Не узнаю я тебя, подруга.
– Я и сама себя не узнаю.
***
Наказали её надеждой.
4.
Она бежала через весну.
Снова цокали невысокие каблучки, пели весёлые птицы, бушевала сирень, и звенели ласковыми колокольчиками нежные ландыши.
Больница, обходы… накрахмаленный белый халат…
Ах, если б случилось чудо, и мама ожила хоть на день, хоть на час – как бы гордилась она остепенившейся дочкой, как радовалась, что работа её – любима, коллеги – доброжелательны, и телефон давно не молчит. У неё есть друзья, и не только Наташка прибегает поделиться своими проблемами.
И ничего, что не нашла она свою половинку – и без этого люди живут.
***
Наказали её любовью.
Евгения Серенко
|
|
