Юлия Богаченко
Это было в Донецке. Прошлой весной. И записано мною тогда же.
В хронологически обратном порядке...

1. На следующий день, 29 апреля 2014 года:
Я пытаюсь прийти в себя после вчерашнего и вернуться к обычной жизни. Поход в магазин всегда возвращал меня к обыденности и этот раз не был исключением. Полупустой «Амстор» на Щетинена. Как всегда две работающие кассы и сонная кассирша. Расплачиваясь, слышу беседу стоящих за мной мужчин. Один из которых, вдалбливает другому буквально по буквам:
- Смотри Димка, это я вчера во дворах п@здил мразь приезжую укрАинскую, а он ещё пытался сучку свою защитить, крикливая зараза, однако.

Димка что-то жуёт, и внимает речам своего товарища анти-человека, который периодически ржёт, демонстративно, как конь. А я всё жду своей сдачи, с наличностью что-то у кассирши проблемы, утро всё-таки. Анти-человек всё гундосит и гундосит, расписывая свои подвиги. Оказывается, наш персонаж «героически» оборонял Донецк от проплаченных митингующих под жёлто-синими "тряпками"
и никак не мог нарадоваться своему успеху.

В тот момент я ни о чём больше не могла думать, его рассказы будоражили мои воспоминания, ведь это было только вчера, на моих глазах. Я достала паспорт, постучала по плечу «героя» будто бы в дверь. И давай демонстрировать ему,
место своего рождения:
- Смотри! - говорю я. - Видишь, Донецк, а теперь на обложку: Украина, паспорт.

В порыве эмоций, я ему даже прописку демонстрировала,
а потом орала вперемешку с матом:
- Ты калечил меня и мне подобных, животное, ты калечил дончан!!!
- Будь ты проклят…- я не сдерживалась, никакого уважения, никакого желания прикусить язык и остановится, просто крик, и воспоминания...

2. 28 апреля 2014 года
Бежим. Куда бежим, не понимаю, всё мелькает, голова сейчас разорвётся.

Видим нашу машину. Сели. Щесть человек, все в сборе, плюс ещё две девочки, кто такие, не знаем и это неважно. На заднем сидении плачет Оля и бормочет себе под нос: я не знаю где моя сумка, где венок, где это всё?! Рядом Макс, пытается её успокоить, у самого кровь из носа хлещет, Гоша снимает футболку и протягивает ему: прижми нос. У меня трясутся руки, не могу сжать их в кулак, просто не могу.

За окном очередной крик, женщина бежит с ребёнком, малыш лет трёх-четырёх, сидит на руках, флажок завязан как у скаута, он не понимает, что происходит, но в глазах мамы всё написано за них двоих. Она прыгает в троллейбус, который за пару секунд тронулся. Камень летит в дверь транспорта. Троллейбус исчезает из видимости, разъярённое животное орёт вслед: ещё ничего не закончено, слышишь?

Но она не слышит, слышу я и мои друзья.
И мы не забудем, никогда. Гоша жмёт на педаль…

3. 28 апреля 2014 года



- Растоптанные люди. Жители Донецка, Макеевки, Горловки, Шахтёрска, Иловайска, Енакиево, Амвросиевки и многих других городов Донецкой области – растоптаны! Украинцы – растоптаны! Граждане независимой Украины – растоптаны, словно лежащий на асфальте (сфотографированный во время побоища) - украинский флаг, перепачканный в крови. В крови обычных людей, не боевиков, всю жизнь обучаемых убивать, не животных, которые охотятся друг на друга, а людей. В этом и кроется огромная между нами разница. На Востоке нашей Украины война между людьми и одурманенным отребьем, которое не знает, что такое честь,
справедливость, правда, а главное, ДОМ.

P.S. И пожалуйста, если не дай Бог нашего Донецка не станет, запомните его таким, каким он был - настоящим. Запомните Донецк, в котором были МЫ.

P.P.S. Накануне. Такими мы были тогда...













На цьому обличчі немов передчуття всього, що буде потім...
Фото - Роман Мизин

Диана Берг:
Нашла старую смс от папы 28.04.2014, цитирую:
"ЗА ВАМИ БЕЖИТ ТЫСЯЧА ПРОРУС".

Она дошла слишком поздно, когда те уже добежали - связь в тот вечер лежала. Папа тогда как обычно пошел дежурить в районе ДонОДА, держа в поле зрения улей сепаров. Знал, что глупая дочь со своими друзьями-романтиками опять мается дурью, собирает проукраинский марш двумя кварталами ниже, ты самоубийца что ли, Дана,
ты не понимаешь, чем это может закончиться!?!

И я сказала - пап, не переживай, у нас будет очень много ментов. У нас четко продуман маршрут. С нами будут ультрас и самооборона. Уведомление уже подали, не отменять же - Артема перекрывают. И с нами будет наш автомайдан. И рядом мои друзья, да и домой недалеко, если что. Все будет хорошо.

Не могла же я сказать правду, мол, папа, сегодня придут лишь те, кто готов умереть. Сегодня соберутся лишь безумцы, концентрат донецкого патриотичного сообщества, выпаренный в 10, в 100 раз. МВД уже захвачено вместе с оружейным складом. За патриотами уже охотятся и знают адреса, избивают по ночам, поджигают и разбивают машины. Донецк уже другой, чужой. Риск огромный. И сегодня, папа,
придут самые отчаянные, смелые, крутые, сумасшедшие и гордые.
1000 лучших людей Донецка, готовых умереть стоя.

Быть может из-за нашей готовности ко всему в тот раз никто не погиб. Было много раненных, но это потом. Сначала у нас был час - целый час!!! - возле стадиона, когда Донецк был в последний раз под украинскими флагами. И мы, как в последний раз, смотрели на сине-желтое море и старались запомнить город таким - красивым, светлым, смелым, под вспышками фаеров и бой барабана ультрас шахтер. Пока сепары закидывали коктейлями молотова автомайдан и бежали толпой нас убивать. И менты позорно разбежались под натиском тысячной толпы вооруженных уродов.
Дальше было страшно, не хочу вспоминать...

Мы с дубинами, а они с огнестрелом. Везде кровь, много крови, медики зашиваются. Орки ищут патриотов по окрестным дворам. Наш Oleg избит ментами. Шибалов ранен. Почему не я? Почему я снова цела? А, ведь Sergey подхватил и понес в подъезд... Едем в больницы. Алёна получила в шею осколок. Артур в реанимации, раздробило пол-лица, состояние тяжелое. В городе хаос, орки бьют детей, женщин, стариков. Oleg Zhelnakov опять ранен. На улице окровавленные украинские флаги. Лайфньюс уже показывает,
как фашисты напали на мирных пророссийских. Ад и мракобесие.

Дальше было еще много чего, страшного и мерзкого. А тогда,
в тот вечер год назад, каждый из нас подумал, стирая с лица сине-желтые флаги:
"Боже, неужели это всё? Да ну, не может быть..."

Это был последний раз. Зато папа больше так не переживал...