Цитата сообщения ELLAKVITKA Ольга Янковая

http://www.natali.ua/culture/legend/12398/

Французский мыслитель ВОЛЬТЕР написал десятки статей, пьес, стихотворений, исторических трудов, философских романов, чем заслужил международное признание. Однако любовные романы, имевшие место в его личной жизни, во все времена привлекали внимание не меньше, чем оригинальное мировоззрение.

“Вот как пишется история”
Почти всегда бывает так, что мы редко управляем событиями, но события ведут нас за собой.
Вольтер
День 21 ноября 1694 года в Париже для большинства граждан ничем не отличался от остальных: все так же шел мелкий осенний дождь, зарядивший свою монотонную дробь еще в начале недели, заставляя глубже натягивать капюшон плаща. Те, кто мог позволить себе не выходить на улицу, с сочувствием смотрели в окно на своих сограждан, которых непогода застала в пути, и, вздыхая, просили у Бога подарить хотя бы несколько погожих дней перед наступлением зимы. И только обитателей дома нотариуса Франсуа Аруэ капризы погоды интересовали мало — у них были дела поважнее: ведь на рассвете Мари Маргерит Аруэ, в девичестве Домар, родила мальчика. Крик младенца, возвестившего о своем приходе в мир, был так пронзителен, что месье Франсуа раздраженно вышел из спальни, где на широкой кровати лежали его жена и сын. “Чует сердце, не даст он мне покоя, — хмурясь, думал отец, меряя шагами комнату. — Как только немного подрастет — возьмусь за его воспитание”. Мама, прижавшись щекой к головке Франсуа-Мари — так назвали мальчика, — едва слышно напевала ему старую французскую песенку. ЧИТАЄМО!
В памяти подросшего Франсуа навсегда остались вечера, которые проходили в их доме, пока была жива матушка Мари: женщина умерла, когда мальчику исполнилось семь лет. С тех пор воспитанием детей — Франсуа-младшего и его сестры Екатерины — занимался отец, человек грубоватый и прагматичный. Он мечтал видеть сына продолжателем своего дела, для чего решил дать ему приличное образование. Так юный Аруэ оказался в иезуитском коллеже Людовика Великого, где семь лет изучал право. Однако скучные лекции так и не пробудили интереса к юриспруденции. Бунтарский характер Франсуа-Мари не терпел насилия: юноша рвался на свободу — подальше от унылых аудиторий. Все чаще в его дневнике появлялись стихи и рассказы — за их сочинением он отдыхал душой. Когда до отца дошли слухи о крамольном увлечении наследника, произошел скандал: Франсуа-старший заявил, что “писатель — это человек, который ничего не имеет и поэтому не может не быть в тягость своим родным”. И был уверен, что на этом тема творчества закрыта. Но сын и не думал отступать: конфликт, начавшийся на заре юности, затянулся на долгие годы. Позже поговаривали о том, что будущий “величайший философ” даже отрекся от отца, утверждая, будто он незаконнорожденный сын некоего дворянина. Однако, окончив коллеж, в сентябре 1713 года Франсуа-Мари отправился на дипломатическую службу — секретарем французского посольства в Гаагу. А уже 24 декабря вернулся в Париж. Причиной столь непродолжительного пребывания на государственном посту стал... бурный роман с шестнадцатилетней мадемуазель Олимпией Дюнуайе. “Еще раз прощайте, дорогая моя повелительница, главное, будьте очень скрытны, сожгите это мое письмо и все последующие. Пусть лучше вы будете менее милостивы ко мне, но будете больше заботиться о себе. Будем утешаться надеждой на скорое свидание и любить друг друга всю нашу жизнь, — писал он красавице, покорившей его сердце, добавляя: — Меня могут лишить жизни, но не любви к вам”. К счастью, девушка не была так осмотрительна и не выполнила просьбу любимого, благодаря чему сохранились пять писем.
Этот роман продолжения не имел, но положил начало череде новых увлечений несостоявшегося дипломата. Следующей в его списке стала мадемуазель де Ливри, позже появилась мадам де Берньер, затем Адриенна Лекуврер... Словом, скучать начинающему литератору не приходилось, тем более что справиться с любовной лихорадкой заботливо помогали французские власти, время от времени отправляя острого на язык писателя в ссылку или... Бастилию. Как это случилось в мае 1717 года, когда Париж узнал об аресте “наглеца”, сочинившего эпиграммы на самого регента Франции герцога Орлеанского. Вынужденный “отдых” на государственных хлебах не остудил творческий пыл молодого автора: уже в следующем году залы столицы рукоплескали его первой значительной пьесе “Эдип”. Правда, псевдоним “де Вольтер”, взятый Аруэ-сыном, когда произведения начали появляться в печати, не помог уберечь репутацию его отца, законопослушного нотариуса, клиентами которого были весьма известные люди. Но и самому обладателю это звучное имя поначалу принесло немало хлопот...
“Вольтер получил палочные удары. Вот правда. Кавалер де Роган Шабо, встретив его в опере, позволил себе такое обращение: “Месье де Вольтер, как же вас зовут?” Вольтер заявил, что ничего не знает о Шабо. Но на этом все не закончилось. Двумя днями позже в фойе La Come’die Franс,aise поэт сказал, что ответит де Рогану за произошедшее в опере. Кавалер поднял палку, но мадемуазель Лекуврер упала в обморок, и ссора прекратилась. Еще через несколько дней у парадной двери Вольтер увидел трех лакеев, вооруженных палками, которыми они “погладили” его по плечам. Говорят, что кавалер наблюдал за избиением из лавки напротив. Поэт кричал, как дьявол...” — записал свидетель этих событий. Позже Вольтер не раз пытался вызвать де Рогана на дуэль, но ему говорили: “Ты писатель, а не дворянин, дуэли не для таких, как ты”, — чем приводили Аруэ-Вольтера в неописуемую ярость. Чтобы не провоцировать новый скандал, в конце 1726 года он вынужден был покинуть Париж и два года провести в Англии. Но пребывание на чужбине лишь укрепило его приверженность к веротерпимости и политической свободе. Свои взгляды Вольтер подробно изложил в знаменитых “Философских письмах”, которые вышли в 1733-м на английском. И стали причиной нового грандиозного скандала: к моменту возвращения их автора на родину весь Париж только и говорил о его новом творении. Но, пожалуй, больше других появления “Писем” во Франции ожидала одна дама, имя которой до поры для Вольтера ничего не значило... Игры разума
Страсти — это ветры, надувающие паруса корабля; ветер, правда, иногда топит корабль, но без него корабль не мог бы плыть.
Вольтер
Эта история началась в один из погожих дней 1733 года, если верить дошедшим до нас свидетельствам, в модном парижском салоне маркизы Мари Дюдеффан. В то время в гостиной этой знатной состоятельной дамы собиралась интеллектуальная элита французской столицы, а оказаться в числе приглашенных считалось особой честью. Каждый раз вниманию собравшихся предлагалась увлекательная тема для беседы, которая благодаря таланту заботливой хозяйки ни на минуту не смолкала. Мари, как мудрый дирижер, всегда умело поддерживала и направляла разговор, уделяя особое внимание каждому. Но в тот день ей даже не пришлось придумывать, чем бы занять гостей: в доме царило необыкновенное оживление, а с уст дам и кавалеров не сходило имя Вольтера. Все обсуждали его последние пьесы и, конечно, только что вышедший “Храм вкуса”. Но главной темой стала информация о том, что их выдающийся современник создал нечто грандиозное, чем, несомненно, навлечет на себя новую бурю негодования со стороны правительства и церкви. Люди сведущие утверждали, будто его “Философские письма” вот-вот выйдут на французском. “Такой смелости мы не ожидали даже от него!” — говорили, понизив голос до шепота, знатоки. Словом, персона месье Вольтера занимала многих, но больше всех — мадам Эмилию. Потому, когда лакей объявил о приходе долгожданного гостя, она первая поднялась ему навстречу. “Познакомьтесь, дорогой Вольтер: это маркиза дю Шатле, ваша страстная почитательница”, — представила хозяйка гостью. Больше мадам Дюдеффан не удалось перемолвиться с ним ни словом: отвечая на многочисленные вопросы, гость острил, вызывая восторг публики. И только Эмилия некоторое время издали с любопытством наблюдала за Вольтером, не вмешиваясь в общий разговор, и лишь изредка делала комментарии, которые в конце концов заставили смолкнуть хор голосов, сведя общий разговор к диалогу месье философа и маркизы дю Шатле. Вероятно, именно тогда между ними случилась пресловутая “химия чувств”, положившая начало романтическим отношениям, просуществовавшим без малого 16 лет, и — кто знает? — продолжавшимся бы еще долгие годы, если бы не роковые обстоятельства... Но все это произошло позже, а пока, увлеченные взаимным интересом, они вели словесную дуэль, в которой, казалось, нет и не могло быть победителя. Все, кто стал свидетелем их разговора, с удивлением отмечали: мадам Эмилия ни в чем не уступала своему оппоненту. А несколько последующих встреч “без свидетелей” дали признанному эрудиту и острослову основание много лет спустя написать в своих “Мемуарах”: “Я нашел в 1733-м некую молодую даму, имевшую образ мыслей почти сходный с моим и которая приняла решение жить в деревне, чтобы там культивировать свой дух, вдали от тумульта мира. Это была маркиза дю Шатле, женщина Франции, как никакая другая расположенная для всех наук”. Друзья мыслителя знали, что не менее страстно, чем философия, Вольтера привлекают хорошенькие современницы. Однако эта дама, вероятно, стала исключением из правил. Ведь сохранилось немало воспоминаний, в которых внешность его новой знакомой была описана в самом невыгодном свете: “Она была крепкого телосложения, лихо ездила верхом, охотно играла в карты и пила крепкое вино. У нее были ужасные ноги и страшные руки. Кожа ее была груба... Словом, представляла собой идеального швейцарского гвардейца, и совершенно непонятно, как это она заставила Вольтера сказать о себе столько любезных слов”, — утверждала родственница Эмилии, маркиза Креки. Хотя не исключено, что злые слова в адрес кузины стали всего лишь пресловутой женской местью. “Вовсе не некрасивая и даже очень привлекательная, маркиза дю Шатле была, конечно, кокетлива, любила украшения, характер имела пылкий и была смела, аристократически бесстыдна, вплоть до того, что принимала ванну при лакее, не считая того мужчиной. Она обладала мужским умом, мужским сердцем. Она могла бы сказать, что желала, чтобы, кроме спальни, с ней обращались как с мужчиной”, — вступался за нее другой современник, месье Лансон. Тем не менее у Эмилии имелось немало недоброжелательниц, пользовавшихся любым удобным случаем, чтобы уколоть “слишком умную” соплеменницу. “Каждый год, — замечала одна ехидная особа, — она производила смотр своим принципам из боязни, как бы они не ускользнули от нее”. Но нет дыма без огня: говорят, мадам дю Шатле была не слишком щепетильна в вопросах морали. Потому рассказы о ее любовных похождениях, которые дама и не старалась скрывать, вскоре стали всеобщим достоянием. Таким образом, к моменту, когда судьба свела мадам дю Шатле и месье Вольтера, им было о чем поведать друг другу. И они не упустили эту возможность...

Земной рай
Кто любим прекрасной женщиной, тот всегда вывернется из беды на этом свете.
Вольтер
Существует и другая, более романтическая версия знакомства этих двух людей. Многочисленные источники, посвященные их жизни и творчеству, с удовольствием пересказывают историю о том, как известный своим свободомыслием и смелыми высказываниями в адрес влиятельных чинов философ в очередной раз опасался ареста и заключения в тюрьму. А после появления “Писем” на французском и их публичного сожжения в 1734 году по приговору парижского парламента, его бы точно не удалось избежать. Надеясь скрыться от преследования, он будто бы исчез из столицы и поселился в Руане, где вел жизнь затворника. Однажды поздно вечером Вольтер решился прогуляться по улице, а возвращаясь, увидел возле своего дома несколько человек, вооруженных палками. Кто знает, чем бы закончилась эта встреча, если бы провидение не послало ему спасение в лице дамы: она выехала из темноты верхом на коне и остановилась неподалеку. Заговорщики ретировались. Вольтер, повествуется далее, лишь искренне поблагодарил спасительницу. А она представилась маркизой Эмилией дю Шатле и, пользуясь случаем, пригласила его погостить в собственном замке Сирей в Шампани. Какая из двух историй более достоверная — неизвестно. Важно другое: Эмилия действительно предложила Вольтеру разделить кров, а он с радостью воспользовался ее гостеприимством. И, как видно, не пожалел об этом: “Маркиза для меня значит теперь больше, чем отец, брат или сын. У меня только одно желание — жить затерянным в горах Сирей-сюр Блэз в Шампани”, — записал в дневниках тридцатидевятилетний писатель о своей покровительнице. Эмилии к моменту их знакомства было двадцать семь. Каждый день, проведенный в обществе друг друга, дарил новые открытия — оказалось, у них немало общих интересов, воплощение которых превращало это добровольное заточение в райскую жизнь на лоне потрясающей природы. “Одиночество — счастье, когда имеешь хорошую книгу и великого друга”, — уверяла маркиза впоследствии. Особенно, если этим другом был “один из самых зажигательных собеседников века”. Вместе они обсуждали прочитанные книги и предавались своей главной страсти — проводили химические опыты, изучали физику и математику, в которой хозяйка была особенно сильна. Интеллект этой дамы, ставшей автором перевода на французский язык книги “Математические принципы” Исаака Ньютона, восхищал Вольтера. “Рожденная для истины, она, укрепив свои познания, добавила к этой книге, понятной очень немногим, алгебраический комментарий”, — писал он, отмечая, что комментарий к этому труду редактировал один из лучших математиков — Алексис Клод де Клеро. “Нашему веку делает мало чести тот факт, что комментарий остался незамеченным”, — сетовал философ.
Годы — с 1734-го по 1739-й, — практически безвыездно проведенные Вольтером в чудесном Сирей, дали возможность обоим по достоинству оценить общество друг друга. А долгие вечерние прогулки по роскошному саду, окружавшему замок, весьма располагали к доверительным беседам. Судя по сохранившимся письмам и воспоминаниям гостей, навещавших затворников, их дни никогда не были скучны и однообразны: рассказывали, что порой в пылу ссоры в ход шла даже посуда... Однако негодование быстро уступало место совсем другим страстям: “Нет сомнения, что вы прославитесь этими великими алгебраическими вычислениями, в которые погружен ваш ум. Я сам дерзнул бы погрузиться в них, но, увы, А + Д – В не равняется словам: “Я вас люблю”. На что мудрая маркиза отвечала: “Не надо разрушать блеск, который иллюзия бросает на большую часть вещей, а наоборот, ему нужно придать поэтический оттенок”. — “Откуда, божественная Эмилия, вы почерпнули те знания, которыми способны затмить многих наших ученых мужей?” — спрашивал Вольтер. И женщина с удовольствием рассказывала ему о том, что ее настоящее имя Габриэль-Эмилия ле Тонелье де Бретёй и что отец дал ей прекрасное домашнее образование: она свободно читала на латыни, знала произведения Горация, Вергилия, Лукреция, Цицерона, с юности увлекалась философией и математикой. А еще чудесно пела. В их доме не раз бывали известные ученые, в числе которых Пьер Луи Моро Мопертюи, отец и сын Бернулли, Алексис Клод де Клеро... Не скрыла она и то, что не меньше, чем точные науки, ее интересовала наука о любви, которую девушка, окруженная многочисленными поклонниками, постигала на практике. В числе покоренных ее умом и обаянием оказались маркиз де Гебриан и герцог Луи-Франсуа-Арман дю Плесси де Ришелье, будущий маршал: он приходился правнучатым племянником тому самому кардиналу Ришелье. В 1725 году девятнадцатилетняя Эмилия вышла замуж за маркиза дю Шатле, подарив супругу сына Луи Мари-Флорана и дочь Габриэль-Полин. Их третий ребенок умер в младенчестве. “Я привыкла общаться с разумными людьми, обладающими знаниями, имеющими духовные и эстетические притязания. Младенец же имеет только физиологические потребности. Даже его потребность в ласке продиктована физиологией. Он просится на руки потому, что болит живот, или потому, что ему холодно. Глупая, не рассуждающая, но сердечная мать полезнее меня во стократ. Возможно ли, что со временем материнский инстинкт во мне пробудится?” — сетовала она. Но, вероятно, природа, наделив Эмилию недюжинным умом, все же поскупилась отмерить родительские чувства: дама всегда больше времени проводила в рабочем кабинете, чем в детской. Ее супруг тоже оказался человеком “широких взглядов”: он не имел ничего против ее слишком близкого общения с другими мужчинами и так же, как Эмилия, ценил дружбу месье Вольтера. Сам же предпочитал бывать в замке Сирей лишь изредка, не нарушая своим присутствием идиллии его постоянных обитателей. Вольтер оценил его благородство: “Я больше не поеду в Париж, чтобы не подвергать себя бешенству зависти и суеверия. Я буду жить в Сирей”, — писал он друзьям, в посланиях к которым называл замок не иначе как земным раем. Не удивительно, что именно там он написал лучшие свои произведения. “Я наслаждаюсь полным покоем, насыщенным досугом, радостями дружбы и трудов с единственной из женщин, которая может читать Овидия и Евклида и сама обладает воображением одного и точностью другого”, — восторженно говорил Вольтер своему другу. “Ты спрашиваешь, отчего я теперь так редко бываю в свете? Но с тех пор как здесь поселился Вольтер, я больше не чувствую потребности покидать Сирей ни для ближних, ни для дальних путешествий. Вольтер заменяет мне весь мир, ибо он вмещает в себя весь мир”, — вторила ему Эмилия в письме к подруге маркизе де Бурлэ.

Finita la commedia
Любовь — самая сильная из всех страстей, потому что она одновременно завладевает головою, сердцем и телом.
Вольтер
“Почти всегда бывает так, что мы редко управляем событиями, но события ведут нас за собой”, — написал Вольтер в одном из своих произведений. О, если бы он мог предположить, что и с ним судьба сыграет эту злую шутку! Однако остановить ход событий порой не под силу даже гениям. “...В последние годы жизни маркиза сблизилась с Сен-Ламбером, известным автором Les 4 факта от “Натали”
- Подсчитано, что у философа было более 140 псевдонимов.
- Псевдоним ”Вольтер” впервые появился осенью 1718 года на афише Театра французской комедии, где была представлена его трагедия “Эдип”.
- В известном издании под редакцией Луи Молана сочинения Вольтера составили пятьдесят томов почти по шестьсот страниц каждый. Восемнадцать томов этого издания занимает эпистолярное наследие — более десяти тысяч писем.
- В 1778-м личная библиотека Вольтера была куплена Екатериной II у его племянницы и наследницы. Ныне эти книги (6814 томов) хранятся в Санкт-Петербурге в Государственной публичной библиотеке имени М. Е. Салтыкова-Щедрина.

Saisons”, — 4 факта от “Натали”
- Подсчитано, что у философа было более 140 псевдонимов.
- Псевдоним ”Вольтер” впервые появился осенью 1718 года на афише Театра французской комедии, где была представлена его трагедия “Эдип”.
- В известном издании под редакцией Луи Молана сочинения Вольтера составили пятьдесят томов почти по шестьсот страниц каждый. Восемнадцать томов этого издания занимает эпистолярное наследие — более десяти тысяч писем.
- В 1778-м личная библиотека Вольтера была куплена Екатериной II у его племянницы и наследницы. Ныне эти книги (6814 томов) хранятся в Санкт-Петербурге в Государственной публичной библиотеке имени М. Е. Салтыкова-Щедрина.

отмечали впоследствии его биографы. Это произошло в 1748 году, когда сам Вольтер, шутя, представил надоевшего ему офицера-графомана Эмилии. Дама, в отличие от своего друга, оценила не только литературный талант нового знакомого, но и другие его достоинства. Свидетелем их тесного общения в один не самый светлый для себя день и стал Вольтер. Застав любимую женщину в объятиях другого, он пришел в ярость. Однако божественная Эмилия быстро остудила его пыл: “Вы сами сознаетесь, что не можете более продолжать в том же духе без ущерба для вашего здоровья. Неужели же вы будете сердиться, если один из ваших друзей решится помочь вам?” — будто бы сказала она своему стареющему другу. “Сударыня, — ответил, остыв, Вольтер, — всегда выходит так, что вы правы”. Позже “доброжелатели” уверяли, будто философ сам передал любовную эстафету более молодому сопернику со словами: “Вы в таком возрасте, когда нравятся и любят. Пользуйтесь же этим мгновением: оно слишком кратко. Я — старик, человек больной, и эти удовольствия уже не для меня”. Однако инцидент на этом исчерпан не был: через три месяца сорокатрехлетняя дама обнаружила, что в очередной раз оказалась в “интересном положении”. В том, кто отец будущего ребенка, сомнений не было. На “семейном” совете решено было вызвать из гарнизона ее мужа. Ничего не подозревающий маркиз дю Шатле не мог понять, в чем причина вдруг проснувшейся нежности, которой его супруга не проявляла со времен их молодости. Но остался вполне доволен приемом, а особенно сообщением, полученным время спустя, о том, что снова станет отцом. Вот только порадоваться успешному итогу операции под названием “обмани мужа” никому из участников не довелось: маркиза умерла 10 сентября 1749 года, через несколько дней после родов.
Потрясенный Вольтер долго не мог оправиться от случившегося: еще вчера они горячо обсуждали его новую статью, и вот теперь женщины, с которой он прожил 16 лет, больше нет!.. “Я только что присутствовал при смерти подруги, которую любил в течение многих счастливых лет. Эта страшная смерть отравит мою жизнь навсегда. Мы еще в Сирей. Ее муж и сын со мной. Я не могу покинуть дом, освященный ее присутствием: я таю в слезах и в этом нахожу облегчение. Не знаю, что со мной будет, я потерял половину своего “я”, потерял душу, которая для меня была создана”, — сокрушался он. Но, говорят, еще одно разочарование его постигло, когда он открыл медальон, лежавший на груди Эмилии: в нем Вольтер надеялся найти свой портрет. Увы — маркиза дю Шатле ушла в мир иной, храня у сердца изображение Сен-Ламбера. “Я вытеснил Ришелье, Сен-Ламбер вытеснил меня... Все на свете идет своим чередом!” — резюмировал философ.

На прощание
Прощайте, ухожу в края,
Откуда предкам нет возврата;
Навек прощайте, о друзья...
Вольтер
Вольтер пережил свою божественную подругу на 29 лет. За эти годы в его жизни произошло немало событий. Имя Вольтера упорно связывали с именем его племянницы Марии Луизы Дени, которая, овдовев, посвятила себя служению состоятельному дядюшке: сопровождала в поездках, находилась рядом, когда он жил в приобретенном поместье в Ферне, расположенном на границе со Швейцарией. Ходили слухи, будто отношения пожилого философа и его молодой родственницы были далеко не платоническими. Ее он и сделал своей единственной наследницей, завещав все накопленные за долгую жизнь капиталы, материальные ценности, в том числе бесценную библиотеку.
Известный своими смелыми выходками и вольнодумством, мыслитель остался верен себе до конца дней: даже его похороны не обошлись без... приключений. Дело в том, что Вольтер, отрицавший церковные догматы и всегда споривший с представителями духовенства, чувствуя, что дни его сочтены, решил формально приобщиться к церкви, передав священникам своеобразное покаяние: “Я умираю, веря в божество, любя друзей, не питая ненависти к врагам и ненавидя суеверия”. Сделано это было для того, чтобы иметь законное право быть похороненным по-христиански. Ведь в памяти навсегда запечатлелась страшная картина: тело его знакомой — великой актрисы Адриенны Лекуврер, — оставленное без погребения. Однако этот шаг не изменил отношения святых отцов: они запретили хоронить умершего без “официального” примирения с католической религией философа. “Лежа на смертном одре, он слышал, с одной стороны, овации современников, а с другой — гиканье и гул ненависти, которую прошлое обрушивает на тех, кто с ним боролся”, — писал Гюго. В ночь на 31 мая 1778 года покойного Вольтера усадили в его карету. На заставе стража, увидев сидящего старика, позволила ему и сопровождавшим беспрепятственно выехать из города. К вечеру следующего дня экипаж прибыл в аббатство Сельер в Шампани: там тело Вольтера было предано земле. И лишь в июле 1791-го прах философа торжественно перенесли в парижскую церковь Святой Женевьевы, которую во время революции превратили в Пантеон — усыпальницу великих людей Франции. Но к тому времени душа его была уже далеко: глядя из заоблачных высей на происходящее, он, вероятно, с улыбкой говорил своей “божественной Эмилии” о том, что “Земля — это огромный театр, в котором одна и та же трагедия играется под различными названиями”.