Цитата сообщения AWL-PANTERA
Никита Кирсанов. "Семья декабриста И.А. Анненкова" (часть 2).
Константин Иванович Иванов. Фотография 1870-х гг.
Когда молодожёны Ивановы приехали в Омск весной 1851 г., князь Горчаков был уже смещён с поста генерал-губернатора. Его сменил генерал Г.Х. Гасфорд. Перемещения, сопутствующие появлению нового корпусного командира, не коснулись Бориславского и коменданта крепости А.Ф. де Граве, тоже благожелательного к петрашевцам.
Ольга Ивановна сохраняла в Омске тесную связь с оставленными в Тобольске друзьями. В письмах к Фонвизиной делилась свомим настроениями, извещала о местных новостях, существенных для хлопот декабристов. Мнение, которое сложилось о ней за три года самостоятельной жизни её в Омске, выразил друг декабристов, барон Александр Егорович Врангель, познакомившийся с нею в 1854 г. "Г-жа Иванова была чудная, добрая женщина, высокообразованная, защитница несчастных, особенно политических". Любопытно определение образованности молодой женщины в устах выпускника Царскосельского лицея. Декабристам удалось, видимо, многого добиться в воспитании Ольги, рождённой и выросшей в Сибири. Сказав о начале знакомства её с Достоевским в Тобольске, Врангель пишет далее: "Продолжала она свои заботы о нём и в Омске, чем во многом облегчила его пребывание на каторге. Когда я в 1856 г. возвращался в Петербург, то Фёдор Михайлович горячо поручал мне побывать у неё и поблагодарить за всё добро, оказанное ему, что я и сделал".
До нас дошли и оценки Ольги Ивановны самим Достоевским. В первом после каторги письме - брату Михаилу: "Впрочем, Константин Иванович будет сам в Петербурге - в этом году; он тебе всё расскажет. Что за семейство у него! Какая жена! Эта молодая дама, дочь декабриста Анненкова. Что за сердце, что за душа, и сколько!" Это было написано в феврале 1854 г., а в октябре 1855 г. Фёдор Михайлович подтвердил, что знакомство с Ольгой Ивановной "будет всегда одним из лучших воспоминаний" его жизни.
Через Ивановых шла в Омск неофициальная переписка писателя. Судя по обстоятельствам встречи Достоевского с Е.И. Якушкиным в 1853 г., Фёдор Михайлович был, по меньшей мере, один раз в доме Ивановых в период заключения. Прасковья Егоровна Анненкова приезжала в Омск во время каторги Достоевского и встречалась с ним - об этом писатель чётко говорит в письме к ней от 18 октября 1855 г. Где была устроена эта встреча - неизвестно. Но нам удалось установить по омским метрическим книгам срок и причину приезда жены декабриста в Омск.
Среди записей о крещении детей в Омском Воскресенском соборе за 1853 г., есть одна особенно примечательная, насыщенная исторической информацией: у старшего адъютанта, полевого инженер-поручика, Константина Ивановича Иванова и его жены, Ольги Ивановны, 30 марта родилась дочь Наталия; крестили её 16 апреля 1853 г. Восприемниками при крещении были: "заседатель Тобольского приказа общественного призрения, губернский секретарь Иван Александрович Анненков и жена государственного преступника Наталья Дмитриевна Фонвизина. Полевой инженер полковник Иван Иванов и жена губернского секретаря Анненкова Параскева Егоровна". Крестил протоиерей Д.С. Пономарёв.
У Ольги Анненковой, родившейся в Сибири, первый ребёнок тоже родился в Сибири. Это было третье поколение в семьях декабристов, к тому же дочь всеобщей любимицы Оленьки, и тобольская колония не могла не откликнуться на это событие. Дедушка с бабушкой и Н.Д. Фонвизина приехали в Омск, по-видимому, нелегально. Во всяком случае, нам нигде больше не встретилось упоминание об этой поездке Анненковых и Натальи Дмитриевны. Ожидая их, и крестины отложили на семнадцатый день. Нелегальный характер поездки и был, вероятно, причиной того, что Достоевский так глухо упомянул в письме омскую встречу свою с Прасковьей Егоровной (осторожность в таких случаях соблюдалась даже в письмах, передаваемых с оказией), состоявшуюся, как мы теперь знаем, в апреле 1853 г. На молчание Д.С. Пономарёва, сделавшего запись в метрической книге, декабристы могли расчитывать.
Жёсткая формулировка перед именем Фонвизиной - "жена государственного преступника" - отражает официальное положение Натальи Дмитриевны и напоминает о том, в какой трудной обстановке действовали семьи декабристов в Сибири - при всех своих аристократических связях. Характерным для судеб дворянских ссыльных контрастом выглядит соседство с этой формулировкой чина инженер-полковника И.И. Иванова - представителя семьи Константина Ивановича.
После выхода из острога Ф.М. Достоевский и С.Ф. Дуров провели почти месяц в доме Константина Ивановича перед отправкой солдатами в свои воинские части. Это был месяц не только доброго гостеприимства, потока информации, интенсивного чтения свежих журналов и газет, получения и заказа "с оказией" литературы, первых писем к родственникам и друзьям после каторги, отправленных по цензурным каналам, но и интересных знакомств. Именно в доме Ивановых начались, в частности, отношения Достоевского с Ч.Ч. Валихановым. "Это письмо посылается тебе в глубочайшем секрете, и об нём никому ни пол слова, - писал в эти дни Фёдор Михайлович брату Михаилу. - Впрочем, я пошлю тебе письмо и официальное, через штаб Сибирского корпуса. На официальное отвечай немедленно, а на это при первом удобном случае". И вторично в конце письма подчеркнул его секретность.
Дому Ивановых-Анненковых посчастливилось: великий писатель провёл в нём удивительные дни, исполненные глубокого значения. Выход на свободу (хотя и относительную) создавал особое состояние - итоги пережитого за четыре страшных года, продуманного, прочувствованного, дальние и ближние планы, предчувствие перемен, обострённое восприятием нахлынувших за стенами острога впечатлений. Ведь именно в эти дни он выразил Михаилу существенное о себе: "Но вечное сосредоточие в самом себе, куда я убегал от горькой действительности, принесло свои плоды. У меня теперь много потребностей и надежд таких, об которых я и не думал". Или: "Вся будущность моя, и всё, что я сделаю, у меня как перед глазами".
И в те же дни - Наталье Дмитриевне Фонвизиной: "Я в каком-то ожидании чего-то; я как будто всё ещё болен теперь, и кажется мне, что со мной в скором, очень скором времени, должно случиться что-нибудь очень решительное, что я приближаюсь к кризису моей жизни, что я как будто созрел для чего-то и что будет что-нибудь, может быть тихое и ясное, может быть грозное, но, во всяком случае, неизбежное".
Здесь он составлял программу чтения - она видна из заказываемых Михаилу Михайловичу книг - историков древних и новых (Вико, Гизо, Тьери, Тьера, Ранке и др.), экономистов; отцов церкви и историков церкви; Корана; "Критики чистого разума" Канта, трудов Гегеля (особенно "Историю философии"); "Отечественные записки" и другие журналы; немецкий лексикон. А какими стрстными призывами сопровождаются просьбы о книгах! "Но знай, брат, что книги - это жизнь, пища моя, моя будущность!
Не оставь же меня, ради господа бога. Пожалуйста, спроси разрешения, можно ли будет тебе послать мне книг официально. Впрочем, осторожнее. Если можно официально, то высылай. Если же нет, то через брата Константина Ивановича, на его же имя; мне перешлют". Здесь же первые впечатления от новых авторов, появившихся в литературе в эти годы. "Островский мне не нравится, Писемского я совсем не читал, от Дружинина тошнит, Евгения Тур привела меня в восторг. Крестовский тоже нравится... Кто такой Чернов, написавший "Двойник" в 50 году?".
О литературных своих замыслах Фёдор Михайлович написал в этом письме лишь в общей форме - о том, что твёрдо намерен писать и в будущем жить литературным трудом. Но есть все основания полагать, что им владели уже в это время и вполне конкретные замыслы.
В февральские дни 1854 г. окончательно сложился для Достоевского образ хозяйки этого дома. Через полтора года он сформулировал это в письме к её матери: "Вы поймёте, какое впечатление должно было оставить такое семейство на человека, который уже четыре года, по выражению моих прежних товарищей каторжных, был как ломоть отрезанный, как в землю закопанный. Ольга Ивановна протянула мне руку, как родная сестра, и впечатление это прекрасной, чистой души, возвышенной и благородной, останется светлым и ясным на всю мою жизнь. Дай бог ей много, много счастья, - счастья в ней самой и счастья в тех, кто ей милы. Мне кажется, что такие прекрасные души, как её должны быть счастливы; несчастны только злые. Мне кажется, что счастье - в светлом взгляде на жизнь и в безупречности сердца, а не во внешнем. Так ли? Я уверен, что вы это глубоко понимаете, и потому так вам и пишу".
Достоевский уехал из Омска в Семипалатинск в марте 1854 г. А в конце того же года Ивановы переехали в Петербург, куда Константин Иванович был переведён по службе. Но связь сохранялась и прошла через всю жизнь писателя. Ещё до отъезда своего, в Омске, Константин Иванович ходатайствовал о том, чтобы солдату-петрашевцу разрешили жить в Семипалатинске, не в казарме, а отдельно, в частном доме. Это важнейшее для Достоевского ходатайство, давшее ему возможность писать, было удовлетворено.
15 апреля 1855 г. Достоевский отправил К.И. Иванову из Семипалатинска письмо, приложив его к письму, адресованному Евгению Ивановичу Якушкину с просьбой к последнему о пересылке ("в Петербург, в дом Лисицына, у Спаса Преображения. Но, вероятно, адрес вы сами знаете"). Летом 1855 г. Достоевский получил от Константина Ивановича несколько строк. В январе 1856 г. просил брата: "Пожалуйста, познакомься лучше с Ивановым". Именно Ивановы прислали Фёдору Михайловичу приказ о производстве его в прапорщики в октябре 1856 г. "Поблагодари К.И. Иванова и Ольгу Ивановну. Они прислали мне приказ..."
Ольга Ивановна Иванова, ур. Анненкова. Фотография 1870-х гг.
В первой половине 1860-х гг. Константин Иванович был переведён по службе сначала на Кавказ, затем в Иркутск, и семья Ивановых на много лет оторвалась от жизни Петербурга и Москвы. В 1869 г. К.И. Иванов, имевший к тому времени чин генерал-майора, был начальником инженеров Восточно-Сибирского военного округа. Примерно в начале 1870-х гг. Ивановы возвратились в столицу.
В тетради Достоевского 1872-1875 гг. сохранилась запись: "Константин Иванович Иванов, на Поварской (или в Поварском переулке) близ Владимирской, дом № 13". По-видимому, эта запись связана с письмом к Достоевскому петрашевца Н.А. Момбелли, передавшего желание Ольги Ивановны возобновить знакомство.
Так и случилось. С семьёй Ивановых завязались отношения и у А.Г. Достоевской. Когда в 1881 г. к ней обратилась племянница Фёдора Михайловича за разъяснениями по поводу факта из сибирской жизни писателя, Анна Григорьевна попросила дать ей выписку из письма, вызвавшего обсуждение, "чтобы показать её какому-то Иванову, который тоже был в Сибири в то же время и может подтвердить справедливость этого факта". Заметим попутно, что в такой же роли достоверного свидетеля событий жизни Достоевского в Омске должен был выступить Константин Иванович по просьбе В.Е. Якушкина, внука декабриста, который в 1883 г. адресовал к нему за уточнениями издателя М.И. Семевского, в связи с публикацией писем Достоевского к Е.И. Якушкину в "Русской старине".
В "Книге для записывания книг и газет по моей библиотеке", составленной А.Г. Достоевской, есть такая заметка: "По словам К.И. Иванова, в каторге человек, убивший своего отца, был Ильинский, другой, который совершил гнусный поступок и которого прогнали сквозь строй, назывался Аристовым. Сначала главным был князь Горчаков, а затем Гасфорд, Горчаков милостиво относился, Гасфорд же строже".
Современные исследователи по архивным документам каторжан подтверждают точность сведений Константина Ивановича об именах прототипов героев Достоевского. Инженер хранил их в памяти до глубокой старости.
О контактах Ольги Ивановны в конце её жизни с женой писателя говорят две записки (ориентировочная датировка их, предложенная Анной Григорьевной в её поздней надписи на обложке 1892-1894, неверна, так как О.И. Анненкова умерла 10 марта 1891 г.).
"Многоуважаемая дорогая Анна Григоьевна, до отъезда завезу Вам памятную записку набело, о которой мы говорили вчера, и оставлю, если позволите, в ваше распоряжение. Примите чувство искренней и глубокой преданности. О. Иванова". Вторая записка: "Многоуважаемая Анна Григорьевна, вчера я забегала к Вам, хотела передать, что совершенно неожиданно пошла сама к обер-прокурору, и он меня выслушал, хотя сначала отказывал в моей просьбе, но потом принял памятную записку". Далее Ольга Ивановна просила замолвить словечко по её делу. Как видно, роли переменились, и теперь уже семья Фёдора Михайловича имела возможность помочь дочери Анненкова. Известно, что после смерти мужа Ольга Ивановна крайне нуждалась и умерла в нищете.
Для полноты характеристики отношения Достоевского к семье Анненковых выделим факты, касающиеся самого декабриста. "Моё глубочайшее уважение, полное и искреннее, вашему супругу", - написал Фёдор Михайлович П.Е. Анненковой в 1855 г. Там же: "Я благоговением вспоминаю о вас и всех ваших".
Ещё более показателен другой факт. Уезжая из ссылки в 1859 г., писатель был проездом в Нижнем Новгороде, где И.А. Анненков служил в это время в чине титулярного советника сверх штата для особых поручений при нижегородском губернаторе А.Н. Муравьёве (старшие Анненковы выехали из Сибири в июне 1857 г.). Достоевский хотел увидеться с Иваном Александровичем, ездил к нему, но тот был в отпуске. Анненковы постоянно жили в Нижнем; это помешало развитию дальнейших контактов.
Об Анненкове Фёдор Михайлович напомнил читающей публике в своём "Дневнике писателя за 1876 год". "Кстати, словечко о декабристах, чтобы их не забыть, извещая о недавней смерти одного из них, в наших журналах отозвались, что это, кажется, один из самых последних декабристов; - это не совсем точно. Из декабристов живы ещё Иван Александрович Анненков, тот самый, первоначальную историю которого перековеркал покойный Александр Дюма-отец в известном романе своём: "Les Memories d'un maitre d'armes". Жив Матвей Иванович Муравьёв-Апостол, родной брат казнённого. Живы Свистунов и Назимов; может быть есть и ещё в живых".
Роман Дюма об Анненкове и Полине Гёбль возмутил в своё время сибирскую "артель" декабристов. П.Е. Анненкова собиралась даже публиковать в Париже ответ на клевету. Достоевский разделял их раздражение. Но, желая напомнить о стариках-декабристах, он избрал наиболее доступные для широкой публики ассоциации. Об Анненкове и М.И. Муравьёве-Апостоле, как о людях ему хорошо известных, писатель сказал развёрнуто; Свистунова и Назимова лишь упомянул без имени.
Тёплое отношение к конкретным декабристам и их окружению сохранялось у Достоевского под влиянием сибирских впечатлений, на протяжении всей его жизни.
Что же касается Анненковых, то, как было сказано выше, в 1857 г., они получили разрешение поселиться в Нижнем Новгороде, так как жить в С.-Петербурге и Москве им было запрещено. Ивану Александровичу, по амнистии 1856 г., было возвращено дворянство, но записан он был не по шестому разряду (древние благородные роды), а по второму (военные). Это было тяжелейшее оскорбление. Вместе с отцом во вторую разрядную книгу были записаны и дети: Владимир, Иван, Николай, Наталья и Ольга (Аннушка умерла в Петровском заводе).
После смерти в 1842 г. Анны Ивановны, И.А. Анненков остался единственным наследником крупного, но не единожды заложенного состояния (брат Григорий погиб на дуэли ещё в 1824 г., а сестра Мария была душевнобольной). Но как "государственный преступник" он был лишён дворянства и права наследия. Поэтому наследство матери перешло к дальним родственникам. Ни от Анны Ивановны, пока она была жива, ни тем более от родственников, материальной помощи он не получал и поэтому вынужден был служить, чтобы обеспечивать жизнь семье.
В Нижнем Новгороде Анненковы прожили двадцать лет, но своего дома так и не заимели. Жильё снимали у постороннего владельца. Жили они на улице Большая Печёрская в доме Леман (ныне дом № 16). По словам Ольги Ивановны, родители жили очень скромно: "Всё пережитое по-новому воспитывало их вкусы, до крайности ограничив потребности".
В 1858 г. И.А. Анненков становится членом созданного в Нижегородской губернии комитета по улучшению быта крепостных крестьян, готовившего по предложению правительства материалы для предстоявшей отмены крепостного права.
Иван Александрович принял активнейшее участие в подготовке и проведении крестьянской реформы 1861 г., за что получил "высочайшее благоволение" вместе с прочими членами бывших губернских комитетов и в апреле того же года был награждён серебряной медалью "За труды по освобождению крестьян".
Из-за материальных трудностей вынуждены были служить и сыновья Анненковых. По-разному складывалась их жизнь:
Старший сын Анненковых, Владимир, в 1849 г. окончил Тобольскую гимназию, но как сын декабриста, не был допущен к поступлению в университет. Однако, несмотря на это, Владимир Иванович был, по словам его дочери М.В. Брызгаловой, "... весьма разносторонне и основательно образованным человеком, чему он был, главным образом, обязан самому себе". Кроме того, он имел в Сибири прекрасного, высокопросвещённого наставника в лице декабриста Ивана Ивановича Пущина, близкого друга поэта Пушкина.
Показательно, что уже с 18-ти летнего возраста сын декабриста решил посвятить свою жизнь служению государству. Поскольку В.И. Анненкову не дозволили продолжать учебу в университете, он вынужден был начать службу простым канцеляристом. В 1850 г. его определили в штат Тобольского губернского правления и присвоили чин коллежского регистратора. Весной 1851 г. усердный молодой человек был определён помощником столоначальника Тобольского губернского правления. Уже летом 1851 г. Анненкова перевели на ту же должность в губернский суд, а немного позже Владимир Иванович был назначен столоначальником в уголовном отделении Тобольского суда.
В августе 1856 г. Анненкова определили смотрителем заведений Тобольской экспедиции о ссыльных с одновременным исполнением обязанностей секретаря казённой палаты. Однако 26 августа 1856 г. состоялась коронация нового российского императора Александра II, за которой последовал «Всемилостивейший Манифест», провозгласивший широкую амнистию, в том числе и ссыльным декабристам. Сразу же после этого родителям Анненкова было дозволено переселиться на родину Ивана Александровича в Нижний Новгород с восстановлением его во всех правах потомственного дворянства.
Почти сразу же по своему прибытию в Нижний Новгород Владимир Иванович за отличие в работе получил должность чиновника по особым поручениям при губернаторе и чин коллежского секретаря. В 1858 г. он был назначен уездным судьёй. С декабря 1860 г. он - судебный следователь в Нижнем Новгороде, а через полтора года – судебный следователь Нижегородской губернии.
На следственной работе Анненков не щадил ни своих сил, ни здоровья, ни средств. Весной 1866 г. он раскрыл подпольную мастерскую по подделке государственных кредитных билетов, располагавшуюся дома у крестьянина Хвацкого в одной из деревень Нижегородского уезда, за что был поощрён 150 рублями серебром. Позже, в другой деревне, он сумел разоблачить уже целую банду фальшивомонетчиков. При этом Анненков вместе со своим информатором отправился в указанную деревню и наткнулся здесь на засаду. Рискуя жизнью, он справился со всеми нападавшими, проявив при этом храбрость и смекалку. За эту операцию Владимир Иванович получил из государственной казны 300 рублей серебром и был произведён в чин надворного советника (соответствует званию подполковника).
В феврале 1867 г. министерство юстиции назначил Анненкова членом комиссии по расследованию фактов растраты казённой соли из нижегородских солевых магазинов в количестве полутора миллионов пудов, а также казённого железа на сумму в 70 тысяч рублей серебром. Комиссия вела следствие по делу в течение целого года, в конце концов сумев изобличить группу расхитителей. За участие в работе этой комиссии Анненков был награждён орденом Святого Станислава 2-й степени и назначен губернским прокурором Нижегородского окружного суда.
В 1878 г. Владимир Иванович отправился в Петербург, чтобы подать прошение об отставке со службы. Однако министр юстиции уговорил его не делать этого, и взамен пообещал удовлетворить ходатайство о переводе в Самарский окружной суд. 20 августа того же года в соответствии с высочайшим указом Владимир Анненков прибыл в Самару.
Новое назначение осложнилось тем, что к моменту приезда в Самару тяжело заболела жена Анненкова - Мария Сергеевна, урождённая кж. Гагарина (р. 6.11.1840) и для ухода за ней Владимир Иванович исходатайствовал четырёхмесячный отпуск без сохранения содержания. Несмотря на все усилия медиков, в октябре 1879 г. его супруга скончалась. Невзгоды у Владимира Ивановича продолжались и дальше. В зиму 1880-1881 гг. все пятеро детей Анненкова неожиданно заболели скарлатиной. Ближе к весне двое из них скончались: семилетняя Надежда и пятилетний Иван. Злоключения этих лет заметно сказались на его здоровье, которое он сам когда–то называл «геркулесовским». Лишь к 1882 г. и здоровье Анненкова, и ситуация в его семье наконец-то стабилизировались.
Человек твёрдых, продуманных убеждений, безукоризненно честный, и к тому же настоящий великан по росту, Владимир Иванович очень хорошо соответствовал образу беспристрастного служителя правосудия. Анненков великолепно знал своё дело: он с образцовым тактом и беспристрастием напутствовал присяжных заседателей, основательно допрашивал свидетелей, в судебном заседании упорно докапывался до истины. Поэтому многие жители Самары любили ходить в здание суда и слушать здесь речи Анненкова, полные глубокой житейской мудрости и опыта. Некоторые цитировали его слова, сказанные в ходе выступления по одному из сложных уголовных дел: «Главное для судьи – найти в этом деле истину, не наказать невиновного и покарать злодея».
Квартира Анненкова в Самаре со временем стала местом встреч представителей либерально настроенной молодёжи и творческой интеллигенции Самары. Об этом его дочь Мария впоследствии писала в своих воспоминаниях: «Наш дом часто посещали молодые люди – судебные следователи, присяжные поверенные, и так далее. Отец любил молодые свежие мысли…, а молодые люди с интересом слушали рассказы отца о декабристах».
В январе 1882 г., утверждая в должности помощника присяжного поверенного молодого юриста Владимира Ульянова, Анненков в нарушение правил не потребовал от него свидетельства о благонадёжности, хотя и знал, что тот находится под негласным надзором полиции как брат государственного преступника Александра Ульянова, повешенного за покушение на царя.
Только благодаря Анненкову в Самарском окружном суде в то время могли работать политически неблагонадёжные люди, в числе которых был не только Ульянов, но также А.Н. Хардин, Г.А. Клеменц, Я.Л. Тейтель, К.К. Позерн, Е.А. Тимрот и другие. Правда, при этом сам Анненков не был поднадзорным, но, как человек, крайне подозрительный в глазах представителей власти, на квартире которого собирались политически неблагонадёжные личности, он был занесён жандармами в «Алфавит лицам, привлекавшимся к дознанию о государственных преступлениях, поднадзорным, политически неблагонадёжным».
Владимир Иванович Анненков. Фотография 1870-х гг.
До конца жизни Владимир Иванович хранил альбом с портретами декабристов и их автографами, а на стене его кабинета и в его квартире висели кандалы его отца. Анненков одинаково беспристрастно относился к людям разных сословий и наций, уважал чужие убеждения и взгляды. Его обращение с подчинёнными было поразительным для окружающих. Например, когда Владимир Иванович проходил по коридорам окружного суда, он, невзирая ни на какие различия в возрасте и положении, вежливо здоровался со всеми служащими, подавая руку каждому из них, вплоть до последнего писца. Во время приёма просителей он при встрече с человеком обязательно вставал из-за стола и подходил к нему первым, обстоятельно расспрашивая, в чём суть его прошения. Никто из посетителей не уходил из его кабинета, не получив полного и ясного ответа по своему делу.
Будучи глубоко верующим человеком, Владимир Иванович не пропускал ни одной всенощной, а незадолго до своей смерти, осознав, что он доживает свои последние часы, отказался от врачебной помощи и пожелал собороваться. Владимир Иванович Анненков тихо и покойно скончался в своей самарской квартире 27 октября 1898 г. Последними его словами были: "Достаточно пожил - 66 лет тудовой жизни". Единодушным взрывом скорби отозвалось самарское общество на его кончину. Одна из тогдашних газет писала "Скончался человек, которого все, как один, любили за ум, за правду, за доброту, доступность, за милость". В Тобольской гимназии, где он когда-то учился, была учреждена стипендия его имени.
Перед смертью Владимир Иванович выразил желание, чтобы тело его перевезли в принадлежащее ему село Скачки Пензенской губернии и похоронили рядом с женой Марией Сергеевной. Желание его было исполнено. М.В. Брызгалова вспоминала: "Глубоко трогательно было видеть отношение крестьян: в холодный, ненастный осенний день всё село вышло встречать его тело; за несколько вёрст от села крестьяне сняли гроб с экипажа и попеременно на руках, по самой тяжёлой дороге, донесли его до кладбища. Многие плакали".
Младшие сыновья Анненковых Иван и Николай, как и их старший брат Владимир, окончили Тобольскую гимназию и также, по воле царя, не были допущены к поступлению в высшие учебные заведения. Большого труда стоило отцу определить Ивана на военную службу унтер-офицером "на правах вольноопределяющегося" (1853 г.). Из формулярного списка И.А. Анненкова видно, что сын его Иван продолжал военную службу уже подполковником до 1873 г. Позднее он вышел в отставку и работал в Пензенской губернии мировым посредником. Был женат на княжне Екатерине Сергеевне Гагариной.
Младший сын Николай часто и подолгу болел. В 1862 г. отцу удалось его определить в Пензе мировым посредником. Умер Николай в возрасте 32-х лет и был похоронен в Нижнем Новгороде на кладбище Крестовоздвиженского монастыря.
К началу 1860 г., Ивану Александровичу Анненкову была возвращена часть родительских имений. Ему отошли деревня Борцово в Нижегородском уезде, селения Большая Печёрка и Нагаево в Арзамасском уезде, а также село Скачки Пензенской губернии. Это упрочило его положение и позволило на четыре месяца выехать во Францию на родину Прасковьи Егоровны.
В ходе осуществления реформы 1861 г. Анненков был избран председателем губернского съезда мировых посредников - органа, непосредственно занимавшегося реформированием, но после отъезда к новому месту службы военного губернатора А.Н. Муравьёва, началась травля Анненкова со стороны противников реформы. Жизнь в Нижнем Новгороде осложнилась. Анненковы обратились с ходатайством о разрешении им жить в Москве или Петербурге. Их просьба 22 августа 1863 г. была Александром II удовлетворена, но жизненные обстоятельства не позволили им выехать и они остались в Нижнем до последних дней жизни.
12 января 1863 г. Иван Александрович избирается предводителем дворянства Нижегородского уезда. В дальнейшем он ещё трижды избирается на это место и оставляет его только в октябре 1874 г. в связи с болезнью. В течение 14 лет, И.А. Анненков был председателем попечительского совета нижегородского Мариинского женского училища, а затем и женской гимназии. С июля 1865 по 1868 гг. он занимает пост председателя нижегородской земской управы с окладом в две тысячи рублей в год. Курирует строительство и содержание дорог, устройство больниц, школ и т.п. За три года им было немало сделано в сфере образования и медицины. В 1866 г., Анненков ещё возглавил "Попечительный о тюрьмах комитет", но силы у старого декабриста были уже на исходе...
14 сентября 1876 г. умирает Прасковья Егоровна. Спустя полтора года, 27 января 1878 г. не стало и Ивана Александровича. Они были похоронены на кладбище Крестовоздвиженского женского монастыря, но в связи с его ликвидацией в 1953 г., прах супругов Анненковых и их сына Николая был перенесён на Бугровское кладбище, находящееся на улице Пушкина...
