Цитата сообщения AWL-PANTERA Никита Кирсанов. "Братья Беляевы" (часть 1).



Н.А. Бестужев. Портрет Александра Петровича Беляева. Декабрь 1832 г.


Отец братьев Беляевых Пётр Гаврилович, безземельный дворянин, георгиевский кавалер, прослужив 35 лет в военной службе (в Рязанском пехотном полку), а затем некоторое время в гражданской, вышел в отставку в чине колежского советника и поселился в Петербурге. По словам Александра Беляева, "это был человек чрезвычайно твёрдый, мужественный и прямой, не терпел лжи, хитрости, любил правду..." Для своего времени Пётр Гаврилович был очень образованным человеком, хорошо знал немецкую литературу, имел библиотеку из русских и иностранных книг. "Книги эти, - писал А. Беляев, - указывают на его любознательность и серьёзное направление его ума".

Ещё находясь на военной службе, Пётр Гаврилович женился в Выборге на шведке Шарлотте Андреевне Верениус. В Выборге, а затем в Петербурге у них родились четыре дочери. В Петербурге же родился 22 июня 1802 года сын Александр - будущий декабрист, автор "Воспоминаний о пережитом и перечувствованном".

В 1805 году семья Беляевых переехала из Петербурга в Пензенскую губернию, в село Ершово Чембарского уезда (ныне Белинский район Пензенской области). По предложению графа А.К. Разумовского Беляев стал служить управляющим его имениями в Пензенской и Тамбовской губерниях. В Ершове семья увеличилась ещё на два человека: родился сын Пётр, а затем и дочь.

Братья Беляевы провели своё детство в селе Ершове. Александр Беляев в своих воспоминаниях подробно описывает дом, в котором они жили после смерти отца, детские игры, говорит о домашнем учении. Учили мать и старшие сёстры, хорошо знавшие не только русский, но и французский и немецкий языки. Александр Петрович вспоминал, что однажды ему попался песенник, содержащий различные солдатские суворовские песни. По его словам, из этого песенника он "научился гордиться тем, что он русский, член великого народа, войска которого прошли Альпы, Дунай, Кавказ".

В 1813 году Александра Беляева увезли из Ершова в подмосковное имение князя Василия Васильевича Долгорукова - Волынщина-Полуэктово (ныне село Волынщино Рузского района Московской области). "Мы поселились в доме, занимаемом управляющим, потому что большой господский дом был разорён... Тут мы пробыли всю осень до зимы. А чтобы доставить какое-нибудь молодой княгине, князь (В.В. Долгоруков) пригласил в Полуектово известного исторического шута Ивана Савельевича", - вспоминал А.П. Беляев.

Детям в усадьбе скучать не приходилось. Они часто играли, например, в жмурки. При этом, шут Иван Савельевич, ловя детей и нагибаясь, чтоб их поймать, регулярно выбрасывал в воздух с характерным звуком достойный порции сероводорода, что веселило всю ребятню.

Когда наступили морозы, детям заливали для катания горку в роще у оврага рядом с речкой Рузой.

Из Полуэктова князь Долгоруков вместе с Сашей Беляевым ездил в уездный город: "В Рузе мы всегда останавливались в доме исправника. Город Руза, также как и другие города на пути следования неприятельской армии, представлял печальный вид разрушенных обгорелых зданий".

В самом конце года князь Долгоруков перевёз Сашу Беляева в Петербург. Вначале он жил в доме князя на Английской набережной (адрес не установлен), а в 1814-1815 годах в доме Долгорукова у Гагаринской пристани (ныне набережная Кутузова, 8). При содействии Василия Васильевича, 20 мая 1815 года Александр Беляев поступил кадетом в Морской корпус. "Мы учились много, - писал он впоследствии, - четыре часа до обеда и четыре после обеда". Изучали математику, артиллерию, фортификацию, геодезию, историю, географию, английский и французский языки. По выходе из корпуса Александр Беляев 23 февраля 1820 года был произведён в чин мичмана (первый офицерский чин) и 5 марта зачислен на службу в Гвардейский морской экипаж.

Младший брат, Пётр Беляев, который был тремя годами моложе Александра, тоже учился в Морском кадетском корпусе (7.06.1819-1822), был произведён 1 марта 1822 года в чин мичмана и назначен в Кронштадт, но вскоре, 16 марта, переведён в Гвардейский экипаж.

В 1821 году во время отпуска Александр Петрович посетил Ершово и провёл там четыре месяца. В 1823 году он плавал на фрегате "Проворный" в Исландию, а в следующем году на том же фрегате - к берегам Франции и в Испанию. В составе офицеров этого корабля кроме Беляева были Е.С. Мусин-Пушкин, П.Ф. Миллер, Н.А. Бестужев, М.А. Бодиско - все будущие декабристы.

Зимой 1824-1825 годов А.П. Беляев, на этот раз вместе с братом Петром Петровичем, снова навестил Ершово. По дороге туда, они останавливались в Москве в доме А.К. Разумовского (ныне ул. Казакова, 18). "Помнится, что в Москве мы останавливались на Гороховом поле в доме графа Разумовского, у одного из уполномоченных по делам графа, с которым я был знаком через И.М.Ф. и который бывал часто у матушки в Ершове. Пробыв здесь очень короткое время, мы выехали из Москвы и без особых приключений проехали всю дорогу".

В Чембарском уезде Беляевы посетили многие помещичьи имения, встречались с знакомыми их родных и друзьями своего детства. После четырёхмесячного отпуска братья уехали в Петербург, где вскоре стали участниками событий 14 декабря.

Братья Беляевы формально членами тайного общества декабристов не числились, но они приняли активное участие в подготовке восстания и 14 декабря 1825 года находились вместе с экипажем на Сенатской площади. По словам А.П. Беляева, он и его брат были "большими энтузиастами свободы" и "готовы были на всякое действие". Решение пострадать за определённую идею было непоколебимо у молодых людей.

Свободолюбивые взгляды сложились у них, как и у многих других представителей передовой молодёжи, на русской почве. Первые впечатления Беляевых об окружающей действительности были связаны с годами их жизни в селе Ершове. В этом селе и в соседних деревнях им не раз приходилось видеть тяжёлые картины крепостного быта, произвол помещиков и местных властей. Позднее, приезжая в отпуск в родные места, они наблюдали подобные же картины народной жизни. Несомненно, что эти детские и юношеские впечатления оставили глубокий след в их сознании. Переезд в Петербург и общение с передовой молодёжью расширили и углубили представление о положении дел в стране.

Александр Беляев в своих воспоминаниях даёт подробную характеристику той обстановки, которая оказала влияние на развитие у него революционных взглядов. Он говорит о бедственном положении крепостных крестьян, о жестокостях помещиков и исправников, "выбивавших подушные сборы чуть ли не пытками", о телесных наказаниях, во время которых "забивали иногда людей даже до смерти", тяжёлой, двадцатипятилетней солдатской службе, о "бесконтрольном деспотизме Аракчеева" и т.п. "В судах... господствовало кривосудие, - писал он, - взяточничество было почти всеобщим; процессы продолжались до бесконечности; кто мог больше дать, тот и выигрывал... и всё это было неизбежным следствием тогдашнего порядка вещей, в котором старший, кто бы он ни был, всегда был не начальником, а властителем и господином младшего, сильный слабого, богатый бедного. Никто не мог сослаться на своё право, потому что никакого права не было". "Можно себе представить, - заключал он, - какое потрясающее действие производило всё это... на умы и сердца".

Вольнолюбивые настроения усиливались под влиянием чтения передовой русской литературы. В это время появилась комедия Грибоедова "Горе от ума" и ходила по рукам в списках. "Наизусть уже повторялись его едкие насмешки, - говорил А.П. Беляев, - слова Чацкого "все распроданы поодиночке" приводили в ярость... "Полярная звезда", поэмы Рылеева "Войнаровский" и "Наливайко", ода Пушкина "Вольность" были знакомы каждому, сообщались и повторялись во всех дружеских и единомысленных кружках".

Оказали влияние "на умы и сердца" братьев Беляевых запрещённые сочинения, проникавшие в Россию из-за границы, а также революционные события на Западе. По возвращении в Петербург после первого отпуска в Чембарский уезд (1821) А.П. Беляев поселился в доме на Театральной площади (адрес не установлен), где жили знакомые офицеры братья Недобровы. У них часто собирались молодые люди для чтения книг. Беляев сблизился с ними. Читали сочинения Руссо, Вольтера, энциклопедистов и других писателей. Знакомство с прогрессивной литературой Запада сыграло свою роль. "От такого чтения во мне произошла перемена мыслей", - вспоминал он впоследствии.

Во время своего второго путешествия на фрегате "Проворный" А.П. Беляев и другие офицеры этого корабля познакомились в Гибралтаре с гимном Риего и испанскими революционерами (Рафаэль Риего - испанский революционер, видный деятель революции 1820-1823 гг., национальный герой испанского народа. Казнён по приговору королевского суда в 1823 г.). "После нашего плавания в Испанию, - указывал Беляев в своих воспоминаниях, - где мы видели подвижников свободы... где слушали марш Риего и с восторгом поднимали бокал в его память, мы, конечно, сделались ещё большими энтузиастами свободы... Имя Меттерниха произносилось с презрением и ненавистью", а "революция в Испании с Риего во главе... приводила в восторг таких горячих энтузиастов, как мы и другие".

А.П. Беляев отмечал, что чем сильнее действовала реакция, тем неудержимее было в умах противодействие. Недовольны были все мыслящие и образованные люди, которые не могли не видеть всех безобразий тогдашнего порядка вещей.

Александр Петрович говорил о своём кружке "свободомыслящих", в составе которого он назвал кроме себя и брата офицеров Гвардейского экипажа А.П. Арбузова и Д.И. Завалишина. К ним надо причислить не названных Беляевым Николая Бестужева, К.П. Торсона, М.А. Бодиско, В.А. Дивова и других входивших в состав этой группы моряков. В кружке рассуждали о том, какое устройство более полезно для России: монархическое или республиканское. "Все мы мечтали о республике, - указывал он, - все представляли себе золотое время народных собраний, где царствует пламенная любовь к отечеству, свобода никем и ничем не ограниченная, кроме закона, полное благосостояние народа". В кружке не только рассуждали, но и "были готовы на всякое действие, где надо жертвовать собой".

Следует отметить, что морская группа декабристов возникла и сложилась при активном участии К.Ф. Рылеева. Она имела постоянную связь со штабом готовящегося восстания.

Так братья Александр и Пётр Беляевы стали, по словам Михаила Бестужева, "настоящими декабристами из бывших на Сенатской площади".

Рано утром 14 декабря в казармы Гвардейского экипажа приезжали члены тайного общества Рылеев, Каховский и Якубович, с тем чтобы узнать настроение моряков. Каховский, испытывая решимость офицеров экипажа, между прочим, сказал: "Можно и отложить восстание до более благоприятного времени". На это А.П. Беляев возразил ему: "Нет, лучше не откладывать, если имеются люди, могущие вести временное правление. Другого такого случая может и не быть". Тогда Каховский сказал: "В таком случае станем действовать".

На гвардейских моряков декабристы особенно расчитывали, так как почти весь офицерский состав экипажа в той или иной мере был связан с Северным обществом. Офицеры Арбузов, братья Беляевы, Бодиско и другие вели среди матросов соответствующую агитацию, готовя их к открытому выступлению. В этот день, 14 декабря, после ухода Рылеева с товарищами на дворе экипажа произошли следующие события.

Бригадный командир Шипов, под начальством которого находился экипаж, пытался привести моряков к присяге Николаю, но офицеры и матросы отказались от этого. Раздавались крики о том, что надо идти на Сенатскую площадь. Шипов арестовал ротных командиров и отправил их в казармы, но они были освобождены братьями Александром и Петром Беляевыми. Появление на дворе Н. Бестужева и В. Кюхельбекера, сообщивших о событиях на Сенатской площади, решило дело. В это время донеслись выстрелы. Послышались крики: "Ребята, что вы стоите? Слышите стрельбу? Это наших бьют!" Вслед за этим раздалась громкая команда Николая Бестужева: "За мной! На площадь!" И возглавляемый им экипаж с развёрнутым знаменем двинулся со двора и направился на Сенатскую площадь, прибыв туда около часу дня. Моряки встречены были горячими приветствиями восставших войск.

После подавления восстания экипаж возвратился в казармы, где моряки были насильно приведены к присяге. Ночь была проведена неспокойно, вспоминал Беляев. Петербург представлял собой город после штурма. Всю ночь горели костры. Войска были размещены по всем частям. Конные патрули целыми отрядами разъезжали по пустынным улицам, потому что никто не выходил из дому.

Утром 15 декабря семерых офицеров морского экипажа, в том числе и братьев Беляевых, арестовали. Три недели их держали на главной гауптвахте, а 3 января 1826 года отправили в Петропавловскую крепость, где они содержались в камере № 22 Екатерининской куртины.

Через некоторое время Александр Беляев был вызван в Следственный комитет по делу декабристов для допроса. Когда ему развязали глаза (арестованных водили на допрос с завязанными глазами), он увидел огромный стол, покрытый зелёным сукном, и сидящих вокруг него членов комитета - важных генералов со звёздами. Допрашивал его А.И. Чернышёв. Первый допрос был короткий:

- Кто вас вывел на площадь?

- Мы вышли сами.

- Кто вас побудил на это дело?

- Никто.

- Бестужев был у вас?

- Был.

После этого арестованному снова завязали глаза и увезли в крепость. Подобным же церемониям и допросам подверглись и все остальные его товарищи.

Вскоре А.П. Беляева разлучили с братом и друзьями и заключили в одиночную камеру № 14 Невской куртины. В этом "4-аршинном пространстве", по его словам, стояли кровать и небольшой стол, а на нём лампадка с фонарным маслом, "копоть от которого проникала в нос и грудь". Окно было замазано и закрыто железной решёткой. Александр Петрович вспоминал: "Одиночное, гробовое заключение ужасно... То полное заключение, какому мы сначала подверглись в крепости, хуже казни. Многие покушались лишить себя жизни, глотали стекло, ударялись об стенку... Другие поплатились рассудком, некоторые умерли".

Из показаний декабриста В.А. Дивова следственной комиссии стали известны некоторые подробности "вины" братьев Беляевых, и они снова были вызваны на допрос. А. Беляев вспоминает:

"Чернышёв грозно сказал мне:

- Если вы будете запираться и не сознаетесь во всём откровенно, ничего не скрывая, то ведь мы имеем средства заставить вас говорить.

На это я ему ответил:

- Напрасно вы меня стращаете; решившись на такое опасное дело, я хорошо знал, чему подвергался, и был готов на всё, следовательно, ваши угрозы на меня не подействуют".

При дальнейших показаниях Беляев исходил из того, что комиссии было уже известно. Такому же допросу был подвергнут и младший брат Пётр.

В "Алфавите членам бывших злоумышленных тайных обществ" о вине Александра Беляева сказано: "Членом тайного общества не был, но о существовании и цели оного знал и склонялся ко введению республики, разделяя мнение о необходимости истребить царствующую фамилию. Узнав о замышляемом возмущении, решился принять в оном участие и 14 декабря внушал нижним чинам сомнение в присяге... На площади находился с экипажем".

О Петре Беляеве в "Алфавите" указано: "Желал видеть в России представительное правление... Узнав о предпринимаемом возмущении для введения конституции, решился участвовать в оном. 14 декабря ходил по ротам и, отклоняя нижних чинов от присяги, возбуждал их к неповиновению. На площади был впереди, кричал "Ура!" и ободрял солдат".

Братья Беляевы и ещё некоторые декабристы (всего 12 человек) были осуждены по IV разряду. Верховный уголовный суд приговорил их к ссылке в каторжную работу на 12 лет с последующим поселением в Сибири. Приговор был объявлен заключённым 12 июля 1826 года, а утром 13 числа моряков-декабристов вывели на берег Невы, посадили в арестантское закрытое судно и отправили в Кронштадт, чтобы исполнить над ними обряд лишения воинского звания. На флагманском корабле адмирала Кроуна, у которого они служили, над каждым из них были переломлены сабли, сняты с них эполеты и мундиры, и всё это выброшено в море. Затем осуждённых посадили на то же арестантское судно и привезли обратно в крепость, где они содержались до отправления на каторгу. 31 августа 1826 года братьям разрешено было переписываться с матерью.


2 февраля 1827 года, поздно вечером, в казематах братьев Беляевых в последний раз загремели дверные затворы и появившийся плац-адъютант Трусов объявил им об отправлении в Сибирь. Их привели в дом коменданта крепости, где уже были М.М. Нарышкин и А.И. Одоевский. Сторожа принесли оковы и всех четверых посадили, заковали ноги и дали верёвочки в руки для поддержания цепей. "С грохотом мы двинулись за фельдъегерем, которому нас передали, - вспоминал А.П. Беляев. - У крыльца стояло несколько троек. Нас посадили по одному в каждые сани с жандармом, которых было четверо, столько же, сколько и нас, и лошади тронулись". Ехали через Тобольск, Томск, Красноярск, Иркутск. 20 марта 1827 года прибыли в Читу. (Приметы А.П. Беляева: рост 2 арш. 6 вершк., "лицо белое, чистое, продолговатое, глаза голубые, нос большой, широковат, остр, на левую сторону покрививши, волосы на голове и бровях светлорусые, на правой щеке природная бородавка". Приметы П.П. Беляева: рост 2 арш. 6 5/8 вершк., "лицо белое, чистое, круглое, глаза светлосерые, нос небольшой, остр, волосы на голове и бровях светлорусые").

Сибирские дорожные впечатления немного места занимают в "Воспоминаниях" Беляева. Утомление от быстрой езды, холод, беспокойство от оков мешали наблюдению того, что встречалось ссыльным на пути. Однако запомнилось на всю жизнь гостеприимство сибиряков. Автор "Воспоминаний" описывает встречи с крестьянами на остановках, меблировку в их домах, их благосостояние и радушный приём. Он приводит такой случай. Как-то за Красноярском путники остановились обедать в первом попавшемся крестьянском доме и были поражены чистотой, порядком и обилием "кушаний и похлёбок, говядины, каши, жареной дичи, пирожных-колечек с вареньем". В заключение был подан превосходный пенистый квас. От платы хозяева отказались. Конечно, здесь речь идёт о старожилах-сибиряках. Более высокий уровень жизни сибирского крестьянина по сравнению с крепостным Европейской России, его "благосостояние" и "зажиточность", заинтересованность в повышении производительности труда и т.д. декабристы объясняли отсутствием крепостного права в Сибири. Увиденное ими как бы подкрепляло одно из основных требований программы декабристов - уничтожение крепостной зависимости. "Тут-то мы с торжеством говорили, - писал Беляев, - вот что значит свобода".

Но декабристы увидели в Сибири и другое: нищету и бесправие многих тысяч людей. Особенно тяжёлым было положение каторжан и ссыльно-поселенцев. Тот же А.П. Беляев рассказывает, что, когда он уже был на поселении, редкий день проходил, чтобы на его двор не приходили люди, возбуждавшие горькие чувства. "Это были несчастные, оборванные, полунагие, босые каторжники, которые, приходя, останавливались перед окнами и без обычных нищенских выпрашиваний молча стояли до тех пор, пока им не выдавалось что-нибудь; тогда они безмолвно уходили".

В Чите Беляевы нашли многих из декабристов, приехавших раньше их. Началась каторжная жизнь: кандалы, выход только под конвоем, даже в самой тюрьме, разные принудительные земляные и другие работы, которые изобретало для них начальство, - всё это испытали на себе Александр и Пётр Беляевы.

Казённый паёк (8 копеек в день на человека) ни в какой мере не обеспечивал сужествование каторжан, и они должны были сидеть, по выражению А.П. Беляева, "на одном хлебе и воде". Первое время жили только благодаря заботам жён декабристов, присылавших в тюрьму разную провизию и кушанья своего изготовления. А.П. Беляев с благодарностью вспоминал: "Чего не приносили нам от этих чудных добрых существ! Чего должно было им стоить наше прокормление! Каких хлопот и забот требовало оно от них лично, потому что это была дикая пустыня, а не столица, где с деньгами можно всё устроить... Где брали то, что нам присылали? Откуда они могли достать такое огромное количество провизии, которое нужно, чтобы удовлетворить такую артель?.. Эти великодушные существа, отказывая, я думаю, себе во всём, не переставали кормить нас".

В Читинской, а позднее в Петровской тюрьмах братья Беляевы жили в тесном содружестве с другими декабристами, являлись членами товарищеской артели. Заключённые добились того, что тюремное начальство отвело им место под огород. Огородником был выбран П.С. Бобрищев-Пушкин. Работали - копали, делали гряды и прочее - по очереди. А.П. Беляев вспоминал: "Овощи были превосходные, так что некоторые из них, как-то: морковь, свёкла, картофель и другие доходили до громадных размеров. Многие занимались изучением агрономии".

В Чите и Петровске братья Беляевы состояли в артелях мастеровых по самообслуживанию. Так, Пётр Петрович участвовал в работе артели по пошиву одежды, а Александр Петрович присоединился к группе столяров и, как он сам писал, "взял на себя сделать большой стол для обеда".

Очень напряжённой была умственная жизнь Александра и Петра Беляевых, что выразилось в их интенсивной работе по самообразованию. Братья приняли активное участие в деятельности "каторжной академии", в научных и литературных занятиях декабристов. Изучив английский язык, они перевели "Историю падения Римской империи" Э. Гиббона, романы Купера "Красный разбойник" и "Водяная колдунья". Свои переводы Беляевы читали на собраниях заключённых.

А.П. Беляев на всю жизнь сохранил светлые воспоминания о своих товарищах по заключению, об умственной деятельности ссыльных. Устройство "академии", пишет он, "было самой счастливой мыслью, достойной образованных и серьёзных людей". Там, в тюрьме, продолжает А.П. Беляев, "были собраны люди действительно высокой нравственности, добродетели и самоотвержения, и тут было так много пищи для ума и сердца, что можно сказать, заключение это... служило истинной школой мудрости и добра".

Вместе с другими декабристами братьев Беляевых перевезли из Читинской тюрьмы в Петровскую в сентябре 1830 года. Но уже в 1832 году они, как осуждённые по IV разряду, были освобождены от каторжных работ и отправлены на поселение. "Тут мы расстались навсегда с добрыми, преданными, истинными друзьями..." - с горечью вспоминал А.П. Беляев.

Местом поселения Петра Петровича Беляева был назначен город Минусинск Енисейской губернии, и его тотчас же отправили по назначению. Александра Петровича Беляева сначала поселили при Илгинском винокуренном заводе Иркутского округа. Но вскоре было получено указание начальства о ссылке его в Минусинск, куда он и был привезён 8 июля 1833 года.

Минусинск - центр обширного, но малонаселённого округа, входившего в состав Енисейской губернии. В то же время он был далёкой и глухой окраиной Российской империи (около 6 тысяч километров от Петербурга), одним из тех углов, о которых в официальных документах говорилось: "Места отдалённые..." В течение долгого времени Минусинский край являлся местом политической ссылки. Там была поселена группа декабристов. Туда были сосланы участники польского восстания, известный революционер М.В. Буташевич-Петрашевский, а в 90-е годы - социал-демократы.

В первой половине XIX века основное население округа составляли русские государственные крестьяне, казаки и ссыльно-поселенцы. Жили там и различные местные племена, так называемые "инородцы" - хакасы, сагайцы, кагинцы и другие. Однако население здесь было немногочисленно. Ко времени поселения там декабристов, то есть в 1830-е годы, во всём Минусинском округе проживало около 25 тысяч человек. Одно из селений края - Минуса в 1823 году было переименовано в город Минусинск, ставший административным центром. Но этот город долгое время ещё оставался прежней деревней. К 30-м годам в нём было немногим более тысячи жителей.

Основным занятием населения Минусинского округа и города Минусинска было сельское хозяйство: хлебопашество, скотоводство, огородничество. Сравнительно мягкий климат и плодородная почва позволяли собирать хороший урожай. Несмотря на наличие в крае свободных, незанятых земель, крупных земледельческих хозяйств из-за нехватки рабочих рук и полного отсутствия механизации там не было. Большинство старожилов-крестьян имели не более 30-40 десятин посева, то есть были людьми среднего достатка.

Домашние промыслы: шубный, кожевенный, мыловаренный и другие - являлись дополнением к основному хозяйству, имели подсобный характер. Они были расчитаны на обслуживание нужд одной семьи и лишь частично шли на местный рынок. Ремёслами (кузнечным, столярным, портняжным и др.) занимались главным образом поселенцы - выходцы из Европейской России.

Вместе с тем А.П. Беляев в своих "Воспоминаниях" указывал на низкий культурный уровень населения, его темноту и невежество. Так, описывая минусинских мещан и ремесленников, он подчёркивал, что портные, например, пропивались в кабаках до того, что тащили туда всё до последней рубашки. "Слабостями" - запоем страдали не одни мастеровые, но и некоторые "отцы города". Говоря о минусинских чиновниках, А.П. Беляев указывал на местного городничего, невежество которого доходило до того, что он серьёзно верил в "чудо-юдо" и "змея-горыныча". Самым образованным из "отцов" города был минусинский окружной начальник А.К. Кузьмин, "человек лет сорока", но и он отрицал пользу грамоты "для простонародья".

А.П. Беляев наблюдал и более мрачные картины: аракчеевские казённые поселения для ссыльных в некоторых сёлах округа - Ермаковском, Шушенском и других. Описывая свои поездки в Шушенское, он замечал: "Селения правильные, но какая-то грусть охватывает при виде этих пустынных улиц: ни одного женского лица, ни одного ребёнка".

Таким был Минусинский округ в 1830-е годы, когда туда стали прибывать в ссылку декабристы.

Первыми по времени поселения политическим ссыльными в Минусинске были декабристы С.Г. Краснокутский и С.И. Кривцов, прибывшие туда в 1829 году. Но прожили они там недолго и через два года были переведены первый в Красноярск, а второй - на Кавказ. В 30-е годы в город Минусинск и некоторые сёла округа прибыли восемь декабристов из Петровского завода после отбытия срока каторги. Это были Александр и Пётр Беляевы, И.В. Киреев, А.И. Тютчев, П.И. Фаленберг, А.Ф. Фролов, Николай и Александр Крюковы. Из Нарыма в 1836 году в Минусинский округ был переведён Н.О. Мозгалевский.

Состоятельных людей среди этой группы декабристов не имелось. Они вынуждены были обзаводиться небольшим хозяйством и жить на собственные трудовые доходы. Некоторые получали периодическую товарищескую помощь из средств "Малой артели", образовавшейся ещё в Петровской тюрьме.

По приезде в Минусинск братья Беляевы устроились на квартиру и сразу же стали раздумывать, какое им избрать занятие. "Мы были ещё молоды, - писал А.П. Беляев, - мне не было 30 лет, а брат был тремя годами моложе меня... Мы должны были трудиться для своего содержания, заводиться и заниматься хозяйством, что было в нашем вкусе и характере". Люди энергичные и предприимчивые, они не были по-барски непрактичны и сразу же деятельно занялись "домообзаводством".

Братья Беляевы решили заняться сельским хозяйством. Своё хозяйство они поставили по типу фермерского, что было тогда большим новшеством в Сибири. "Мы наняли пахотную землю, - рассказывал А.П. Беляев, - купили лошадей, бороны, наняли работников и сделались в полном смысле фермерами". Братья обрабатывали много пахотной земли, имели сенокосные угодья. Так как пашня была в 20 верстах от города, Беляевы устроили на ней полевой стан: избу для рабочих и для себя, а около неё ток для молотьбы и овины для сушки снопов. Они наладили образцовое хозяйство, делали всевозможные опыты, разводили новые культуры. Они впервые в крае стали сеять гречиху и гималайский многоплодный ячмень. Беляевы были горячими сторонниками и пропагандистами механизации сельского хозяйства, что было особенно важно для Минусинского края и вообще для Сибири, где ощущался острый недостаток рабочих рук. В письме к своим товарищам-декабристам А.П. Беляев указывал: "Здесь по малости рук и большому спросу на рабочих на прииски, чрезвычайно затруднительна бывает уборка хлеба. Здесь более, нежели где-либо, необходимо какое-нибудь орудие, которое облегчало бы уборку хлеба".

А.П. Беляев вспоминал, что ещё в Чите они занимались "изучением земледелия и вообще хозяйства, читали по этому вопросу книги с Константином Петровичем Торсоном, который основательно изучил этот предмет и написал несколько весьма интересных проектов об улучшении экономического положения России". Далее он свидетельствовал, что тогда уже Торсон сделал чертежи четырёхконной молотилки-веялки-сортировки, а когда они с братом уезжали на поселение, он передал им эти чертежи. И вот братья приступили к постройке молотильной машины. "Мы отыскали мастеров, столяров и принялись за дело, - продолжает Беляев. - Когда всё было устроено, на пробу собрались многие знакомые из города. Рожь молотилась очень чисто, ячмень и овёс хуже, так что приходилось его перебивать второй раз. Но всё же было дело сделано, и машина отправлена на пашню".

Устройство Беляевыми молотильной машины явилось первым опытом сельскохозяйственной механизации в Минусинском крае. Много внимания уделялось усовершенствованию пахотных орудий. Так, в хозяйстве появились "сабаны" - небольшие плуги, переделанные и упрощённые из больших тяжёлых плугов, "весьма удобные... Ими пахать очень легко и можно пахать мелко и глубоко".