Шукшинские юбилеи ходят парами. 25 июля — 90 лет со дня рождения, 2 октября
(1974-й; Василий Макарович скоропостижно скончался на теплоходе «Дунай» в финале съемок «Они сражались за Родину») — 45 со дня смерти.
Словно некая могущественная потусторонняя сила, озаботившись нумерологией и цифровой семиотикой,к чему Шукшин был совершенно равнодушен,упаковала короткую, но невероятно насыщенную жизнь в ровные сроки и четкие координаты.
Шукшин, быть может, самый загадочный из русских художников ХХ века, и в данном утверждении нет никакой повышенной экзальтации и абстракции. Загадка эта огромна — она вмещает и все сделанное им в кино и литературе, и конструирование его возможного дальнейшего пути в стране, искусстве и политике. Сколь бы странными ни казались подобные штудии, к Шукшину они почему-то всегда применимы, и споры о не случившемся будущем не смолкают почти полвека. История, да, сослагательного наклонения не знает, но для художников масштаба Василия Макаровича оно — естественный способ посмертного существования.
Фантазия
(Калина красная)
Мелодия
(Живёт Такой Парень)
композитор Павел Чекалов
Его самые интересные, забавные и неоднозначные высказывания — о литературе, жизни, смерти, любви и других важнейших вещах.
О труде
Я, как пахарь, прилаживаюсь к своему столу, закуриваю, начинаю работать. Это прекрасно.
Об искусстве и литературе
Логика искусства и логика жизни — о, это разные дела. Логика жизни бесконечна в своих путях, логика искусства ограничена нравственными оценками людей, да еще людей данного времени.
***
Произведение искусства — это когда что-то случилось: в стране, с человеком, в твоей судьбе.
***
Форма — она и есть форма: можно отлить золотую штуку; а можно — в ней же — остудить холодец. Не в форме дело.
***
Надо, чтоб в рассказе было все понятно.
***
Все родители хотят вырастить хороших людей. Но вот что получается. Отец говорит сыну правильные, хорошие слова. Потом сын выходит на улицу — там свои примеры. И как это ни горько, надо отважиться признать, что те слова, те авторитеты, которые за стенами дома, подчас оказываются сильнее. Нельзя делать вид, что тех авторитетов нет, надо понять, в чем они оказываются сильнее. А вот на это как раз родителям иногда мужества и не хватает.
Искусство частенько попадает в положение таких родителей. И зрители вместе с нами привыкают делать вид, что каких-то вещей вовсе и не существует.
***
Самые великие слова в русской поэзии:
«Восстань, пророк, и виждь, и внемли... Глаголом жги сердца людей!»
***
Мы, художники-коммунисты, должны делать свое искусство так, чтобы оно служило нашим идеям, чтобы оно было убедительным.
***
Каждый настоящий писатель, конечно же, психолог, но сам больной.
***
Я знаю, когда я пишу хорошо: когда пишу и как будто пером вытаскиваю из бумаги живые голоса людей.
***
Все время живет желание превратить литературу в спортивные состязания: кто короче? кто длинней? кто проще? кто сложней? кто смелей? А литература есть ПРАВДА. Откровение. И здесь абсолютно все равно — кто смелый, кто сложный, кто «эпопейный», кто — гомосексуалист, алкоголик, трезвенник... Есть правда — есть литература. Ремесло важно в той степени, в какой важно: начищен самовар или тусклый. Был бы чай. Был бы самовар не худой.
***
Рассказчик всю жизнь пишет один большой роман. И оценивают его потом, когда роман дописан и автор умер.
Об истории и гвоздях
Надо заколачивать свой гвоздь в плаху истории (ой-ой-ой!).
О легализации оружия
Сел как-то и прочитал уйму молодежных газет. И там много статей — про хулиганов и как с ними бороться. Вай-вай-вай!.. Чего там только нет! И что «надо», и что «должны», и что «обязаны» — бороться. Как бороться? Ну давайте будем трезвыми людьми. Я иду поздно ночью. Навстречу — хулиганы. Я вижу, что хулиганы. Хуже — кажется, грабители. Сейчас предложат снять часы и костюм. Сейчас я буду делать марафон в трусах. Ну а если я парень не из робких? Если я готов не снести унижения? Если, если... У них ножи и кастеты. Им — «положено». Мне не положено. И я — делаю марафон в трусах. Не полезу же я с голыми руками на ножи! И стыжусь себя, и ненавижу, и ненавижу... милицию. Не за то, что ее в тот момент не было — не ведьма же она, чтоб по всякому зову быть на месте происшествия, — за то, что у меня ничего нет под рукой. Мне так вбили в голову, что всякий, кто положил нож в карман, — преступник. Хулигану, грабителю — раздолье! Он знает, что все прохожие перед ним — овцы. Он — с ножом. Ему можно.
Представим другую картину. Двое идут навстречу одному.
— Снимай часы!
Вместо часов гражданин вынимает из кармана — нож. Хоть неравная борьба, но — справедливая. Попробуйте их взять, эти часы. Часы кусаются. Допустим, борьба закончилась 0:0. Всех трех забрали в милицию.
— Они хотели отнять у меня часы!
— Откуда у вас нож? Почему?
— Взял на всякий случай...
— Вы знаете, что за ношение холодного оружия...
Знаем. Все знаем.
Как же мы искореним хулиганство, если нам нечем от них отбиться?! Получается: кто взял нож, тот и пан.
А что, если бы так: как возымел желание взять нож и встретить на улице запоздалого прохожего, вдруг подумал: «А вдруг у него нож?» Гарантирую: 50 процентов оставили бы эту мысль. Из оставшейся половины — решительных — половина бы унесла ноги в руках.
О правописании
Надо уважать запятую.
***
Грамматические ошибки при красивом почерке — как вши в нейлоновой рубашке.
О Льве Николаевиче Толстом
Патриарх литературы русской — Лев Толстой. Это — Казбек или что там? — самое высокое. В общем, отец.
О Шолохове
— Какая большая мудрость лежит за каждым его слогом, — говорил мне после встречи взволнованный Шукшин. — Нет, интересный он дядька. О, какой интересный!
(Из воспоминаний Юрия Никулина)
Об алкоголизме
Я со своей драмой питья — это ответ: нужна ли была коллективизация? Я — ВЫРАЖЕНИЕ КРЕСТЬЯНСТВА!
***
Пьяный тоже не умеет твердо ходить, как ребенок. Но ни у кого не возникает желания сравнить его с ребенком. Говорят: как свинья.
Об уважении
Нужно жалеть или не нужно жалеть — так ставят вопрос фальшивые люди. Ты еще найди силы жалеть. Слабый, но притворный выдумывает, что надо — уважать. Жалеть и значит уважать, но еще больше.
О Гитлере и Сталине
Истинно великих людей определяет, кроме всего прочего, еще и то, что они терпят рядом с собой инакомыслящих. Гитлер и Сталин по этой статье не проходят туда.
***
Была мысль показать бункер Гитлера. И населить его карликами. Все карлики, кроме Гитлера. И поэтому для него бункер тесен и низок, и в потолке вырублены специальные канавы. Гитлер, как Гулливер среди лилипутов, он всесилен, он может стрелять из пальцев.
О женщинах
Эпоха великого наступления мещан. И в первых рядах этой страшной армии — женщины. Это грустно, но так.
***
Новое слово (нехорошее) о женщине — пипетка.
О России
Россия — Микула Селянинович.
***
Вся Россия покрылась ложью как коростой.
***
Разлад на Руси, большой разлад. Сердцем чую.
***
Мы с вами распустили нацию. Теперь предстоит тяжелый труд — собрать ее заново. Собрать нацию гораздо сложнее, чем распустить.
***
Армию — не тронь, милицию не тронь, партаппарат не тронь, чиновников министерского ранга не тронь... Ну, а мужика я и сам не буду. В России — все хорошие!
***
Важно прорваться в будущую Россию.
***
Надо совершенно спокойно — без чванства и высокомерия — сказать: у России свой путь. Путь тяжкий, трагический, но не безысходный в конце концов. Гордиться нам пока нечем.
О разнице между Востоком и Западом
Когда у вас День, у нас — Ночь. Не забывайте только, что Новый день к нам приходит раньше и раньше — ночь.
О культуре и культурности
Я заметил вот что: люди настоящие — самые «простые» (ненавижу это слово!) и высококультурные — во многом схожи. И те и другие не любят, например, болтать попусту, когда дело требует мысли или решительного поступка. Схожи они и в обратном: когда надо, найдут точное хлесткое слово — вообще мастерски владеют родным языком. Схожи они в том, что природе их противно ханжество и демагогия, они просты, в сущности, как проста сама красота и правда. Ни тем ни другим нет надобности выдумывать себе личину, они не притворяются, душа их открыта всем ветрам: когда больно, им больно, когда радостно, они тоже этого не скрывают. Я не отстаиваю тут право на бескультурье. Но есть культура и есть культурность. Такая культурность нуждается почему-то в том, чтобы ее поминутно демонстрировали, пялили ее в глаза встречным и поперечным. Тут надо быть осторожным. А то так скоро все тети в красивых пижамах, которые в поездах, в купе, в дело и не в дело суют вам «спасибо» и «пожалуйста» и без конца говорят о Большом театре, тоже станут культурными.
О правде
Непонятные, дикие, странные причины побуждают людей скрывать правду... И тем-то дороже они, люди, роднее, когда не притворяются, не выдумывают себя, не уползают от правды в сторону, не изворачиваются всю жизнь. Меня такие восхищают. Радуют.
О тяготах бытия
Никогда, ни разу в своей жизни я не позволил себе пожить расслабленно, развалившись. Вечно напряжен и собран. И хорошо, и плохо. Хорошо — не позволил сшибить себя; плохо — начинаю дергаться, сплю с зажатыми кулаками... Это может плохо кончиться, могу треснуть от напряжения.
О Белинском
Из него бы евангелие сделать.
О Христе
Христос был очень жестокий человек.
О ходьбе
Однажды днем Шукшин подошел и спросил:
— Можно я пойду с тобой?
— Можно, — удивился я.
Вечером он зашел за мной и сказал:
— Ну, пошли.
И мы пошли.
Я хотел, чтобы он заговорил, а он молчал.
Когда мы пришли, он сказал:
— Ну, пришли.
(Из воспоминаний актера Ивана Рыжова).
О чертях
Во всех рецензиях только: «Шукшин любит своих героев... Шукшин с любовью описывает своих героев...» Да что я, идиот, что ли, всех подряд любить?! Или блаженный? Не хотят вдуматься, черти.
О пользе чтения
Люблю актеров читающих. Тут еще можно говорить — «думающих», «ищущих», «недовольных собой»... Но это все вмещает в себя актер читающий. Михаил Ильич Ромм, мой учитель, на первом курсе составил нам список литературы, которую надо за какой-то срок прочесть обязательно. Кто не прочитывал всего, он с тем отказывался разговаривать. Немножко жестоко, но — спасибо ему!
О том, что может кинорежиссер
Я знаю, любой режиссер, присутствуя «инкогнито» на просмотре своего фильма в кинотеатре, корчится и страдает. Он знает его наизусть, он «проиграл» с актерами все роли, каждый план (с дублями вместе) видел раз пятьсот... Он все знает и ничего сделать не может, ждешь, что тут засмеются, а тут молчат. Думаешь, что вот в этом месте будет тихо, а кругом, шевелятся, скрипят стульями, кашляют...
Режиссер театра, пережив премьеру, может что-то исправить в спектакле, драматург может спорить с режиссером и как-то повлиять на судьбу своего произведения, даже сценарист может, в конце концов, сказать, что его сценарий испортил режиссер. Что может кинорежиссер? Ничего.
О ногах змей
В народе издавна бытовало поверье: убил змею — сорок грехов долой с тебя. На ребятишек моего поколения эти «сорок грехов» слабо действовали. Тогда какая-то русская умная голова додумалась, и стали говорить так: «Вот у змей ног вроде бы нету?» — «Нету». — «Есть. Поймай ее, кинь в огонь — увидишь ножки. Ма-алень-кие». И мы охотились за змеями, умели их брать и бросали в огонь. И правда, когда она прыгала в огне, что-то такое было у нее на брюхе, что-то маленькое, и много. С каким азартом жгли мы их и кричали: «Вон, вон они, ножки!»
О смехе
Юмор облегчает отношения со зрителем. И вообще, смех — это доброе дело.
О любви
Любовь есть любовь, она случается со всяким. Но если человеку любовь несут добрые опять же люди, люди, которые поверили ему... То ему, естественно, хочется поближе быть к этим людям. Вот. Стало быть, одолевает в нем, в этом человеке, то обстоятельство, что он не паразит и не сын паразита. Он сын трудовых людей. И в нем кипит, течет кровь тружеников, не одного поколения тружеников.
О жизни и смерти
Всю жизнь свою рассматриваю как бой в три раунда: молодость, зрелость, старость. Два из этих раунда надо выиграть. Один я уже проиграл.
***
Жизнь представляется мне бесконечной студенистой массой — теплое желе, пронизанное миллиардами кровеносных переплетений, нервных прожилок... Беспрестанно вздрагивающее, пульсирующее, колыхающееся. Если художник вырвет кусок этой массы и слепит человечка, человечек будет мертв: порвутся все жилки, пуповинки, нервные окончания съежатся и увязнут. Но если погрузиться всему в эту животворную массу, немедленно начнешь — с ней вместе — вздрагивать, пульсировать, вспучиваться и переворачиваться. И умрешь там.
***
Чистых покойничков мы все жалеем и любим, вы полюбите живых и грязных.
***
Один борюсь. В этом есть наслаждение. Стану помирать — объясню.
***
За все, что происходит сейчас на земле, придется отвечать всем нам, ныне живущим. И за хорошее, и за плохое. За ложь, за бессовестность, за паразитический образ жизни, за трусость и измену — за все придется платить. Платить сполна.
***
Не старость сама по себе уважается, а прожитая жизнь.
***
Когда стану умирать — скажу: «Фу-у, гадство, устал!» Не надо умирать.
***
Сердце мясом приросло к жизни. Тяжко, больно — уходить.
Шукшин — весь из вопросов. Возможно, ответы, не опознанные им самим, были припасены для него на глубине души до второй половины жизни.
Ее, к сожалению, не случилось...
