Черная свадьба. Обрядовые похороны невесты
Мы привыкли представлять себе русскую народную свадьбу
как многодневное
безудержное веселье: гости лихо пьют, хорошо закусывают, до
упаду пляшут,
до хрипоты поют, а потом с упоением дерутся. Но в
действительности эти гулянья
— лишь вторая часть народного свадебного ритуала,
когда-то называвшаяся
«красным столом». Первая его часть — «черный стол» —
почти полностью забыта.
В древности, согласно правилам «черного стола», невеста должна
была ехать
на обряд освящения семейного союза не в праздничном платье,
как это часто
показывают в фильмах, а в траурном одеянии, словно на похороны.
Да это и
были её ритуальные похороны, а в глазах сопровождающих
обрученная была
никем иным, как живым мертвецом.
Представления о невесте как о лиминальном
(от латинского limen, liminis — порог, врата) существе,
находящимся между
миром живых и миром мертвых, своими корнями уходят в эпоху
доклассовых
обществ и встречаются у многих народов. Речь идет
о рудиментах так
называемых обрядов перехода (инициациях), с помощью
которых человек
менял свой экзистенциальный статус: рождение —
совершеннолетие — брак
и смерть (число стадий у разных народов варьировалось).
Все эти обряды
объединяло одно: они были нужны для удачного контакта
с миром мертвых.
С превращением подростков во взрослых членов племени
(совершеннолетием у мальчиков и браком у девочек) — ситуация
была более сложная. Покойников не только боялись, но и почитали
как источник разного рода знаний: предсказаний, советов и опыта.
И дабы эти знания добыть, необходимо уйти в царство мертвых, то
есть временно умереть.
Путешествие в загробный мир не было аллегорией: у современных
первобытных народов до сих пор считается, что человек во время
инициации покидает этот свет по-настоящему. В иной реальности
он проводил некоторое время. Все это время инициируемый
считался
живым мертвецом и реальным источником опасности для
своих живых
соплеменников. Именно в таком положении находилась и невеста
после обручения и до дефлорации в брачную ночь (с принятием
христианства — обычно до венчания).
Конечно, у славян, как и у других европейских народов, изначальный
смысл происходящего был забыт много сотен лет назад. Уже никто
не шел к мертвецам, но смутное ощущение того, что с невестой
происходит
что-то неладное, можно было уловить в крестьянской обрядности,
которую помнили ещё наши прадедушки и прабабушки.
По традиции после домашней помолвки невесты сразу надевали траур:
в одних областях белые рубахи и сарафаны (белый цвет — цвет снега
и смерти у славян), в других — черные (влияние христианского
представления о скорби). В Архангельской губернии вообще голов
у невесты покрывал куколь, в котором обычно хоронили. После этого
для девушки наступала пора исполнять обряд оплакивания
своей судьбы.
Невеста оплакивала себя как покойника: на Новгородчине,
например,
до сих пор поется о саване, который она хочет получить
в подарок.
Во многих странах невестам было запрещено говорить,
смеяться,
выходить на улицу, иногда даже садиться за общий стол.
Они мертвы, им нельзя заниматься ничем, кроме приданого,
и то лишь потому, что по поверьям, женским душам в
потустороннем
мире разрешено прясть и шить. Само слово «невеста» значит
«неизвестная» (от «не ведать»), то есть обезличенная,
как все покойники.
Некоторые обычаи хранят память о страхе, который когда-то
испытывали родители перед своими «умершими» дочерьми.
Именно он лежал в основе традиции запирать невест в чулане.
Наконец, и традиционное покрывало, трансформировавшееся
позднее в фату, изначально было средством скрыть невестин
взгляд, который некогда воспринимался всё равно что ведьмин.
Жених же принадлежал к миру живых. Соответственно, в его
задачу входило отправиться в мир мертвых, найти там свою
невесту и вернуть её к жизни, сделав женщиной.
Само прощание
жениха с родителями и родственниками перед отъездом за
невестой воспроизводит речь человека,
лежащего на смертном одре.
Приехав к невесте, юноша обнаруживал, что её подруги не
пускают его в дом. В Нижегородской губернии «охранницы»
прямо завляли, что в доме лежит мертвец. Единственный
способ попасть туда — заплатить выкуп за ворота, двери,
лестницу и т. п. В архаичных представлениях это
типичная ситуация для живого, попавшего в потусторонний мир
. Изначально надо было правильно назвать имена всех входов
и выходов, дабы они открылись. Позже ритуал называния
рансформировался в требование денежного выкупа.
Но жених являлся к невесте тоже не в одиночку, с ним были
дружка (главный распорядитель из женатых
родственников жениха)
и тысяцкий (крестный жениха). Без них живой в мире мертвых
очень уязвим, поскольку рискует встретиться с куда более
коварными обитателями потустороннего мира,
чем подруги невесты.
Дружка орудовал кнутом, хлеща им крест-накрест,
отпугивая бесов.
Он же мог помогать жениху искать невесту.
Через плечо у него
было повязано особое полотенце — вышитый
красным рушник.
Это был символ пути в иной мир: на рушниках опускали
гроб в могилу, а иногда даже клали на покойного. После
благословения родителей невесты свадебный поезд.
В её руках был веник — оберег от нечистой силы, чтобы
та не удерживала её от возвращения в мир живых.
Но вот все предосторожности соблюдены, невеста выкуплена,
совершен обряд освещение семейного союза и ее привезли
в дом к жениху. В доме мужа невеста надевала белую рубаху
с пестрой вышивкой и праздничную поневу (юбку)
красного цвета
. Девичья коса расплеталась, а на голову надевалась кичка —
головной убор замужних женщин.
После молодых провожали в спальню. Наутро перед гостями
появлялся заново рожденный человек, причем в древности
это понималось буквально: та, что стала женой, меняла не только
фамилию (родовое имя), но и личное имя.
За ХХ столетие содержание и порядок традиционного
свадебного
обряда забылся окончательно. Из некоего сакрального
акта
пробуждения женского начала свадьба
превратилась в большую
вечеринку по случаю получения двумя молодыми
людьми штампа
в паспорте. Белоснежное платье невесты не имеет
ничего общего
с трауром. Жених из опасливо крадущегося по
миру мертвых
чужака стал безусловным хозяином положения.
Он сам
выкупает невесту и сам отгадывает загадки её подруг,
вошедшие в моду в 1950-е годы.
Свидетели, пришедшие на смену дружке, нужны только
для того, чтобы поставить свою подпись в ЗАГСе. За них
все делает тамада или ресторанный распорядитель
. Об их
прежней роли напоминает лишь лента через плечо, в которую
трансформировалось погребальное полотенце.
Ритуальный
веник давно превратился в невестин букет.
Фата не обязательна:
взор новобрачной теперь никого не пугает. От прежнего
обычая остался лишь запрет молодоженам смотреть друг
другу в глаза во время обмена кольцами, а то будут
изменять.
Плакать невесте теперь тоже незачем. Всплакнуть
можно разве
что с утра перед приездом жениха. Вместо кладбища
новобрачные
теперь заезжают к вечному огню или памятникам.
Сохранились
подношение каравая, осыпание зерном и монетами —
это понятно: семейного согласия и достатка хочется во все
времена. По этой же причине остались и
многочисленные обереги.
Смутным напоминанием о воскрешении новобрачной
служит
обряд её кражи в конце свадебного банкета, но здесь
произошло явное смешение с кавказской традицией.
И ищут её теперь не родственники, а молодой муж —
так логичнее с точки зрения здравого смысла, ведь об
истинном значении традиции уже никто не помнит.
|
