Цитата сообщения Wesaus Зябко

Когда ящерица теряет хвост, говорят, у неё вырастает новый.

Я не ящерица, да и сам не видел, привычно поёживаюсь я, запахивая поплотнее куртку. Зябко. Впрочем, как всегда последние несколько лет… С тех пор, как я умер.

Когда человеку отрывает руку, говорят, фантомные боли мучают его долго-долго, порою всю жизнь… А вот в первые страшные мгновения, пока не пришло физиологическое осознание потери, человек не чувствует боли – шок. А потом – болит. Болит то, чего нет. Но было.

Когда курице отрубаешь голову, её тело некоторое время носится по земле, взметая столбы пыли – будто растерянно ищет то, чего нет. Но было.

Не знаю, я не курица. Надо всё-таки и верхнюю пуговку застегнуть. Зябко…

Фантомных болей не было, не надо путать отрубленную руку и курицу в один котёл. Объединяет их только одно – «было»… И в первое страшное мгновение не было никакого безболезненного шока – боль накрыла на секунду раньше, чем тело страшной дугой выгнуло в первом приступе потери.

– Держи его, блядь! Голову разобъёт!

Сашка сидит у меня на груди, сдавив грудную клетку тушей боксёра-тяжеловеса, Серёга держит ноги, а Миха трясущимися от ужаса руками пытается открыть бутылку анестетика – водочная пробка не поддаётся, и Миха, сделав лишнее усилие, нечаянно отламывает стеклянное горлышко. В центре композиции – страшно, не по-человечески ревущая плоть, выворачиваемая наизнанку внутренними упругими дугами, которая ещё несколько минут назад была мною.

– Лей, чё ты телишься!! – страшно кричит Сашка, и Миха расплёскивает в район моего рта кровавые протуберанцы водки – порезался, нечаянно отломав горлышко.

Литр входит в меня весьма нецеленаправленно, но попавшего хватает, чтобы через пару минут Сашка сидел на мне уже не боясь свалиться…

Я не помню этих мгновений. Я просто могу сейчас смотреть на них со стороны, запахиваясь поплотнее в куртку…

Сашка ещё придерживает меня – тело перестало выгибаться в страшных конвульсиях, но лёгкие непостижимым образом ревут бесконечную долгую ноту…

Миха не выдерживает, глаза лопаются слезами, а голос прорывается раненым криком:

– НЕТУ ЕЁ, НЕТУ! ВСЁ! НЕ ВЕРНЁШЬ, ПОНИМАЕШЬ!!

Он прав, прав, тысячу раз прав – нужно подвести черту, страшную жирную черту, чтобы спасти того, кто остался по ЭТУ сторону черты. Но в тот момент Миха ещё не понял – моё сердце ушло туда – ЗА черту. За тобой. С корнем. Со всеми подземными трюфелями. Оставив лишь развороченную земляную яму в груди…

– Время не подскажете?

Поёживаясь, отрицательно качаю головой, добавляя:

– Много. Очень много…

…Чтобы дотянуться до смысла, нужны силы. Сил не было. Впрочем, смысла тоже…

Была только боль. Не фантомная. Фантомная, это когда руку… Но моё сердце ушло за тобой – я сам был отрубленной рукой. Как болит отрубленная рука с точки зрения отрубленной руки?..

…Первые два месяца я просто не помню. На несчастных, ставших вдруг ненужными библиотечных карточках мозга остались лишь беглые эпизодические заметки.

…Вот я в ванне. Стою. Как давно – не помню. Рука под струёй воды. С омываемых костяшек бледно сочится кровь, теряясь в проточном потоке…

…Укол в ногу – включается запись нового эпизода. Я наступил на мобильник, валяющийся на полу. Наступил в который раз – некоторые кнопки уже вывалились, экран давно треснул, встречая мою ногу каждый раз ослепительным уколом. Бездумно смотрю на мобильник, рефлекторно даже не отряхивая ногу от стекла. Выхожу из кадра. На стене хорошо виден участок засохшей крови – кто-то бил кулаком, обои висят лохмотьями, штукатурка…

…Сижу, положив голову на стол. Кухня. У уха стоит радиоприёмник, принесённый, кажется, Серёгой. За чёрной сеткой динамика червивые голоса играют в привычную для себя игру – влетают в одно моё ухо, вылетают в другое. В приёмнике встречаются снова и, по-моему, делятся впечатлениями об этом прыжке через голову, лежащую на столе…

…Мужики в то время подумали, что я «стал приходить в себя». Вой и выворачивание мяса наружу остались в относительном прошлом, вот и подумали…

А я просто стал остывать… Сам момент, как я ушёл из себя, не помню, помню, что в какой-то момент просто понял, что умер. Потому что не может человек жить с выкорчеванным сердцем… Некоторые идиоты говорят, что «сердце разбито»… Не знаю, что-то я не слышал, чтобы в груди у кого-нибудь позвякивало при ходьбе…

А дыры на том месте, где росло сердце, видел… Точнее, видел, как каждый второй кутается поплотнее в куртку… Зябко…