Жил да был один человек. Не был он ни богат, ни беден. Ни красив, ни уродлив. Никаким он был, обычным, серым человеком. Не было у него ни мечтаний, ни желаний. Был дом, хозяйство, немного денег, да стены той крепости, куда он никого не пускал. Крепости своей жизни. Оттого и не было у него ни детей, ни жены, ни друзей, никого, с кем он мог бы хоть чем-то поделиться, хотя бы даже мыслями или новостями. Так он и жил.
Пока все вокруг испытывали чувства, страдания, радости и горести, он лишь усмехался про себя, думая, что все вокруг кружатся, гоняясь за сиюминутным, а он-то думает о вечном. Он видел себя и философом, и писателем, живописцем и скульптором, политиком и великим коллекционером. Но ни одно из своих начинаний он так и не завершил. Его великий философский труд лишь один раз помог разжечь огонь в камине. Написав две главы книги о любви, он забросил её на книжную полку до лучших времён. Его картина гордо занимала своё место на чердаке, глиняные фигурки достались детям, а коллекция марок была успешно истрачена на то, чтобы послать всем письма на Рождество. Ничем он не выделялся, хотя и очень хотел. Ну а чтобы все думали, что он особенный, он и построил ты крепость вокруг своей персоны, окружив себя самого завесой таинственности и замуровав себя в небольшой черепной коробке, своей черепной коробке.
Жил ли он в полном смысле слова? Нет, конечно же, он просто существовал, никак не развиваясь, ничего не желая, постепенно умирая. Его иногда занимал вопрос, зачем он живёт, но не более, чем на несколько минут. Ему вообще ничто не было интересно. Но вот однажды он увидел, идя по улице, как горит дом. Вокруг стояла толпа праздных зевак, которые ничем не пытались помочь, лишь только очередными бесполезными советами, да пререканиями с теми, кто действительно хоть что-то делал. Он как всегда хотел пройти мимо, лишь немного скривив губы в усмешке, но вдруг что-то привлекло его внимание.
Этим чем-то была девушка неземной красоты, которая стояла прямо около горящего здания, даже не задумываясь, что она может пораниться или даже умереть погребённой под горящими обломками. Она тихо стояла, никого не замечая, не плача, вообще ничего не выражая. На щеках ещё блестели остатки невысохших слёз, рядом лежали клочки волос, но красные глаза явно были окрашены скорбью, которую уже не победить, каплями солёной воды, которой нет, полным отсутствием жизни с сего момента. "Что с вами случилось?" - вдруг прозвучал неожиданный даже для него самого вопрос.
- Погибло всё, ради чего я жила
- А ради чего вы жили?
- Ради своих детей. Слышишь крики? Так вот, это они. Два мальчика, которых я всегда любила больше жизни, но которых больше нет.
- Жить ради кого-то, кроме себя? Но почему?
- Родив ребёнка, полюбив человека, ты становишься другим. Ты уже больше не просто ты, теперь они - часть самой твоей натуры, неотъемлемая часть. Когда же ты её теряешь, то понимаешь, что жизни для тебя больше нет.
Ничего не ответил человек, но что-то в его душе всколыхнулось. Мёртвое уже сердце загорелось снова. Поддавшись сиюминутному порыву, чего он никогда в жизни не делал, он бросился в горящий дом, несмотря на все предостерегающие крики праздной толпы. Не думая, что он делает и зачем, он побежал на крики. Открыв дверь, он увидел двух мальчишек лет десяти, которые были окружены огнём и как могли жались друг к другу. Человек понял, что не ожегшись, он к ним не пройдёт, но под воздействием всё того же, незнакомого ему доселе, чувства сострадания он прошёл к ним сквозь огонь, взял их на руки и побежал обратно. Он буквально ощущал, как погибает его оболочка, но знал, что при этом оживает его сердце. Он выбежал на улицу, подошёл к той женщине и отдал ей детей. Сам же тут же свалился ей под ноги.
- Зачем ты это сделал? Ты же мог погибнуть!
- Потому что в душе я погиб задолго до этого момента, а смерть бы пришла всё равно.
- Но ты выживешь! Я потрачу все свои средства, чтобы поставить тебя на ноги, ты вернул мне саму жизнь!
- Это ни к чему, я уже умираю.
- Скажи тогда хотя бы своё имя, чтобы я могла помнить имя спасителя моих детей.
Человек же лишь улыбнулся, но на сей раз по-настоящему, по-человечески.
Через три дня два мальчика и женщина стояли у безымянной могилы, одетые во всё чёрное, тихо плача. А на могиле красовалась лишь одна запись: