Надо успеть, обязательно надо успеть. Проклятый будильник не сработал, в желудке нет традиционной яичницы с беконом.
Время уже давно истекло, но вдруг самолёт задержали по техническим причинам?

Такси с визгом останавливается на стоянке аэропорта, и одновременно с этим в воздух взмывает ТУ-154. Не успел. Может быть, вернут билет. А пока – домой. На этом же такси. Чемодан с одеждой кажется неприподъёмно тяжёлым, яичница со скрипом и неохотой проваливается в желудок, бекон встаёт поперек горла. Я валюсь на кровать, включаю телевизор и вижу Катерину Андрееву, кадры горящего фюзеляжа. Катастрофа на рейсе «Екатеринбург – Москва». 140 погибших. В живых не осталось никого.

Задыхаясь, бегу к телефону, набираю номер горячей линии… Так есть, мой рейс. Внезапно к горлу подкатывает тошнота, сводит желудок, организм отчаянно выталкивает из себя завтрак. Будильник отныне будет храниться под стеклом и, я, каждодневно буду смахивать с него пыль, а день этот впредь буду праздновать, как второй день рождения.

Надо найти, обязательно надо найти. Хоть капельку бывшего интереса, хоть малую толику эмоций. Тянуться часы, дни, скучные, однообразные беседы, взаимные упреки и обиды на пустом месте.

Гордиев узел разрублен вдоль и поперек, и связать его нет никакой возможности. Что сделать? Уехать в командировку? Попросить купить платье? Забеременнеть? А смысл? Размеренное течение жизни, обстоятельства и доступность подвели отношения к черте. К конечному, ехидному, едкому как уксус, итогу. Месяцы тонкости и отточенного снобизма, маленькие обоюдоострые подъёпки, наполненные отличной «яичницей с беконом» мысли. Катастрофа на рейсе… Разочарование. Ни-ка-ка-я. В живых не осталось никого.

Внезапно к горлу подкатывает тошнота, сводит желудок, организм отчаянно выталкивает из себя завтрак. Как мудро оказывается вместо огорчения, искренне порадоваться, что одним разочарованием в жизни стало меньше. Будильник лежит разбитый на полу, а день этот впредь, надеюсь, я не вспомню.