Древние скандинавские саги донесли до нас легенды о непобедимых воинах, которые, обуреваемые боевой яростью, с одним мечом или топором врывались в ряды врагов, сокрушая все на своем пути. Современные ученые не сомневаются в их реальности, но многое из истории берсерков и сегодня остается неразгаданной тайной.....

Это — эффективное и вызываемое вполне сознательно боевое неистовство. У германских народов оно превратилось в своеобразный культ воина-зверя. Звероподобные “превращения”, являющиеся высшей формой развития боевой ярости, известны у всех германцев. Поздние античные историки сообщают о “франкском неистовстве”, о “воинах-волках” народа лангобардов… При этом выпускались наружу столь неудержимые силы, что им не всегда мог противостоять даже сомкнутый дисциплинированный строй и искусство “правильного боя”.

Судить о том, что представлял из себя образ воина-зверя, мы можем в первую очередь по скандинавским источникам, ибо в Скандинавии такие воины существовали до XII-XIII вв.

Обычно именно берсерки начинали каждый бой, одним своим видом наводя ужас на врагов. Если верить сагам, они не использовали доспехи, предпочитая им медвежью шкуру. В некоторых случаях упоминается щит, края которого они в бешенстве грызли перед боем. Основным оружием берсерков были боевой топор и меч, которыми они владели в совершенстве.

Затерянные миры. Викинги

Ранее средневековье – это эпоха, полная ужасающих примеров насилия и варварства. Но для того, чтобы лучше понять механизмы истории, нужно изучить даже самые мрачные ее периоды. Создатели фильиа попробовали воссоздать жестокий мир воинственных мореплавателей, которые оставили о себе громкую память. В конце 8-го века ужасающая волна насилия захлестунла прибрежные поселения Северной Европы. Это были набеги викингов. Они грабили и убивали всех людей без разбора. Весть об этих людях рапространялась с каждым набегом. Имена предводителей викинов вошли в легенды еще при их жизни – Ивар Бескостный, Эрик Красный и Харальд Синезубый. Не знающая границ жестокость принесла этим людям широкую известность. Авторы фильма реконструируют порт первого короля всех викинов Харальда Синезубого, они разыщшут следы города, погребенного под стенами современных улиц. Они постраются узнать, каким образом технический прогресс выделил викингов среди других народов.

Ранее средневековье – это эпоха, полная ужасающих примеров насилия и варварства. Но для того, чтобы лучше понять механизмы истории, нужно изучить даже самые мрачные ее периоды. Создатели фильиа попробовали воссоздать жестокий мир воинственных мореплавателей, которые оставили о себе громкую память. В конце 8-го века ужасающая волна насилия захлестунла прибрежные поселения Северной Европы. Это были набеги викингов. Они грабили и убивали всех людей без разбора. Весть об этих людях рапространялась с каждым набегом. Имена предводителей викинов вошли в легенды еще при их жизни – Ивар Бескостный, Эрик Красный и Харальд Синезубый. Не знающая границ жестокость принесла этим людям широкую известность. Авторы фильма реконструируют порт первого короля всех викинов Харальда Синезубого, они разыщшут следы города, погребенного под стенами современных улиц. Они постраются узнать, каким образом технический прогресс выделил викингов среди других народов.

Во время атаки берсеркер как бы “становился” соответствующим зверем. При этом он отбрасывал оборонительное оружие (или поступал с ним не по предназначению: например, вгрызался в свой шит зубами, повергая противника в шок), а в некоторых случаях — и наступательное; все скандинавские викинги умели сражаться руками, но берсеркеры явно выделялись даже на их уровне.

Берсерк вовсе не должен доказывать, что он выживет. Он обязан многократно окупить свою жизнь. Берсерк не только идет умирать, он идет получать яростное удовольствие от этого процесса. Кстати, именно поэтому он чаще всего остается жив.



Преображение берсеркера во время боя (более глубокое, чем у кельтского фения) иногда не только психологически настраивало его на схватку, но и воздействовало на психику противника — в прямо противоположном духе. Мало кто сохранял хладнокровие при виде воющего от ярости, брызжущего пеной воина-зверя, не замечающего в исступлении ни ран, ни усталости.

Однако назвать это военной хитростью, “психической атакой” все же нельзя. Берсеркер всерьез был убежден, что одержим “звериным духом”; а все окружающие либо тоже верили в это, либо удерживали свои сомнения при себе — это было гораздо полезней для здоровья…

Известен исторический факт превращения воина в дикого зверя (разумеется, не буквальном смысле, а в ритуальном и психоповеденческом). Следы этого древнего “превращения в зверя” хранят военные лексиконы и геральдическая символика, унаследованная от античности и средневековья. Ведь коллективная память людей, живущая в символах и речи, очень сильна. Оттуда и выражения типа “сильный как бык” или “храбрый как лев”…

Фамильярное обхождение с дикими животными можно проследить у древних германцев, причем в самых разнообразных формах. Например, зверю подражали, он как бы играл роль наставника при инициации, т.е. тогда, когда юноша, вступая в ряды взрослых воинов, демонстрировал свои боевые умения, ловкость, мужество и храбрость. Одной из форм инициации была схватка с этим зверем, завершавшаяся поеданием его плоти и питьем его крови. Воину это должно было придавать силу и ловкость, отвагу и ярость дикого зверя.

Такая “одержимость зверем” проявлялась, помимо прочего, в том, что берсеркер умышленно подражал движениям медведя, причем не только в бою, но и во время частых ритуально-магических церемоний, плясок и т.д.

Одно из первых дошедших до нас упоминаний о непобедимых воинах оставил скальд Торбьёрн Хорнклови, сочинивший в конце IX века сагу о победе в сражении при Хаврсфьорде короля Харальда Прекрасноволосого, создателя Норвежского королевства. Велика вероятность, что его описание документально: «Берсерки, облаченные в медвежьи шкуры, рычали, потрясали мечами, кусали в ярости край своего щита и бросались на своих врагов. Они были одержимы и не чувствовали боли, даже если их поражало копье. Когда битва была выиграна, воины падали без сил и погружались в глубокий сон».

Похожие описания действий берсерков в бою можно найти и у других авторов. Например, в саге об Инглингах: «Мужи Одина бросались в бой без кольчуги, а ярились, словно бешеные псы или волки. В ожидании схватки от нетерпения и ярости, клокотавших в них, грызли зубами свои щиты и руки до крови. Они были сильны, словно медведи или быки. Со звериным рыком разили они врага, и ни огонь, ни железо не причиняли им вреда…».

И свои, и враги приписывали таким воинам различные магические качества. Полагали, например, что они обладали даром неуязвимости, подобно королю Гарольду Безжалостному, ввязывавшемуся в бой раньше всех, сеявшему смерть налево и направо. Еще их считали необыкновенно свирепыми и сильными. Поэтому один только вид воинов-зверей приводил в ужас.

К берсеркерам в чистом виде даже сами викинги относились с чувством, средним между восхищением, боязливой почтительностью и презрением. Это — подлинные “псы войны”; если их и удавалось использовать, то главным образом — на положении “прирученных зверей”.

Но элементы берсеркерских тренировок, владения оружием, а главное — специфической психотехники проникли в быт многих воинов Швеции, Норвегии, Дании и особенно Исландии. Берсеркерство они держали под контролем, “включая” его только во время сражений.

В более поздние времена термин “берсеркр” стал синонимом слова “воин”, или, скорее, “разбойник”, потому что имелся в виду такой воин, который был подвержен приступам бешенства, необузданной ярости. Короче, был крайне агрессивен, не чувствовал боли и при этом совершенно не способен контролировать собственное поведение. Однако в более древние времена дело обстояло иначе, об этом свидетельствует этимология термина. “Берсеркр” — это “некто в медвежьей шкуре, воплотившийся в медведя”. Обратите внимание: воплотившийся в медведя, а не просто одетый в его шкуру. Различие принципиальное. За обыденным фактом — воин в медвежьей шкуре — скрыта более глубокая истина. Она говорит, что это человек, одержимый медведем, если угодно, “медведь с человеческим лицом”. Медвежья шкура здесь своего рода “магическая клетка”, помогающая осуществить колдовской акт такого превращения.

Бок о бок с берсеркром, облаченным в медвежью шкуру, лучше сказать воином-медведем, стоит “ульфхеднар”, то есть “некто, облаченный в шкуру волка, воплотившийся в волка”. Родственная связь воина-волка и воина-медведя столь тесная, что оба термина выглядят как синонимы. Саги утверждают, что “ульфхеднары” и “берсер-кры” действовали иногда в одиночку, но чаще всего небольшими группами, похожими на волчьи стаи. Еще в сагах говорится об их свирепости, безжалостности, бесстыдстве (т.е. об отсутствии нравственных норм в поведении) и пристрастии к оргиям. Так что предания о “волколаках” и “оборотнях” выглядят вполне праводоподобными.

В языческие времена, до обращения германцев и скандинавов в христианство, считалось, что берсеркры и ульфхеднары обладали просто-таки сверхъестественной силой.

Естественно, что в бою одолеть таких бойцов было необычайно трудно. У страха же, как говорится, глаза велики, поэтому и появлялись в сагах подобные строки: «Один умел делать так, что в битве его враги слепли или глохли, или их охватывал страх, или их мечи становились не острее, чем палки».

Видимо, доведение себя до состояния транса не обходилось без приема определенных психотропных средств, позволявшим берсеркам как бы «превращаться» в мощных и непобедимых медведей. Оборотничество известно у многих народов, когда в результате болезни или приема специальных препаратов человек отождествлял себя со зверем и даже копировал отдельные черты его поведения.

В сагах не зря делается акцент на неуязвимость берсерков. В бою ими руководило не столь сознание, как подсознание, позволявшее «включать» не свойственные человеку в обыденной жизни качества – обостренную реакцию, расширенное периферическое зрение, нечувствительность к боли, а возможно, и какие-то экстрасенсорные способности. В бою берсерк буквально чувствовал летящие в него стрелы и копья, предвидел, откуда последуют удары мечей и топоров, а значит, мог отбить удар, прикрыться от него щитом или уклониться. Это были поистине универсальные воины, но такие нужны только на период боев.

Норманны воевали часто, а значит, и перевоплощаться берсеркам приходилось не редко. Видимо, упоение боем становилось для них чем-то похожим на наркотическую зависимость, а возможно, практически таковой и было. Следовательно, к мирной жизни берсерки были в принципе не приспособлены, становясь опасными для общества, так как им нужны были опасности и острые ощущения. А если нет войны, то всегда можно спровоцировать драку или же заняться грабежом.

Как только пресытившись захватами чужих земель норманны стали переходить к оседлой спокойной жизни, берсерки оказались лишними. Это четко проявилось в сагах, в них с конца XI века берсерки из былых героев превращаются в грабителей и злодеев, которым объявляется беспощадная война. Любопытно, что убивать берсерков рекомендовалось деревянными кольями, так как против железа «они неуязвимы».

Через 200 лет после битвы при Боксфьорде на Скандинавию обрушились христианские миссионеры. Старые языческие обычаи и образ жизни запрещались, в частности, борцы в звериных шкурах. В начале XII века в скандинавских странах даже принимались специальные законы, направленные на борьбу с берсерками, которых изгоняли или безжалостно уничтожали. Изданный в Исландии закон 1123 года гласит: “Замеченный в бешенстве берсерка будет заключён 3 годами ссылки”. С тех пор воины в медвежьих шкурах бесследно исчезли. Кто-то из бывших неуязвимых воинов смог влиться в новую жизнь, считалось, что для этого их обязательно надо крестить. Остальные же, возможно, что они составляли большинство бывшей воинской элиты, вынуждены были бежать в другие земли или были просто перебиты.

С тех пор великие воины древней Скандинавии остались только в легендах. Возможно, они все-то пируют в чертогах Одина, вспоминая за хмельными кубками былые победы и поверженных врагов, с усмешкой наблюдая за стараниями ученых разгадать происхождение самого слова «берсерк».