Слава Северянина началась в сентябре 1909 года. Один журналист прочел Льву Толстому эротический триолет 22-летнего поэта:
"Вонзите штопор в упругость пробки, и взоры женщин не будут робки!"
Ярость графа была безгранична, о чем не замедлили сообщить газеты.
Обругивание в России - своеобразный обряд инициации. До самых отдаленных краев империи дошла вибрация этих строк. И взгляды женщин не были робки. С тех пор и до настоящего времени стало хорошим тоном для критики ругать Северянина. А читатели знали и знают: раз ругают, значит, надо читать.
Не прошло и полугода после стиха, взволновавшего Льва Толстого и возбудившего всю страну, как появился новый шедевр.
"Это было у моря, где ажурная пена,
Где встречается редко городской экипаж...
Королева играла в башне замка Шопена,
И, внимая Шопену, полюбил ее паж".
Попробуйте забыть эти строки — не получится. Я уверен, Северянин хотел бы, чтобы все его "поэзы" были такими. Не получалось. Да и не надо. Шедевры во множественном числе уже не шедевры. Понимая это, поэт часто занимался самопародией:
"В будуаре тоскующей нарумяненной Нелли,
Где под пудрой молитвенник, а на ней Поль де Кок,
Где брюссельское кружево... на платке из фланели!
На кушетке зарезался молодой педагог".
Вы смеетесь? Но Северянин и сам смеялся. Граница между Гликбергом (Сашей Черным) и Лотаревым (Игорем Северяниным) весьма обманчива и зыбка. Последнего даже называли демоном и мизантропом, что уж совсем ни в какие ворота. Поль де Кок с молитвенником — это путь к Пастернаку, рифмующему расписание Камышинской ветки со Священным Писанием. Что поделаешь, поэзия, как было давно замечено Буало и по-русски озвучено Ломоносовым, есть сопряжение идей далековатых.
Северянин сопрягает галантную Францию с новой — как оказалось, эфемерной — Россией. Такие миражи свободы и счастья, как правило, появлялись в начале столетий и заканчивались Смутным временем. Двадцатый век вплывал как "Титаник" и вскоре разбился об айсберг диктатуры пролетариата. Скоро вся эта изысканность погибнет в огне войн и революций. Красота не спасает мир. Но как только мир спасается, он тотчас вспоминает о красоте. "Я трагедию жизни превращу в грезофарс", — пообещал Северянин своим читателям. Это обещание он выполнил.
Медиумический гипноз Северянина продолжался лишь с 1909-го до начала 1918-го. Хотя поэт дожил в эмиграции до 1941 года. Но его поэтический Серебряный век умещается в эти 9 лет. Пик славы — 27 февраля 1918 года. На выборах короля поэтов в Москве, в Политехническом, первое место получил Северянин.
Вторым был Маяковский. Многие считают этот эпизод недоразумением и парадоксом. Как при живом Блоке выбрать королем Северянина? Но сердцу не прикажешь. Истерзанная большевиками поэтическая Москва присягнула не революционным глашатаям, а ему, "нежному" и "изысканному" паяцу.
Он придумал множество новых слов. Не привилось ни одно. Разве что это таинственное, манящее "грезофарс". И все же никто лучше него не почувствовал новый стремительный ритм.
"Ананасы в шампанском, ананасы в шампанском!
Из Москвы — в Нагасаки! Из Нью-Йорка — на Марс!"
Маяковский явно соревнуется с ним, когда пишет:
"Ешь ананасы, рябчиков жуй, день твой последний приходит, буржуй".
Почему-то ананасы в шампанском всех раздражали и вскоре исчезли вместе с буржуями. Но это в жизни. В поэзии по-прежнему свежо и остро пахнут морем давно съеденные ахматовские устрицы, а рядом с ними — северянинские ананасы в шампанском. Из Москвы в Нагасаки давно уже летаем. Из Нью-Йорка на Марс вот-вот полетим.
Он первый сказал о себе: "Я повсеградно оэкранен! Я повсесердно утвержден!" И это была чистейшая правда. Северянин — как ранний кинематограф с графами и графинями в будуарах. Он певец "Титаника", еще не наткнувшегося на айсберг. Вначале, как и многие, не поняв ужаса столкновения, он написал смешные стихи: "И я, ваш нежный, ваш единственный, я поведу вас на Берлин". Берлин брали тридцать с лишним лет спустя уже без Северянина.
Кокетливый и нежный эгофутурист, певец куртизанок (сегодня мы бы сказали "путан"), он остался — как здания в стиле ар-нуво, чудом до сих пор сохранившиеся в Москве. Готические башни, рыцарь с мечом, изысканные витражи, зеркальные лифты... Его поэзия очень похожа на галантную эротическую живопись Сомова и Бенуа, но с явными атрибутами нового века.
Пажи и маркизы, королевы и короли вскоре исчезнут в вихрях и водоворотах. Останутся стихи Северянина, как обломки Атлантиды.
Россия не ошиблась, выбрав его королем поэтов. Маяковский — трибун, Блок — пророк, а Северянин — просто король. Читая его стихи, люди, пусть ненадолго, всего-то лет на девять, почувствовали себя не подданными, а королями.
Автор: Константин Кедров
Сайт: Известия
Игорь Северянин
ТЫ КО МНЕ НЕ ВЕРНЕШЬСЯ...
Злате
Ты ко мне не вернешься даже ради Тамары,
Ради нашей дочурки, крошки вроде крола:
У тебя теперь дачи, за обедом - омары,
Ты теперь под защитой вороного крыла...
Ты ко мне не вернешься: на тебе теперь бархат,
Он скрывает бескрылье утомленных плечей...
Ты ко мне не вернешься: предсказатель на картах
Погасил за целковый вспышки поздних лучей!..
Ты ко мне не вернешься, даже... даже проститься,
Но над гробом обидно ты намочишь платок...
Ты ко мне не вернешься в тихом платье из ситца,
В платье радостно-жалком, как грошовый цветок.
Как цветок... Помнишь розы из кисейной бумаги?
О живых ни полслова у могильной плиты!
Ты ко мне не вернешься: грезы больше не маги,-
Я умру одиноким, понимаешь ли ты?!.
1910
ГИМН РОССИЙСКОЙ РЕСПУБЛИКИ
Свобода! Свобода! Свобода!
Свобода везде и во всем!
Свобода на благо народа!
Да радуемся! да живем!
Мы русские республиканцы,—
Отсталым народам пример!
Пусть флагов пылают румянцы!
Сверкает в руках револьвер!
Победа! Победа! Победа!
Над каждым в России царем!
Победа — расплата за деда!
Да радуемся, да живем!
Столетья царями теснимы,
Прозрели в предвешние дни:
Во имя России любимой
Царь свергнут — и вот мы одни!
Труд, равенство, мир и свобода,
И песня, и кисть со стихом —
Отныне для счастья народа!
Да радуемся! да живем!
1917, Гатчина-Петроград
.
