"Однажды Володя попросил разрешения у метрдотеля "побренчать" на пианино, тем более что ресторан к тому часу был уже полупустой. Тот разрешил.

Но прежде, чем рассказать, что произошло затем, небольшое отступление. Нельзя сказать, что Володя "умел играть на пианино" в привычном понимании этих слов. Скорее "садился он за клавикорды и брал на них одни аккорды". Зачастую просто дурачился - пел какие-то смешные песни типа "Придешь домой, махнешь рукой, выйдешь замуж за Васю-диспетчера, мне ж бить китов у кромки льдов, рыбьим жиром детей обеспечивать" или что-то Вертинского, которого мы оба очень любили, но опять-таки пел не всерьез, а как-то занятно переиначивая его (помните эпизод из фильма "Место встречи изменить нельзя", где Жеглов - Высоцкий поет "Где вы теперь.- кто вам целует пальцы?".

Когда он приходил ко мне домой, то сразу садился за пианино и начинал что-нибудь бренчать. А так как со второй половины пятидесятых мы буквально "заболели" джазом, который тогда преследовался за "буржуазность", то "бренчания" Володи с некоторых пор стали не чем иным, как вольным переложением популярных джазовых песен.

Любимым нашим певцом в то время был Луи Армстронг. И Володя стал петь "под Армстронга"... Он достиг таких вершин имитации, что начинало казаться, будто поет знаменитый негритянский трубач. И это при том, что Володя абсолютно не знал английского языка, ни единого слова, кроме "ее" (в школе он учил французский). Но как он имитировал!

Люди, знавшие язык, в первый момент терялись и не могли ничего понять: вроде бы человек поет по-английски, и в то же время невозможно уловить ни слова. И когда, наконец, до них доходило, в чем дело, смеялись до слез. Кстати, этот тренаж "под Армстронга", видимо, выработал в дальнейшем ту удивительную хрипотцу, что придавала неповторимую силу и красоту тембру его голоса.

Итак, метрдотель разрешил "побренчать", Володя поднялся на эстраду, сел за пианино, взял пробно несколько аккордов и запел "Кисе оф файэ" ("Огненный поцелуй"), один из шлягеров Армстронга.

Люди за столиками сначала перестали "выпивать и закусывать", потом перестали разговаривать, а потом в ресторане наступила тишина, как в зале консерватории. Официанты застыли там, где их застало пение, сидевшие за столиками развернули свои стулья так, чтобы удобней было слышать и видеть, мы, подыграв общей реакции, сидели молча, улыбались. Когда он закончил, ресторан разразился аплодисментами...

Володя лишь на миг растерялся от такой "реакции зала", но тут же сделал жест, мол, "не надо оваций", и. улыбаясь нам, снова запел что-то "под Армстронга". А когда примерно через полчаса он встал и собрался спуститься со сцены к нам, эстраду окружило несколько человек, каждый кричал что-то свое, называл какие-то песни, имена каких-то певцов, короче, его "не отпускали"...

Володя был явно польщен и согласился еще на "один номер". Потом повторилось то же самое, и кто-то из ресторанных завсегдатаев даже протягивал неуклюжий лоскут тогдашней сторублевки. Володя вежливо отвел руку с деньгами, сказал "на сегодня - все" и наконец, оказался за нашим столиком.

В дальнейшем, когда Володя и наша компания только появлялись в дверях ресторана, официанты начинали бегать быстрей, напоминая кадры старой кинохроники, чтоб к тому моменту, когда начнется "концерт", работа уже не отвлекала от удовольствия слушать необычного певца".

Из воспоминаний И. Кохановского.

На дому у Г. Лубенца 1968г. Был такой почитатель творчества Высоцкого -- Григорий Лубенец,

-- не то министр, не то замминистра.

Высоцкий жил у него несколько дней, пел,

а Лубенец записывал...