П.П. Гайденко. Природа в религиозном мировосприятии.

Одна из наиболее интересных известных мне статей о взаимоотношениях науки и религии.

Подчеркивание кардинальных различий между религиозным и научным познанием — общее место почти всех рассуждений о соотношении этих сторон культуры. Как правило, границу между ними пытаются провести путем выделения особых, свойственных каждой предметов и методов получения знаний. Однако четкой границы в этой области не существует: имеется обширная "переходная зона", где интересы науки и религии в той или иной степени пересекаются. Так, предметом религиозной веры могут быть те или иные события прошлого (священная история), на исследование которых одновременно претендует историческая наука. С другой стороны, любая научная теория содержит непроверяемые базовые предпосылки, принятие которых граничит с верой. Это порождает бесконечные дискуссии на тему того, должен ли тот или иной вопрос (к примеру, историчность евангельского Иисуса или существование смерти животных до грехопадения) решаться в рамках науки или в рамках религии.

В статье П.П. Гайденко базовое различие между научным и религиозным познанием проводится с точки зрения мировосприятия человека, вовлеченного в это познание. Каждый из этих способов по-особому ориентирует человека в мире, и, в конечном счете, влияет на его жизнь и поступки.

Научное познание направлено на поиск природных закономерностей и создание моделей, позволяющих предсказывать те или иные явления. Тем самым, оно ориентировано на будущее: постигая законы природы, человек постепенно овладевает природными силами и учится обращать их себе на пользу. Точно так же ориентирована и повседневная деятельность человека: для нее настоящее — лишь ресурс для достижения тех или иных целей в будущем. Несмотря на то, что каждый человек в той или иной степени осознает первостепенную важность именно настоящего — самой жизни, а вовсе не тех или иных жизненных благ (успеха, достатка, известности), на деле он постоянно жертвует настоящим ради будущего.

Задача религии иная. Религиозное познание направлено к первоистокам бытия; так, в христианстве Бог — единственный источник бытия всего мира. Достижение вечной жизни с Богом — цель христианина, и эта цель создает некую "точку опоры" во временном потоке, помогая осознать и осмыслить собственное бытие. Тем самым религия ориентирует человека на настоящее. Это, в свою очередь, требует переноса "центра тяжести" человеческой жизни от борьбы за существование, порождающей непрерывный страх за будущее и заботу о нем, на само существование — осознание гармонии мироздания и созидание гармонии своей души.

Таким образом, направленности рационального и религиозного познания "с точки зрения личности" прямо противоположны. Это не значит, что из них следует избрать только одну, да это и невозможно. Научно-техническое познание — одна из сторон деятельности человека, направленной на выживание; она необходима человеку как конечному существу. Религия же обращаются к иным, высшим измерениям человеческой жизни и необходимы человеку как существу духовному. Выражаясь христианским языком, двойственность познавательных установок обусловлена двусоставной природой самого человека.

Различие научного и религиозного мировосприятия проявляется и в отношении человека к природе. Если для первого метода природа — объект беспристрастного изучения "со стороны", то второму присуще осознание единства человека и природы в гармонии Божественного замысла. Это осознание ярко выражено в святоотеческих толкованиях на книгу Бытия, первые главы которой повествуют о творении Богом мира. В качестве примера такого толкования в статье приводится "Шестоднев" свт. Василия Великого — сочинение, часто цитируемое православными апологетами в дискуссиях о роли науки.

Характерная особенность этой книги и всей сирийской "школы" толкования — это буквльность, реализм в понимании Священного Писания. Проведенное П.П. Гайденко различение направленности познавательных установок помогает осмыслить роль этой буквальности. В современной апологетике нередко проводится мысль о необходимости различения научной и религиозно-философской составляющей святоотеческих толкований. При этом все, что касается представлений о природе, обычно относят к первой. Однако, как следует из сказанного выше, то или иное восприятие природы также может быть прямым следствием религиозных предпосылок. Тем более что ранняя святоотеческая литература создавалась во времена античности, когда связь натурфилософии и теологии была очень сильна: натурфилософские взгляды всех древнегреческих философов базируются на их представлениях о высших силах.



Появление новой религии — христианства — изменило и взгляд на природу. Если натурфилософские рассуждения эллинских мыслителей были направлены на поиск субстанции, первоосновы мира, через отделение от нее "несущественных" качеств, то свт. Василий сразу отказывается от этого пути. Для него материя не содержит в себе причины собственного бытия и поэтому не является субстанцией в собственном смысле слова: ее бытие дается и поддерживается Богом. Не является материя и низжшей ступенью бытия, смутным отображением духовного мира, как ее трактовали Платон и его последователи. Материя — особая часть Божественного Творения, созданная для определенных целей, из которых важнейшая — открыть людям величие Творца через "естественное откровение". Свидетельством этого величия выступает гармония, красота и согласованность природного мира, и она познается не путем анализа элементов, а путем восприятия целого. Вопрос о красоте и гармонии вообще не может быть сформулирован на языке науки, но он доступен эстетическому чувству человека и выражается во вненаучных формах искусства и мифа.

В качестве свидетелей гармонии мироздания свт. Василий выбирает понятные и доступные каждому явления природного мира, иллюстрируя ими повествование библейского Шестоднева. В этом он полностью противоположен другому, "александрийскому" направлению толкования (Ориген, св. Климент Александрийский), которые, ввиду невозможности примирения книги Бытия с древнегреческой натурфилософией, видели в нем лишь указания на те или иные духовные реалии. Отметим, что свт. Василий обращается не только к непосредственно наблюдаемым каждым человеком явлениям природы, но также и к общепринятым в то время научным представлениям. При этом, стремясь достичь непротиворечивой картины, он порой жертвует "буквальностью" толкования. Так, буквальное понимание отрывка о создании "небесной тверди" (Быт. 1: 6) предполагает, что земля окружена твердой небесной сферой. Однако, по-видимому, в его время существование такой сферы многим уже казалось сомнительным, и поэтому он трактует "твердь" как границу между воздушной атмосферой и внеземным эфиром:"Сказано, что значит в Писании наименование твердь, а именно: не естество упорное, твердое, имеющее тяжесть и сопротивление, называет оно твердью (в таком случае, в более собственном смысле принадлежало бы cиe именование земле), — напротив того, поелику все, лежащее выше, по природе своей тонко, редко и для чувства неуловимо, то в сравнении с сим тончайшим и неуловимым для чувства, она названа твердью. И ты представь себе какое-то место, в котором отделяются влаги, и тонкая, процеженная влага пропускается вверх, а грубая и землянистая отлагается вниз, чтобы, при постепенном истреблении влажностей, от начала до конца сохранялось то же благорастворение. Но ты не веришь множеству воды, а не обращаешь внимания на множество теплоты, которая и в малом количестве имеет силу истреблять много влажности. Ибо она притягивает влагу, подверженную ее действию, как видно в рожке, всасывающем кровь, притянутую же влагу истребляет, подобно огню в светильнике, который всасываемое посредством светильни горючее вещество тотчас по изменении его сжигает. Кто же сомневается об эфире, что он не огнен, и не в раскаленном состоянии? Если бы Творец не сдерживал его необходимым законом, что воспрепятствовало бы ему, воспламеняя и сжигая все приближающееся, истребить вдруг всю влажность, какая есть в существах? Посему-то, чтобы не обхватил всего раскаляющий все эфир, есть воздушная вода, и она образуется чрез увлажнение горних мест поднимающимися парами, какие дают из себя реки, источники, болота, озера и все моря".

Надо полагать, подобные представления были широко распространены в античности: например, очень похожую картину излагает своим ученикам Сократ: "... ибо повсюду по Земле есть множество впадин, различных по виду и по величине, куда стеклись вода, туман и воздух. Но сама Земля покоится чистая в чистом небе со звездами – большинство рассуждающих об этом обычно называют это небо эфиром. Осадки с него стекают постоянно во впадины Земли в виде тумана, воды и воздуха. А мы, обитающие в её впадинах, об этом и не догадываемся, но думаем, будто живем на самой поверхности Земли, все равно как если бы кто, обитая на дне моря, воображал, будто живет на поверхности, и, видя сквозь воду Солнце и звезды, море считал бы небом ... мы живем в одной из земных впадин, а думаем, будто находимся на поверхности, и воздух зовем небом в уверенности, что в этом небе движутся звезды. А все оттого, что, по слабости своей и медлительности, мы не можем достигнуть крайнего рубежа воздуха" ("Федон").

Разумеется, проверить гипотезу об эфире в те времена не представлялось возможным, но она казалась вполне правдоподобной и не нарушающей общее впечатление "очевидной наглядности" толкования. Точно так же в наше время для любого знакомого с астрономией человека "очевидно" представление о физическом вакууме, окружающем Вселенную, и обращение современных апологетов к астрофизике для истолкования книги Бытия достигает той самой цели, к которой стремился свт. Василий. Напротив, подход неокреационистов — защитников буквального понимания Библии и непосредственного принятия всех святоотеческих толкований — оказывается прямо противоположным ей. Будучи не в силах объяснить многочисленные несоответствия такого понимания и современных научных знаний, они вынуждены прибегать либо к мистификациям ("младоземельный креационизм"), либо к утверждениям о невозможности научного познания мира. В качестве примера последнего приведем цитату из книги иер. Серафима (Роуза) "Православное понимание книги Бытия", где он разбирает тот же самый вопрос о небесной тверди: "Каков же тогда специфический, "научный" смысл слова "твердь" в этом тексте? Свят. Василий учит, что хотя "твердь" называется еще и "небесами", это не одно и то же, что "небеса", упомянутые в начале книги Бытия ... "Твердь" в Писании... есть своего рода естественная перегородка или фильтр, разделяющая два уровня атмосферной влаги. В наше время мы не наблюдаем такого определенного явления, которое можно назвать "твердью". Быть может, на первобытной земле было по-другому? Свят. Василий полагает, что "твердь" была предназначена сохранять благорастворение по всей земле... Следовательно, молодая земля, кажется, была местом, довольно сильно отличающимся от известного нам" (курсив наш — А.М.). Однако, описание "Шестоднева" недвусмысленно подразумевает устройство именно современной, а не первобытной атмосферы, и ничего не говорится об их различии.

Если свт. Василий стремился подчеркнуть, что в Библии речь идет о творении того самого мира, который мы видим вокруг себя (понимаемый им, разумеетя, в соответствии с уровнем научных знаний эпохи), то современные "креационисты", напротив, утверждают кардинальные различия мира книги Бытия и того мира, который доступен науке. Тем самым, защита второстепенных деталей святоотеческого подхода оборачивается утратой его подлинной сути.