Часть 2.

Тем, кто не лёг под бастарнскими мечами и не остался на месте под оккупацией – не оставалось ничего иного как смещаться на север, в леса. И вести там неуютную партизанскую жизнь. Хотя, конечно, речи об отрядах типа ковпаковского быть не может. Но факт, что уцелевшее от разгрома население вынуждено было обеспечивать себе теперь существование в не очень благоприятных условиях. И чтобы выжить, ему необходимо было к кому-то примыкать. К кому?
А у нас как раз тут, на лесном севере, есть некие «гуляйпольцы», до сих пор не определившиеся со своим местом на планете:

Венеды… ради грабежа рыщут по лесам и горам, какие только ни существуют между певкинами и феннами. Однако их скорее можно причислить к германцам, потому что они сооружают себе дома, носят щиты и передвигаются пешими, и притом с большой быстротой; всё это отмежёвывает их от сарматов, проводящих всю жизнь в повозке и на коне. Венеты многое усвоили из их нравов, ведь они обходят разбойничьими шайками все леса и горы между певкинами и феннами.

Так записано у Тацита в работе «О происхождении германцев и местоположении Германии», созданной в 98 г. н.э.
Кто такие эти венеты? Доподлинно неизвестно. Археологи считают их выходцами из пшеворской культуры. Но в любом случае именно к ним, не сумевшим, видимо, отхватить кусок плодородной земли поближе к богатым римлянам и потому рыщущим «по лесам и горам» и могли присоединиться беженцы от бастарнов. Точнее, не просоединиться, а так… Встретиться на базе общей неприкаянности. И постепенно совместиться в условиях общего природного рельефа и инородного окружения.
Во II веке нашей эры зарубинецкая культура, в свою очередь, тоже закончилась. Как водится, насильственно. И пресекли её сарматы, которые от тактики набегов перешли к тотальному завоеванию лесостепного населения. Бастарны же – точнее, уже местные их потомки, - видимо, имели серьёзные возражения по этому поводу. Потому к взаимоприемлемому компромиссу с сарматами не пришли. И вынуждены были эмигрировать. Повторив путь, что проделало «скифо-пахарское» население после вторжения их предков. Основная масса зарубинецкого населения сместилась на север и северо-восток – на Сулу, Сейм, Десну, в брянские леса. В одних и тех же природных и военных условиях и реакция – одна и та же.
И таким образом зарубинецкая культура приказала долго жить. На её – и вокруг неё - пространстве появляются древности, которые называют постзарубинецкими. А после того, как ушли и сарматы, «партизаны» из состава венедских «разбойничьих шаек» - тех самых, о которых писал Тацит - стали возвращаться.
Реэмигранты создали на прежней родине так называемую киевскую культуру. В целом для «киевцев» характерны полуземлянки с очагом, горшки, обряд трупосожжения. Похоже на будущие славянские культуры… А более всего похоже на славянское – наличие бронзовых проволочных височных колец.
Височные кольца! Это один из самых надёжнейших этноопределяющих признаков для славян. Их даже по племенам благодаря этому различают! И это одна из причин – плюс похожие жилища и орудия труда, - по которым киевскую культуру практически единогласно относят к пред-славянским.
С другой стороны, археологи вполне чётко видят и близкие родственные связи «киевцев» и «лесных» венедов в пределах III-IV веков. Например, об этом свидетельствуют недавно открытые памятники типа Заозерье в Белорусско-Псковском пограничье и в верховьях Ловати.
Вот, получается, наш круг и замкнулся. Древние охотники на мамонтов в конечном итоге воплотились в достоверно предславянском народе.
Но… постойте! Как это – предславянском? Разве в начале не говорилось о том, что славяне – суть пришельцы с Балкан, которые принесли на Русь гаплогруппу I1b?
Чтобы разобраться в этом парадоксе, нужно проследить историю превращения народов дальше.
На юге «киевцы» соседствовали с готами. Именно соседствовали, не втягиваясь в готскую «империю». Более того: если соглашаться с тем, что автор «Слова о полку Игореве» под «временем Бусовым» подразумевал зафиксированную синхронными источниками войну между готами и антами, то отношения между двумя этносами явно не складывались. Пронести память об этой войне через 800 лет, да такую память, что «готские девы» и тогда радуются поражению потомков антов от половцев…
Со своей стороны, когда в третьей четверти 300-х годов на готскую державу напали гунны, люди киевской культуры оказались, скорее всего, на стороне последних. Судя по данным археологии, если до гуннов черняховские поселения чересполосно вползали на земли собственно киевской культуры, то после вторжения их тут не осталось ни одного! И возникает ощущение, что тогда вовсе не все готские хутора были сожжены только гуннами… Ещё бы! – ведь теперь, когда готы, бывшие только что всем, стали под гуннами ничем, никто не мешает пересмотру итогов давнишней истории…
К 375 году гунны заняли всю территорию между Доном и Дунаем. Последующие 80 лет характеризуются значительным запустением территорий Северного Причерноморья и лесостепного Поднепровья. Понятно: готы и часть сохранивших с ними союз алан уходят на Дунай и становятся фактом уже западноевропейской истории. А «киевцы» спаслись от нашествия, спрятавшись в лесах.
А ещё говорят, история – не точная наука! Это уже повторяемая и предсказуемая закономерность. Степь выплёвывает всё новые и новые орды, которые сначала вырезают предшественников. Остатки тех убегают под спасительную сень деревьев. Орды наведываются за ними. Тогда беглецы откатываются в ещё более глубокие леса, где начинают вести жизнь непритязательную, венедскую. Потому что другой тут и не поведёшь. А как только волна номадов уходит, перемешавшиеся в «партизанском» быту земледельцы возвращаются на родину предков. Только уже другими.
Где археологи затем и фиксируют возникновение новой культуры.
Теперь это – ряд посткиевских культур.
Трансформация киевской культуры в посткиевские в археологическом отношении прослеживается смутно. Что, в общем, снова приводит к мысли о «беременности» киевской культуры будущими славянскими. Если разница не так заметна…
Но откуда же взялись славяне? Судя по всему – из распада гуннской державы. Для многих народов вассалитет их гуннам, данничество кончились. Хозяин исчез. Но зато по степям стали рыскать тысячи, если не десятки тысяч «басмачей». Убивая и грабя. Образуя банды и шайки. Войска и орды. А то и племена. Утигуры, кутригуры, оногуры, савиры… -
- забурлила Степь.
Кровушкой.
Ну и, естественно, земледельцы лесостепной – а то и лесной – полосы без внимания этих банд не остались. А те поступили привычным образом. Мы уже знаем, каким. Подались в леса.
Вернуться назад этим людям было уже не суждено. Не только потому, что после ликвидации гуннов ситуация в лесостепном земледельческом пространстве не стабилизировалась. Жизнь народов осложнялась ещё и заметными климатическими аномалиями. В конце IV века в Европу пришло резкое похолодание. Как утверждают климатологи, в V столетии наблюдались, самые низкие температуры за последние 2000 лет. Соответственно, стало увеличиваться количество осадков. Повысился уровень рек и озёр, поднялись грунтовые воды, разрослись болота. В целом возросла увлажнённость почвы. Особенно запустел Висло-Одерский регион – там к тому же отмечалась и трансгрессия Балтийского моря.
И вот теперь представим выбор «посткиевцев». С юга давят гунны. Договориться с ними не удаётся – они народ не договороспособный. То есть пощады от степняков вообще не жди, а ныне – в особенности. В знакомые леса пойти – так не прокормят они всех. Плохо там стало. Мокро. Недород каждый год. А тут ещё балты подвинулись. Финны тоже оголодали и озлобились, волшбу свою мрачную творят... На запад – по волынским рекам те же гунны шарят. А дальше – болота полесские, едва ли не в одно большое озеро превратившиеся. На восток пойти – так и там наши сидят и землю скудную с финнами делят…
Конечно, не было какого-то общеплеменного собрания с подобной повесткой дня. Но что перед каждым родом, перед каждой весью эти вопросы возникали – вне сомнений. И в итоге двинулись «избыточные» для оскудевшей родины «киевцы» по разным азимутам… Во что это воплощалось на деле?
В Восточной Европе – на «нашей», то есть, территории - из остатков киевской культуры археологически образуются по меньшей мере две новых. На базе памятников, входивших в зону киевско-черняховской чересполосицы, возникла пеньковская культура. А севернее – в местах расселения носителей «чистой» киевской культуры – возникла так называемая колочинская.
* * *
Что представляют собою основные «посткиевские» культуры?
Все они тождественны друг другу по структуре. Различия наблюдаются лишь в преобладании некоторых форм горшков. Есть небольшие отличия в устройстве жилищ. Вместо квадратных полуземлянок с печью-каменкой в углу кое-где шире представлены полуземлянки, отапливавшиеся открытыми очагами.
Но одна из этих культур с очень высокой степени вероятности может быть соотнесена с историческими славянами. Эта культура называется пражско-корчакской. И в широком смысле славяне – все археологические культуры, похожие на пражско-корчакскую, прямые наследники киевской. Но в узком исторические славяне – это те, кто зафиксирован в качестве таковых в аутентичных источниках, отразивших их самоназвание: склабеной, щлавеной, славены.
Долгое времяименно пражско-корчакская культура считалась самой древней достоверно славянской общностью. Из-за этого ломались дискуссионные копья и лилась кровь изгрызенных коллегами историков – с одной стороны энтузиастов праславянской непрерывности едва ли не от «древнеямников», а с другой - «пуристов», не видевших славян в упор раньше, нежели появилась пражско-корчакская культура.
Как видим, правы оказались оба лагеря. Генетическая преемственность действительно есть. Но – именно генетическая, в сугубо биологическом смысле, а не в том, как этот термин употребляют археологи. А исторической и культурной – нет. А есть лесенка из разных культур и народов, которые смешивались и расходились, возникали и растворялись, изменялись и уничтожались. Что из того, что по генетике я сходен с ариями и хеттами, когда по культуре ни те, ни другие мне не родные, и своими предками я их не вижу?
Таким образом, с учётом последних достижений как археологии, так и генной генеалогии становится ясно: пусть смену культур мы пока в состоянии обозначить лишь пунктиром, но общая тенденция понятна. Пражско-корчакская культура образовалась на опустевших в результате гуннских набегов и изменений климата землях из населения - носителя гаплогруппы R1a1. То есть из выходцев лесной и лесостепной полосы Западной России. И появление её кажется неожиданным лишь потому, что обитатели лесных дебрей предыдущих веков археологически внятных следов не оставили. И в силу недолговременности пребывания на одном и том же месте – до тех пор, пока подзольный участок урожай давать в состоянии, - и в силу того, что лесные полуземлянки и погосты очень быстро снова зарастали деревьями. И лишь выйдя из чащ, потомки лесных венедов зафиксировались, наконец, для археологии.
Территориальная экспансия славян была очень быстрой: в начале VI века мы их фиксируем в полосе Прага – Житомир, уже к середине столетия они штурмуют Константинополь, а к 80-м годам расселяются по всем Балканам и Греции! В целом миграции славян привели к захвату территории, в восемь раз превосходившую по площади ту, из которой они вышли! Ясно, что чисто физически их не могло возникнуть так быстро и так много, чтобы заселить все эти земли. Бабы так много не рожают. И тем не менее, из небольшой группы земледельцев славяне буквально на глазах превратились в бурно развивающийся народ с постоянно увеличивающейся численностью. Этот народ активно мигрирует, но при этом, что характерно, плотность его расселения заметным образом не уменьшается. Кажется, даже увеличивается.
И откуда, собственно, брались все эти массы переселенцев, если и родина не запустевала, и Балканы ими заполнялись? Откуда их взялось так много, чтобы добиться того, чего до них не смогли ни германцы, ни гунны – очистить половину Империи от её населения и занять его место?
Как-то очень это всё подозрительно. Это как Гондурас военные действия против Соединённых Штатов открыл бы. А затем половину населения вырезал и заселил очищенные местности своими… гондурасцами.
Между тем, объяснение этому имеется. Гондурас не заовюет США, покуда там есть государственный порядок и сильная армия. А если – нет? Как не было тогда в византийском пограничье, до предела разрушенного и дезорганизованного в результате трёхсотлетних варварских вторжений.
А в условиях едва ли не атомарного распада и разложения придунайского этногеополитического континуума основную адсорбирующую роль должны были играть даже малые осколки организованных структур. А такие структуры выборосили на местный «рынок» как раз славяне. Точнее, их воинские дружины и ватажки. Вот они-то, собираясь в отряды и банды, и стали теми пылинками, что вызвали кристаллизацию пересыщенного этнического раствора. Вместо броуновского движения общественных элементов и групп, постепенно слипающихся в единую структуру, превращающуюся в племя, этнос, народ, – возникло движение однонаправленное, хотя и состоящее из самых разных слагаемых.
И раскалённая лава всё новых примыкающих к славянским ватажкам бойцов, их семей и родов всё шире разливалась по Империи, вызывая цепную реакцию присоединений и поглощений. Ибо брать добычу лучше, чем становиться добычей. И добром или злом – а результат достигается тотальный: на обширных пространствах даже относительно небольшая группа славян по-хозяйски располагается на новозанятых землях и немедленно втягивает в свой быт местное население. Довольно быстро то приобретает характерные привычки и ухватки, становясь славянским – особенно для внешнего наблюдателя – не столько по крови, сколько по образу жизни и поведения. Это мы видим повсеместно.
Из каковой картины железно следует необходимость сделать только один вывод.
Экспансию вели не первоначальные праго-корчакские славяне. Они – тоже, конечно. Но лишь частью. А все эти неожиданно распространяющиеся славянские агрессоры представляли собою всего лишь относительно небольшие дружины и войска охочих к риску, блуду и добыче мужчин. А массу населения, собственно базу их, составляли не славяне по крови, а просто покорённые местные же жители. Логичным образом отдавшие предпочтение не сомнительному удовольствию посидеть на колу, а продолжению жизни – хоть и в новом этническом статусе. Так что в других странах в славян превращались те, кого захватывало их войско. Или кого захлёстывали миграционные потоки идущего за этим войском уже ославяненного населения.
Так мы и получаем на Балканах, при «великой» славянской агрессии и при «безудержной» славянской экспансии – вовсе не ожидаемую «славянскую» гаплогруппу R1a1. А вполне сохраняющуюся «балканскую» - I1b. «Славян» становилось много, да. Ибо выгодно было в ту эпоху стать славянином, присоединившись к всеобщему движению, а не сидя у него на пути. А вот славянских мужчин было мало. Столько, сколько бойцов могла дать пражско-корчакская группировка. И не в силах они были одарить всё сдвинутое ими население своею Y-хромосомою…
* * *
Только надо избежать опасности представить эту ассимиляцию как односторонний процесс. Местное население, вливавшееся в славянский мир, принимая его образ жизни, - принимало именно его образ жизни. Не более. Генетически оно оставалось самим собою. И сегодня генетика позволяет относительно легко и надёжно вычленить пришлых на Дунае и Балканах индоевропейцев. И отделить их от тех местных народов, что стали славянами в ходе экспансии первых.
Но та же логика применима и к территории нашей страны. На территории будущей Руси славяне в «узком» смысле – восточная часть пражско-корчакской культуры – сидят на землях Волыни. И значит, «наша» гаплогруппа R1a в данной местности была столь же автохтонною, сколь и на берегах Дуная. И таким образом нам остаётся только сделать вывод: часть уже исторических славян по крайней мере находилась на территории будущего русского мира. Откуда с неизбежностью возникает важнейший вопрос: участвовала ли эта группировка в генезисе русского народа?
Конечно же, этом случае речь идёт о классических «праго-корчакцах». И значит, расселившийся по Руси «словенескъ языкъ» – их потомки.
Но все ли относимые к славянам – их потомки?
Вот, например, сидевшие на юге уличи и тиверцы, – скорее всего, потомки антов, представителей посткиевской, но не пражской, а – пеньковской культуры!
Кривичи, с их подозрением то ли к финской, то ли к балтской принадлежности – тоже вне списка. Есть немало основательных соображений, трактующих их чуть ли не как потомков балтов – метисных с венедами. Так кто тогда кривичи? Какой-то предславянский народ, который, как венеды, отошёл в леса от постгуннского хаоса?
А вот ещё одно «внесписочное» племя – вятичи. Очень интересное племя эти вятичи, надо сказать! Наверное, самое независимое из всех, что сложились в русский этнос впоследствии. Покорить их удалось только Святославу, но ещё и сын его Владимир ходил на них войною, возвращать завоевания отца. Но даже в XII веке, как я уже говорил, великий князь русский Владимир Мономах с гордостью перечислял своим детям предпринятые им путешествия через земли вятичей. А поход в их землю на их племенного князя Ходоту и его сына называл в числе крупнейших своих военных предприятий.
Видно, было чем гордиться…
Напомню, что русский летописец «приводит» их вместе с радимичами «от Ляхов». Но на самом деле никакого западнославянского элемента в вятичских древностях не наблюдается. Между тем, какой-то приход нового населения в область будущих вятичей явно был. Их культура действительно формируется здесь с VIII века и действительно несёт в себе явные признаки лука-райковецкой и роменско-боршевской идеологий. Но в то же время она не похожа ни на что, кроме самой себя. И… -
- киевской.
Точнее, посткиевской.
Курганы. Кремация на стороне. Помещение пепла и кальцинированных костей на курганах в глиняных сосудах-урнах. Ещё интересный обычай был у этих людей:

Мелкие земледельческие деревни вятичей часто носили временный характер и переносились на другие места по мере истощения небольших подсечных пашен.

То же самое, что делалось у венедов!
И кстати: если дунайские потомки венедов-«киевцев» величали себя славянами, то как звались другие побеги от киевского корня, что на месте, в лесах остались? Не венедами ли? И как-то с большим интересом вдруг вчитываешься в сообщение арабского автора Ибн-Русте из его сочинения «ал-А'лак ан-нафиса» («Дорогие ценности») -

- в самом начале пределов славянских находится город, называемый Ва.т (Ва.ит.). Путь в эту сторону идет по степям (пустыням?) и бездорожным землям через ручьи и дремучие леса. Страна славян - ровная и лесистая, и они в ней живут. И нет у них виноградников и пахотных полей.

Этот Ва.т (Ва.ит.) – расшифровке не поддаётся. Но, в общем, разумное большинство исследователей согласно, что речь может идти о вятичах. Правда, многих смущает место, обозначенное точкою: кажется, средневековые арабы не просто давились на нём, а произносили что-то вроде глубоко-нёбного «н». Но, собственно, это не проблема, а решение.
Вспомним ещё раз: до определённого момента никаких летописных (это надо подчеркнуть – летописных!) славян на территории будущей Руси не было! Только кусок того «языка» которым залезала на Волынь пражско-корчакская культура. Всех остальных можно сколько угодно называть славянами, праславянами, славянскими пра-народами – но ни по летописи, ни по археологии (ибо не «праго-корчакцы»!) они ими не были.
Возможно, их называли венедами. Возможно, как-то ещё. Но факт тот, что оставшиеся здесь осколки киевской культуры вели вполне независимое от праго-корчакских славян существование. И представляли собою, по сути, продолжение автохтонной линии арийцев – индоевропейцев – ностратических охотников на мамонтов.
А рядом с ними продолжали свою линию – ту же генетическую, впрочем, - подлинные славяне, славяне праго-корчакцы. А ещё рядом – славяне другой генетики, но той же культуры, пришедшие на будущую Русь в ходе обычных миграций внутри славянского массива. А ещё – славяне с Дуная, ушедшие от беспокойств пограничья в сравнительно с тем безопасные леса Севера. И так далее.
А поскольку все происходили из одного корня, то славянизация местного населения происходила даже легче, чем на Балканах. И хоть помнили все о своём происхождении, выделяли для себя «своих» и «не своих», дрались и покоряли «чужих» - а потом становились жертвами ответных мщений, - представление об общем языке-корне сохранялось. Ибо рядом – чересполосно – жили уж подлинно чужие: финны и балты. Да кочевники из степей жаловали.
И вот это представление об общности и облегчило впоследствии русам путь к объединению славяноязычных племён под своею рукою. В государство русское. Но по культуре и языку – славянское…
* * *
Итак, наше расследование завершено. Суммируем.
С развитием генетики появилась, наконец, возможность определить, кто такие славяне и откуда они взялись.
Гаплогруппа R1a1 обрела непрерывную историческую связь между древними охотниками на мамонтов и нами, которые живут сегодня в этом прекрасном мире и этой прекрасной стране под названием Россия. Нарисовали примерный пунктир культур, что привели к появлению славян.
Да. согласно летописи, славяне пришли с Дуная, с Балкан. Согласно генетике, таких пришельцев в нашей, русской крови – 15-20 процентов. Значит, русские – не славяне?
Да. Но! Согласно летописи. Всего лишь.
В то же время мы видели, как линия кровного родства протянулась от африканского первобытного «Адама» через охотников на мамонтов, через ариев, через скифов, через венедов – до достоверно славянской пражско-корчакской культуры. От которой мы, русские, с полным правом можем вести уже свою культурную, национальную историю.
И получается, вопреки летописи, что большею частью своей генетики мы есть именно славяне. Летописец ошибался. Это «мы» сначала дошли до Дуная. А потом перемещались-перемешивались в рамках одной общности. И то, что в нас есть отзвук «балканской» генетики, объясняется тем простым обстоятельством, что расставшиеся с нами генетически 50 тысяч лет назад люди стали «нашими» культурно. Стали славянами. И перемешавшись с «нами», в ходе дальнейших миграций привнесли и свою гаплогруппу в нынешний русский этнос. Как финны – свою.
В общем, формально мы, русские, – не славяне. Мы – местные охотники на мамонтов.
Первыми вышедшие в Космос.
Просто славяне выросли из тех охотников…