Он говорил мне: "Вторично тело, первичен дух",
боготворя при этом своды моих коленей,
манкие губы, сладкую жаркость рта,
полную чашу гладкого живота.
В прочее время, правда, был нем и сух,
преисполнен терний.
Он говорил: "Юдоль наша — тлен, суета сует.
Прошлое умерло, будущее неявно".
Жил неуютно, в доме почти на снос,
но приносил охапки надменных роз,
мой нелюбимый рыцарь, анахорет
с глазами фавна.
Я принимала, не зная ещё, зачем,
колкие розы и жажду его объятий,
и не любила — но он и не ждал в ответ,
просто, шагнув навстречу, шептал: "... привет"
и забывал аскезу и груз дилемм,
сминая платье.
Он говорил: "Юдоль наша — тлен, суета сует",
веря в разумность символов и примет.
Он говорил мне: "Вторично тело, первичен дух",
и уходил всегда не позднее двух...
Уже Другая