Вера Сотникова... Без любви — нельзя!...

Воскресенье, 25 Марта 2012 г. 22:28 + в цитатник

Источник - 7 дней - 7days.ru -
Караван историй
Зайчик Ирина

Вера Сотникова: «Я — Казанова в юбке»...

«Поцелуй меня», — говорю я каждый вечер и каждое утро своему любимому, потому что всю жизнь хочу, чтобы мой день заканчивался и начинался с любви. И пусть никакого любимого сейчас нет и в помине, не беда. Ведь мечтать о нем всю свою жизнь — это такое наслаждение!

Моей первой любовью был актер Владислав Дворжецкий. Как только он появлялся на экране, я становилась на колени и целовала телевизор. Меня все время отгоняли: «Верочка, уйди, пожалуйста!», потому что я так стояла весь фильм, прилипнув к экрану. Все смотрела и смотрела в его глаза — красивые, широко посаженные, голубые, как небо. Мне казалось, что в них я вижу всю Вселенную. Родителей же смущала эта непонятная любовь к взрослому мужчине. Когда я заканчивала первый курс Школы-студии МХАТ, Дворжецкого не стало. Я пришла на похороны, стояла, плакала и не могла простить себе, что однажды не подошла к нему…

В десятом классе меня отправили в Москву на слет ветеранов войны. Я ехала и мечтала: «Вот, буду в городе, где живет мой любимый Дворжецкий!» В Москве мы были три дня, и я случайно (случайно ли?) около Большого театра увидела Дворжецкого. Он шел прямо на меня — высокий, стройный, в длинном кожаном пальто.
Я остолбенела и, когда он прошел мимо, долго еще думала, что это наваждение: так не бывает… Но я не побежала за ним просить автограф. Я была уверена, что не смогла бы произнести ни одного слова. Помню, только подумала: «Скоро приеду, буду учиться в Москве, и мы еще увидимся…» Да, увиделись… на его похоронах.

с родителями и младшей сестрой Галей

— Вера, наверное, ты, как и твой кумир, хотела стать актрисой?

— Я приехала поступать в МГУ, мечтала жить во Франции и преподавать русский язык французским детям, а поступила в театральный. Я и не предполагала, что стану актрисой. Все как-то мистически совпало: 19 июля, в день моего рождения, когда мне исполнилось семнадцать лет, я стала студенткой Школы-студии МХАТ…

Меня поселили в общежитие Суриковского училища одну в комнате. Я попала в мир актеров и художников, с упоением читала «Мастера и Маргариту» Булгакова, с благоговением перелистывала альбом Сальвадора Дали, впервые услышала слово «сюрреализм» и много еще чего узнала в первый год моей самостоятельной жизни в Москве.

Я с удовольствием училась, все было прекрасно, пока весной не влюбилась — окончательно и бесповоротно. С этого момента и началась моя реальная жизнь...

Юра был другом мужа моей подруги. Однажды он зашел к нам в общежитие, и я была сражена наповал! Высокий красавец с серо-голубыми глазами, рисует, много знает об искусстве, эрудит, гений, талант! По словам Юры, он работал помощником реставратора Пушкинского музея. Сразу после знакомства он стал посвящать мне стихи. Правда, позже выяснилось, что он их плагиатил у Эмиля Верхарна. Но я тогда об этом не подозревала, стихи мне очень нравились.

Наши платонические отношения длились недолго. Придя в гости во второй раз, он просто остался у меня ночевать. Это была моя первая настоящая любовь, пылкая, сильная. В общежитие после девяти вечера никого не пускали, и Юра лез ко мне, рискуя жизнью, по балконам на одиннадцатый этаж!

Вскоре мы стали снимать комнату в коммуналке на Смоленской. Хозяйка сделала нам скидку, поставив условие: мы занимаемся воспитанием ее оболтуса сына. Если же сын не поддавался и ни в какую не хотел идти, например, в музей, она кидалась в него сырыми котлетами.

— Вера, ты очень рано родила ребенка. Это не мешало учебе?

— Конечно, я пыталась узнать из разных источников, как уберечь себя от деторождения. Расспрашивала в основном девчонок, которые были такими же неопытными, как и я. Юра в этих женских делах совсем не разбирался. Одна подруга поделилась со мной, что, оказывается, есть такие дни, когда «можно» и когда «нельзя». В общем, однажды я неправильно посчитала и...

И тут у нас произошел первый жуткий скандал. В честь 8 марта Юра приготовил мне подарок — дорогие духи «Climat». Первые в моей жизни французские духи! Торжественно вручил и сделал предложение, но с условием — взять его фамилию. Про беременность я еще в тот момент не знала. Я ответила: «Замуж пойду, но фамилию оставлю свою». Юра от этих слов впал в такую ярость, просто ужас! Я не понимала, что же я такого страшного сказала? Было ощущение, что началось землетрясение. Юра достал из коробочки флакон духов и со словами: «Ах, ты не хочешь?! Столько девушек мечтали, чтобы я предложил им свою фамилию!» размахнулся и швырнул флакон в стену. Комната потом долго пахла французскими духами — стена, подушки, простыни... Честно скажу, я так испугалась этой вспышки ярости, что на следующий день собрала чемодан, села без билета в поезд и уехала куда глаза глядят. Единственное — боялась, что меня где-нибудь в чистом поле высадит кондуктор. Когда поняла, что далеко заехала, вышла на какой-то станции. Слава богу, у меня были деньги. Сняла в гостинице номер. Вечером в ресторане заказала водки с закуской, напилась, и всю ночь мне было очень плохо. Как потом выяснилось, я была уже беременна.

Словом, я вернулась… но не к Юре, а обратно в общежитие. А он даже не искал меня. Мне было ужасно обидно и больно: я сидела одна в комнате несколько дней, слушала «Отель «Калифорния» и рыдала… Я поняла, что просто пропадаю. А главное, я его ЛЮБЛЮ!

Я на многое закрывала глаза и все прощала. Конечно, меня наповал сразило, как он ухаживал — и лазанье по балконам на одиннадцатый этаж, и желание на мне жениться. Ведь не секрет, что для мужчины решение жениться — сродни подвигу! Поди кого-нибудь сейчас затащи в загс. А Юра безумно хотел на мне жениться. Плюс его немыслимое обаяние, красота, стать. Между прочим, какое-то время он даже работал моделью у Вячеслава Зайцева.

К тому же есть вещи, за которые я по-человечески благодарна Юре. Всю стену его комнаты занимали полки с книгами и журналами «Иностранная литература». Кобо Абэ, Фолкнер, Стейнбек, Ирвин Шоу... Так вот, всю зарубежную литературу, которая была напечатана у нас в стране за десятилетия, я прочитала благодаря Юре. Он исписал целую тетрадку — составил план, что мне надо прочитать в первую очередь, и кружочками отмечал прочитанное. Каждый раз проверял меня: мы садились и обсуждали новый роман. И это было великолепно! Разве без него я когда-нибудь стала бы читать стихи Мао Цзэдуна?! А еще Юра заставлял меня играть в «угадайку». Мы брали каталог живописи «От Джотто до Сезанна», он открывал одну из страниц, закрывал рукой фамилию под картинкой, и я должна была угадать. «Эль Греко! Сурбаран! Мазаччо! Рубенс!» — восклицала я. И у нас были даже сексуальные наказания, если я не угадаю художника,

— В смысле — секса не будет?

— Наоборот. Он был в этом плане изощренный молодой человек. И то, чего я тогда еще не пробовала, в «наказание» мы должны были сделать. Обучал меня по полной программе. А еще мы брали книжку-песенник и с удовольствием пели все — лирические, русские народные, песни военной поры, бардовские… Это было счастье!

Даже сейчас, бывая в лучших музеях мира, я вспоминаю потрепанный каталог «От Джотто до Сезанна»...
В итоге мы с Юрой помирились. Помню, приезжаю к его маме, говорю, как люблю Юру. А она только одно сказала: «Верочка, подумай. Зачем он тебе нужен?» Но и это меня не остановило. Я выспросила у нее, где он, и поехала. Юра пил и веселился на чьем-то дне рождения, а я сидела в уголке такая несчастная...

В общем, 1 апреля у нас состоялась свадьба. Представляете, в День смеха! Обхохочешься. А поскольку денег у нас не было, платье я сшила сама. Очень красивое, из японского шелка, голубое в синий цветочек. Из Волгограда привезла мамину швейную машинку «Тула», на ней и строчила наряды. Гости собрались у свекрови в ее коммунальной квартире на Ломоносовском проспекте. На свадьбу приехали мои родные — папа, мама, сестра Галя. Привезли, как полагается, приданое: ковер, три подушки и одно одеяло, которое мама сама шила — ватин покупала, стегала. Мама только вздыхала и лишь однажды не удержалась и спросила: «Ну зачем он тебе, дочка?» А я говорила: «Мамочка, ну посмотри, какие у него глаза!»

— А как у тебя складывались отношения со свекровью?

— Помню, однажды мы втроем поехали на ВДНХ на выставку, и вдруг Юрина мама говорит: «Верочка, езжай домой, вот тебе ключи, купи по дороге курицу и приготовь обед: из одной половинки свари супчик, а другую пожарь с картошкой». А я готовить-то не умела. И когда они пришли домой, одна неощипанная половина курицы варилась в кастрюле на большом огне, а другая — тоже с перьями — зажарилась на сковородке до черноты. Юрина мама вздохнула: «Ну так и знала». Я в ответ пролепетала: «Извините, у меня не получилось». Но никто за это на меня особо не обиделся.

— Когда ты сказала жениху, что у вас будет ребенок?

— В тот же день, когда пришла к нему после ссоры. Юра только плечами пожал: «Вер, у нас ни денег, ни квартиры. Мы такие молодые, надо пожить для себя. Зачем рожать?» Но несмотря на эти страшные слова и изматывающий токсикоз, я твердо решила родить ребенка от любимого мужчины — он будет точно такой же, только маленький и совсем МОЙ! Такого ребенка я и родила. Сын был один в один похож на Юру.

Но это все потом… А пока я с токсикозом лежу в больнице. Помню, выглядываю в окно и вижу Юру. Он в обновках — красивый бежевый плащ, в руках черный блестящий портфельчик. Спрашиваю: «Откуда?», он отвечает: «Купил». Выяснилось, что Юра полностью оделся на деньги, которые подарили нам на свадьбу. Истратил на себя почти все! Сумма, может, и невелика, но ведь нашему ребенку нужны были пеленки, распашонки, кроватка. Юра решил иначе...

Второй курс я закончила уже будучи на шестом месяце. Я понимала, что скорее всего уйду в декретный отпуск. И решила ехать рожать домой, потому что в Москве я сошла бы с ума от страха. Рядом никого нет: поможет или нет Юра — непонятно, на свекровь тоже рассчитывать не приходилось.

— Ты уехала в Волгоград, надолго оставив мужа одного в Москве… Не боялась, что изменит?

— Конечно, мне было неспокойно, я нервничала, переживала, думала о Юре. Правда, он писал письма, ласковые, замечательные. Я себя успокаивала: в Волгограде лучше, рядом мама, а в Москве негде жить. Да и Юра не звал меня обратно. Он не обсуждал со мной, где мы будем жить, на что… И все мои переживания, конечно, сказались на ребенке — он родился такой маленький, слабенький.

Яну было пять месяцев, когда свекровь вышла замуж и уступила нам свою жилплощадь в коммуналке. Тогда я решила возвратиться с Яном в Москву. Кстати, Юра за мной в Волгоград не приехал, он нас встретил на вокзале. Мы с малышом провели ночь в поезде, прикорнув на полке в плацкарте, в окружении чужих людей.

Когда мы приехали, я сразу же увидела отношение мужа к сыну — он даже не посмотрел на него, ни разу не подошел, будто это не его родной ребенок. Однажды не вытерпела и сама предложила ему погулять с сыном. Он очень удивился: «Я что, дурак, что ли?»

Как мы жили, не представляю. Нам постоянно не хватало денег. Однажды Юра вдруг говорит: «Давай я тебя тоже устрою в музей дворником и буду работать за двоих». Так я узнала, что он не реставратор, а дворник. Высшего образования, как я потом выяснила, у него тоже не было. Помню, что он недолго проработал в музее, уволился.

Полгода я не училась, занималась маленьким Яном. От Юры, который дома без работы сидит, помощи ноль. Денег не было совсем, а ведь нужны хорошие, качественные продукты, чтобы мне, кормящей матери, нормально питаться. Я пыталась заставить мужа работать, но это у него вызывало раздражение.

Мой декретный отпуск подошел к концу, надо идти учиться на третий курс. Ребенка пришлось оторвать от груди и отвезти к родителям в Волгоград. От меня долго скрывали, что буквально сразу после моего отъезда Ян заболел двусторонним воспалением легких. Моя мама выхаживала его, лежала с ним в больнице. Видимо, ребенок пережил страшный стресс от разлуки со мной. Мамы нет рядом, вот он и стал болеть постоянно. Он уже начинал ходить и говорить, а тут вдруг перестал. Я бросала учебу, что-то объясняла в институте и мчалась к Яну, потом опять спешила вернуться в Москву. Буквально места себе не находила, металась, переживала. И ребенок переживал это все со мной. Он был такой худющий!

Помню, у меня тогда постоянно болело сердце. Все мои таланты как корова языком слизнула. Я стала какой-то зажатой, будто деревянной. А ведь на своем курсе я была номер один! Про меня говорили: «Сотникова — это будущее МХАТа!» А когда пришла на курс к Ефремову, словно другой профессии училась, все заново приходилось осваивать.

А тут еще в нашей стране наступило время «замечательное»! Ввели талоны на продукты. Я думала только о том, что послать в Волгоград, потому что там на прилавках лежали только спички и мыло. Я договаривалась с московскими мясниками и покупала у них по 12—14 килограммов мяса. Тащила на Казанский вокзал огромные сумки, чтобы отправить их с проводниками маме.

— А Юра хоть сумки помогал таскать?

— Никогда! Его ничего не волновало. А дальше началось самое мерзкое в моей жизни — расставание.

Я давно, еще будучи беременной, замечала, чувствовала Юрины измены. Но куда было деваться? Я запомнила день, когда сын в животе впервые зашевелился. Юра это отметил по-настоящему, по-мужски. Сижу, готовлюсь к экзаменам, читаю Карло Гоцци. А у Юры — тусовка, за стеной гремит магнитофон, ребята танцуют, заниматься невозможно. Выхожу на кухню — Юры нет. Спрашиваю, где он, а на меня все как-то странно смотрят и неопределенно показывают в сторону ванной. Стучусь. Дверь открывает сконфуженный Юра, за его спиной стоит девушка... В этот раз скандала я не устроила, пощечину не влепила, хотя и хотелось. Меня так тошнило, что было не до этого. Вот в тот день ребенок мой и зашевелился в животе...

В общем, «мешок обид» на мужа наполнился уже под завязку. Я оправдывала Юру, убеждала себя, что он не виноват. А муж никогда не просил прощения. Я прекрасно понимала, что ситуацию в другое русло уже не повернуть, но чего-то все ждала... «Сталинград так просто не сдается...» — не очень уверенно говорила я себе.

Мы жили вместе, но жили как два чужих человека. Уйти мне было некуда. И я Юру тихо ненавидела. Задумываться, что делать — разводиться, не разводиться, — мне было некогда, я думала только о ребенке: как его накормить, как достать продукты и переслать в Волгоград.

— В результате ты пошла на работу?

— Я устроилась страховым агентом. Тогда еще на дверях в подъезды не было кодовых замков, и люди спокойно пускали меня в квартиры. За три дня выполняла план, за это мне платили очень хорошие деньги. И вот тогда я смогла уйти от мужа, снять квартиру. Так что я была замужем один раз и всего один год…

— Ян, наверное, бабушку мамой называл?

— Нет, мамой он звал меня — я же периодически приезжала. Сын меня обожал. «Мамусечка моя, голубиська моя, полюби меня замуж», — говорил он. Когда я садилась в поезд, сын бежал следом, вырвавшись от бабушки, и кричал: «Мама! Мама!..» Моя мама страшно боялась, что Яська попадет под поезд. И несколько раз мы с ней договаривались, что сын не поедет меня провожать, но он так плакал, так умолял, что мы снова и снова брали его на вокзал. И каждый раз у меня от боли разрывалось сердце. Я ехала в поезде и не понимала, зачем мне эта Москва, для чего мне эта профессия, когда у меня нет самого главного — ребенка.

— Какие отношения у Яна с отцом сейчас?

— Близилось Яськино восемнадцатилетие. Приехали все родственники из Волгограда. Вдруг раздался телефонный звонок: «Здравствуй, Вера, это Юра. Можно я приду на день рождения сына?» Я от неожиданности сказала: «Приходи». Никому не стала рассказывать об этом звонке, подумала: «Скажу, а он не придет. Опять сделает Яну больно». Ведь сын очень хотел, чтобы у него был отец.

Когда с ним, совсем маленьким, мы гуляли в Волгограде, он, заглядывая в лица прохожих, останавливался и спрашивал: «Мама, а это мой папа?» Я, извинившись перед незнакомым мужчиной, говорила: «Нет, сынок, это не твой папа». А он вырывался и, подбегая уже к другому мужчине, опять спрашивал: «Мама, это мой папа?» Я еле сдерживала слезы. Он рос и мечтал, чтобы у него был отец.

13 ноября раздался звонок в дверь и вошел Юра. Я позвала Яна: «Сынок, смотри, кто пришел». Ян его увидел и оторопел. Помню слезы в его глазах. Похоже, это был самый «сильный» подарок на восемнадцатилетие. В тот вечер они все время уединялись, разговаривали и после этой встречи стали не разлей вода. Для Яна папа — гуру! И попробуй что-нибудь теперь сказать не так про него. Плохо, что Юра не был участником взросления Яна, но, думаю, не только я об этом жалею. Сам он, наверное, сто раз пожалел, что многое упустил. Невосполнимо многое…

— А ты была верна мужу? Неужели за такой красавицей не ухаживали в институте?

— Ухаживали, но была верна. А вот когда мы расстались, у меня начался роман…

Так получилось, что мой педагог Олег Николаевич Ефремов в Московский Художественный театр никого с курса не взял. Стало понятно, что я остаюсь без работы. А тут незадолго до окончания института я познакомилась с артистом МХАТа. Слава предложил мне роль в антрепризном спектакле «Мастер и Маргарита». Сам он играл Воланда, я читала текст от автора, иногда за Маргариту и Геллу. С этим спектаклем мы поехали на мои первые в жизни гастроли. И разве не удивительно, что по прошествии стольких лет я и сейчас продолжаю играть «Мастера и Маргариту»! Когда звучат слова «В этом романе ее жизнь!», я вкладываю в них особый смысл...

Была весна. Пахло сиренью. Мы целовались под цветущими липами, и я влюбилась… в Воланда. С этих гастролей началась моя новая взрослая жизнь актрисы. Я просыпалась в гостиничном номере, утопающем в цветах, и говорила: «Боже! Как я люблю свою профессию!»

Вернувшись с гастролей, я переехала к своему возлюбленному в общежитие МХАТа. «Близ Арбата, две комнаты в подвале маленького домика в садике, маленькие оконца над самым тротуарчиком, ведущим от калитки»! Узнаете? Рядом с нами жили замечательные актеры, актрисы, мы собирались вместе, много читали, обсуждали. Все было хорошо, кроме некоторых моментов — у актеров они называются загулами. Порой невозможно было пройти на кухне к мойке, приходилось ногами бутылки на полу разгребать.

И в какой-то период любовь к профессии затмила во мне материнское чувство. Слава богу, ненадолго. Однажды я посмотрела фильм Бергмана «Осенняя соната», где дочь не может простить мать-артистку за то, что та ее бросила в детстве. Впечатление было ошеломляющее! Прорыдав дня два, я вдруг поняла, что у меня ничего нет — ни постоянной работы, ни своего жилья, и, что самое ужасное, у меня нет ребенка! Значит, меня ожидает такой же конец, как у Бергмана?! И я решила: пусть не будет работы и жилья, но ребенок у меня будет. Поехала в Волгоград и привезла сына в наш общежитский подвал. Яну было два года.

— А ты спросила разрешения у Славы?

— Не помню, кажется, он возражал. Но мне было все равно. Правда, через несколько дней стало понятно, что жить в таких условиях с ребенком невозможно. В подвале холодно и сыро, но это еще цветочки. Вместе с нами, кроме замечательных артистов, жили мыши и огромные черные тараканы. Однажды я ушла в магазин, возвращаюсь, подхожу к подъезду и слышу дикий крик из подвала. Открываю дверь и вижу — в темноте в пижамке босиком по холодному полу бегает мой сын. Он проснулся, может, мыши его разбудили, и орет от страха. Я бросилась к нему, стала его успокаивать. Какое-то время после этого он заикался, у него был нервный тик.

Конечно, Ян — брошенный ребенок. Да, я часто приезжала, мы виделись, но материнской ласки сын не знал. И какая бы хорошая и заботливая ни была бабушка, маму не заменит никто! Наверное, можно было жить по-другому — бросить Москву, устроиться в Волгограде сверловщицей второго разряда и жить вместе с сыном. Но я тогда не видела другого выхода и привезла его в Москву.

В нашей комнате в подвале мы отгородили детскую кроватку книжным шкафом, так и жили — мы со Славой на одной стороне, сынок — на другой. Но Слава не вытерпел такой жизни, мы начали ссориться. Было ясно: долго это продолжаться не может. И если причина наших ссор — ребенок, который мне дороже всего на свете, то нам лучше расстаться…

У меня началась депрессия: ни работы, ни жилья. Зато с ребенком! А искать работу в Москве не так-то просто. Я была вынуждена снова отвезти сына в Волгоград. Сама вернулась в Москву. По доброте душевной Слава отвез меня к своей подруге Фаине. Я лежала у нее на диване и целыми днями плакала. Даже есть не могла, Фаина насильно кормила меня. Депрессия оказалась настолько сильной, что я начала подыскивать место, где свести счеты с жизнью. И нашла: «Ага, вот — Большой Каменный мост! Очень красивое место. Сигану с него вниз в воду. Привет тебе, Москва, за все спасибо!» Фаина не только меня выходила, но и подсказала отнести свои фотографии на Киностудию имени Горького. Там меня увидела ассистентка и отвела на площадку фильма «Признать виновным». Так я получила первую главную роль в кино...

Эта картина помогла мне прийти в себя после стресса. Я вдруг поняла: «Что это я мыкаюсь по углам? У меня же есть московская прописка!» И я пришла в Юрину коммуналку, где была прописана. «Юр, мне негде жить», а он в ответ: «Никогда!» Несколько раз его просила — бесполезно. Кто-то мне подсказал, что бывший муж не имеет права не пускать меня домой. И я решилась идти в атаку. Помните: «Сталинград так просто не сдается!» Положила в сумку топор и отправилась по месту прописки. Звоню. За дверью соседки кудахчут: «Мы тебе не откроем, нас Юра предупредил». И тогда я схватила топор и стукнула им по двери. Грохот был страшный! На двери осталась глубокая борозда. От страха, что я выломаю дверь, соседки открыли. Я снова привезла Яна, и мы стали жить… втроем. Перегородили комнату шкафом: у окна, где больше света, — мы с сыном, у двери — Юра.

Эта жизнь втроем — самое страшное, что можно себе представить: и Юре некуда уйти, и мне. Вдобавок ребенка нечем кормить. Я устроила Яна в садик неподалеку от дома. Но и тут проблемы — он из садика без конца сбегал, был совершенно неуправляемый. И дома ад! Мы с Юрой не жили, а существовали рядом, тихо друг друга ненавидя. С сыном он не общался вообще, даже не подходил к нему, не говоря о том, чтобы сказку на ночь почитать. Денег тоже не давал. Ужасно, но ребенок все видел, присутствовал при наших ссорах. Однажды случился жуткий скандал. После этого Юра ушел, поняв, что иначе мы друг друга поубиваем. И мы с Яном остались в этой коммуналке с двумя соседками. Им я не нравилась уже тем, что актриса. Если мне звонили по телефону, они отвечали: «Раз она вынесла мусор, значит, ее в Москве нет». Мол, она такая неряха, мусор никогда не выбрасывает. Мы скандалили постоянно, они пытались меня выселить, обвиняя в том, что я нарушаю покой в квартире, веду себя аморально — поздно прихожу домой. Правда, за одно я им благодарна: одна из них подкармливала моего голодного сына, предупреждая: «Матери не говори».

Я была настолько замотана, что порой приходили мысли: может, я уже не женщина? Мне ничего не хотелось. И не верилось, что я когда-нибудь кого-то полюблю. Я металась между ребенком и работой, потом не выдерживала и снова отвозила Яна в Волгоград. Ему нужно было идти в первый класс, а у меня съемки, киноэкспедиции...
Отснявшись в картине и получив деньги, я снова привозила его в Москву, чувствуя, что без него жить не могу. А когда начиналась работа, я с болью в сердце увозила его обратно в Волгоград.
Никогда не забуду, как Ян пошел в первый класс. Я была в Таллине на съемках, и проводить сына в школу меня не отпустили. Все дети пришли за ручку с мамами и папами, а мой сын — с бабушкой, как будто у него родителей нет. Мне до сих пор это больно вспоминать.

В какой-то момент все стало выравниваться. Меня приняли в труппу Театра на Малой Бронной, где я сразу получила первую главную роль — Малахову в спектакле «А все-таки она вертится» режиссера Льва Дурова. За три года сыграла семь главных ролей. Помню, когда меня принимал худсовет, Леонид Семенович Броневой воскликнул: «Наконец-то у нас в театре появилась настоящая баба!» И вот тогда, не выдержав, я забрала сына из школы во время учебного года и привезла снова в Москву. Это второй класс. Что тут началось! Утром бужу его, кормлю, провожаю в школу, потом продленка, с которой он сбегал. После спектакля прихожу поздно и каждый раз нахожу Яна спящим в школьной форме на диване. Заглядываю в тетрадки — домашняя работа не выполнена. Поднимаю его в шесть утра, делаем вместе уроки, в это же время готовлю завтрак и обед, потому что ребенок придет домой с ключом на шее, и ему нужно что-то поесть. И так бесконечно: каждый вечер стягивание школьной формы со спящего ребенка, невыученные уроки... В общем, помаялась с сыном и, не дав ему доучиться, увезла опять в Волгоград.

— И тут у тебя началась какая-то личная жизнь...

— Как только я попала в Театр на Малой Бронной, посыпались предложения сниматься в кино, я стала популярной актрисой. Как-то в ресторане Дома кино я познакомилась с Эрнстом, богатым немецким бизнесменом. Мне было двадцать четыре года, он старше на шестнадцать лет. Но, если честно, Эрнст не сразу мне понравился. Вообще-то я не собиралась крутить роман с иностранцем — тогда, при советской власти, это было опасно.

Мой иностранный поклонник окружил меня вниманием. Из-за меня он вынужден был снять в Москве квартиру. Уезжая в Германию, говорил: «Жди меня, я скоро приеду». И каждый раз появлялся на пороге… с тремя чемоданами одежды. Но меня трогало скорее не то, что подарки очень дорогие, а его забота. Хотя, не скрою, получать красивые вещи было очень приятно. Эрнст привозил вещи, каких в нашей стране вообще не было, например шелковые вечерние наряды, кроссовочки для моего сына. Они были такие маленькие, такие красивые, долгое время я держала их на телевизоре, как сувенир. Оделись все — мама, сестра, сын. Все, что не подходило по размеру, я продавала подругам. Признаюсь честно, не дарила, а продавала — очень нужны были деньги. Уезжая, Эрнст оставлял марки, которые волшебным образом заканчивались к его приезду. И я поняла, что «подсела» на комфортный образ жизни.

У меня наконец появилась защита. Не каждая молоденькая актриса могла похвастаться таким романом. Мне все завидовали. Помню, прихожу в театр в черных лайковых штанах, навстречу моя коллега. Что уж такое она сквозь зубы процедила — но мои новые штаны в тот же день порвались. Одним словом, сглазила.

Эрнст меня очень любил и все время предлагал выйти замуж. Но я не понимала, что буду делать в Германии. Когда я выехала за границу в первый раз, меня, конечно, многое потрясло — чистота, обилие и качество продуктов. Я впервые съела киви, даже не знала, что это за мохнатое чудовище! У Эрнста была роскошная квартира, красный «Порше», бизнес. Он меня повез в Альпы. Конечно, это все прекрасно.

Эрнст заставлял меня учить немецкий язык. Я послушно пошла на курсы, позанималась один день, запомнила одно слово и поняла, что немецкий мне антипатичен и вреден для здоровья. Эрнст сердился: «Ты лентяйка! Не учишь язык, ничего не предпринимаешь, чтобы мы жили вместе!» Однажды привез мне два компьютера и заявил: «Продай их и заработай деньги сама!» Кстати, эти компьютеры я продала очень быстро и купила зеленый подержанный «Мерседес».
— Ну а замуж за него почему не вышла?

— Он все ждал, когда же я скажу ему «да». А меня страшно раздражали его замечания — водопроводный кран не закрыла, свет не выключила, посуду мою не так. Оказывается, надо набрать в раковину воды, заткнуть ее пробкой и только потом мыть посуду. А так, чтобы вода лилась струей, — ни-ни! Это дорого. Не скажу, что он был жадный, но эти мелочи меня просто бесили. И еще. Идем, например, на дискотеку. Эрнст заставлял меня выдавать себя за студентку. Себе он покупал взрослый билет, а мне — со скидкой. И в ресторанах экономил. Меня раздражало, что он специально заказывал разные блюда, чтобы потом поменяться тарелками. Я возмущаюсь: «Да не буду я есть из твоей тарелки!», а он весь вечер тычет вилкой в мой бифштекс.
На самом деле Эрнст мне нравился ровно столько дней, на сколько приезжал. К его приезду я успевала соскучиться по нему как женщина. У нас был довольно долгий роман — года три. Меня вполне устраивали наши встречи редкими наездами. Я наслаждалась им как любовником, удовлетворялась подарками, деньгами и, когда он уезжал, была счастлива до смерти. Такой роман меня абсолютно устраивал, а он все свое: замуж! замуж!

А зачем мне это? Молодая, красивая, безумно успешная и к этому времени с собственным жильем — Эрнст купил мне квартиру. Правда, получив такой подарок, я заколебалась: чего я мучаюсь, ведь хороший мужик замуж зовет. Я была почти готова. Он словно чувствовал благоприятные моменты, появлялся, как волшебник, в самые трудные периоды моей жизни, когда я из одной только благодарности была готова отдать ему свою руку. Да еще в стране вечно что-то не в порядке: то танки на улицах, то талоны... Помню, я все время безумно хотела есть! Эрнст приезжал и элементарно меня кормил. Вот поэтому однажды на его очередное предложение я уклончиво сказала: «Да… может быть… посмотрим…»

В то время я репетировала спектакль «Доктор Живаго» в «Школе драматического искусства» Анатолия Васильева на семинаре Михаила Будкевича и… влюбилась в своего партнера Влада. Приезжает Эрнст, взахлеб говорит о нашем будущем, а у меня — серьезный роман, любовь с другим человеком. Что делать? Я молчу. Тут мы с театром собрались на гастроли в Италию. «Чудесно! — радостно воскликнул Эрнст. — Я за тобой заеду в Римини, и мы отправимся в предсвадебное путешествие по Европе! Не волнуйся, гостиницы я закажу». Ситуация трагикомическая: со мной в Италию едет Влад, и туда же должен приехать Эрнст.

— Влад, наверное, решил за тебя сражаться!

— К сожалению, он не мог сказать: «Вера, выходи за меня замуж». У него в Ростове были жена и ребенок. Конечно, он переживал. В последний день гастролей за мной приехал Эрнст. Я рыдаю. То к Владу подбегу, то к Эрнсту кидаюсь. И вся эта любовная драма разворачивалась на фоне красивейшего пейзажа! Ну не могла я уехать с нелюбимым человеком, сказав любимому: «Прощай!» Я пыталась обмануть Эрнста, сочиняя на ходу, что меня не отпускают в театре, а он — мол, почему не предупредила, он бросил дела и проехал много километров по Европе? Я к Владу — тот молчит, страдает… В конце концов не выдержала и сказала Эрнсту: «Прости, но я люблю другого человека». Я долго смотрела из окна отъезжающего автобуса — Эрнст стоял рядом со своим красным «Порше» такой потерянный, такой несчастный… Зато в автобусе долго не смолкали бурные аплодисменты!

Кстати, видимо, мне в отместку Эрнст вскоре женился на русской актрисе, увез ее в Штутгарт. Они прожили полгода, а потом развелись, и она отсудила у него значительную часть состояния.

— Вы виделись с тех пор с Эрнстом?

— Эрнст обижался на меня несколько лет, зато сейчас мы общаемся как друзья. Хотя он не устает повторять, что я — его самая большая любовь. Эрнст постоянно звонит, зовет на какие-то праздники, все спрашивает, когда я приеду. Я ездила к нему в гости на Сейшелы. У него там дом. Он всегда мечтал купить остров, чтобы мы там жили и бегали голышом по пляжу, как Адам и Ева. Так вот, его мечта, хоть и частично, сбылась. Он купил, конечно, не целый остров, а участок земли и построил дом. Из одного окна — красивый вид на океан, из другого — на пляж, помните, как в рекламе «Баунти», из третьего — на горы с водопадом. Я там хорошо провела бы время, если б не его ухаживания. Все время приходилось отбиваться. «Я приехала к тебе как к другу!» — «А я тебя встретил не как друг». Доходило до скандалов! Я даже просила отправить меня в гостиницу. А он все твердил: «Хочу, чтобы ты была моей». Я ему объясняю, что приехала отдыхать, что устала от Москвы. И, видимо, говорила так твердо, что он вдруг сказал: «Слушай, ты стала босс». Прошло столько лет, а он остался таким же. По-прежнему из моей тарелки клевал, так же приставал. «Я знаю, Сотникова, когда ты замуж за меня выйдешь, — когда постареешь», — как-то сказал он. Получается, Эрнст — мой самый верный рыцарь.

— Влад стоил того, чтобы ради него отказаться от верного рыцаря?

— Мы с Владом вернулись в Москву, стали жить в квартире, которую купил мне Эрнст. У меня было все: жилье, прописка, работа, деньги. А Влад не работал и ничего не имел — жил в квартире побежденного соперника. Долго терпеть такое положение он не мог, сильно скучал по сыну, от этого периодически впадал в страшную депрессию. И в итоге уехал к своим в Ростов. А я начала много сниматься. «Роман императора», «Захочу — полюблю», «Десять лет без права переписки»...

Впервые я получала настоящие деньги, могла позволить себе уехать на месяц в Австралию, сделала ремонт в квартире, купила маме дачу. В этот же год получила приз за лучшую женскую роль второго плана в фильме «Байрон» на кинофестивале в Салониках. И настолько увлеклась работой, что в тот период у меня не было романов. Я была свободна как птица. Любовь во мне дремала, ждала своего часа. Эту энергию любви мне было необходимо кому-то отдавать. И я встретила этого человека…
Приближался 1993 год. Мы с подругой и ее мужем идем в Дом кино праздновать Новый год. Вокруг все свои: режиссеры, актеры... Помню, были Саша Абдулов, Саша Домогаров, Антон Табаков, Ирина Аллегрова. Антон пригласил меня первого января пойти с ним на элитную тусовку. Я долго отказывалась, но он настоял и прислал за мной машину. Во Дворце молодежи собрался весь цвет нашего шоу-бизнеса. За соседним столиком в компании Аллы Пугачевой и Александра Буйнова сидел Владимир Кузьмин. Я сразу заметила, что он все время на меня посматривает.

Где-то в три часа ночи Алла Борисовна с Буйновым ушли, а Володя остался и тут же пригласил меня на танец. Помню, взял меня за талию и… замер. Музыка играет, я пытаюсь танцевать, а он стоит как вкопанный и глаз от меня отвести не может. Я остановилась: «Ну что, мы танцуем?» «Да, да», — отвечает и оторопело на меня смотрит. Потом Володя взял гитару и выдал сумасшедший концерт. (Позже он признался, что хотел таким образом мне понравиться.) Уже под утро предложил: «Поехали дальше праздновать». Я согласилась.

Мы большой компанией отправились в гостиницу-высотку «Ленинград», что у трех вокзалов, где в пятикомнатном «люксе» жил Володя. Помню, меня больше всего поразил белый рояль в номере... Народу было много, но потом все куда-то разбрелись. Короче говоря, у нас с Володей начался роман. Когда я узнала, что этот номер Кузьмину снимает Алла Борисовна, сразу сказала: «Вова, это ужасно! Поехали ко мне. У меня маленькая квартира, но своя». Оставаться в этом «люксе» для меня было невозможно.

— А что, Кузьмину негде было жить?

— Уезжая в Америку, он оставил квартиру своей первой жене. А тут Пугачева пригласила его участвовать в «Рождественских встречах». Из Америки Володя приехал без денег — только гитара и пара сапог-казаков. Алла Борисовна сняла ему «люкс» в гостинице.

У него была страшнейшая депрессия после развода с Келли — его американской женой. Я помнила роскошный клип Федора Бондарчука, где она снималась вместе с Володей. Келли — красавица немыслимая. Она его до такой степени любила, что каждый день чистила ему гитарные струны. Кстати, позже Володя признался: мои длинные кудрявые волосы напомнили ему Келли…

Когда у нас с Вовой начался роман, я вдруг почувствовала, что это надолго. До такой степени все совпадало. Мне безумно нравилось, что он талантливый, умный, скромный. Он никогда не обижался, если его не сразу узнавали: «Ничего, ничего...» Эта удивительная скромность совершенно не сочеталась со статусом одного из лучших музыкантов страны.

— А ты не боялась гнева его покровительницы?

— О нашем романе вскоре все узнали. Друзья подшучивали: «Ну, Сотникова, теперь с карьерой можешь попрощаться». Намекали на месть со стороны Аллы Борисовны. Как-то мы с Вовой были в Доме кино, случайно встретили Пугачеву, она спокойно подошла, поздоровалась. Выпили по рюмке. Было видно, что она уже все про нас знает. Мне Вова никогда не рассказывал об их отношениях, я только знала, что у них был безумный роман. Это была красивая и сумасшедше талантливая пара.

— Одно дело — мужчины-актеры, а другое — мужчины шоу-бизнеса...

— Мне в жизни ничего уже не было страшно, я к тому времени многое повидала. И за Володю замуж не собиралась. Мы договорились, что живем вместе до тех пор, пока нам хорошо. Володя сразу ушел из гостиницы и переехал ко мне. Пришел с гитарой и парой сапог-казаков бежевого цвета, стоптанных в Америке. Они лежат у меня на даче, я их не выбрасываю. Реликт!

Мы буквально не могли друг без друга жить. Он ходил за мной по пятам. Нам было так интересно вместе, мы не могли наговориться. Порой ночью просыпались, садились за стол и начинали рассказывать друг другу безумное количество историй. Бывало, я что-то делаю, мою посуду например, а он ходит за мной хвостиком и говорит, говорит... Все, кто знает Володю, наверное, с трудом это представляют, потому что на самом деле Вова — очень замкнутый человек.

Наше общение прекращалось, только когда он уезжал на гастроли. Я ужасно скучала, слушала его песни. Образы, созданные в них, оживали, завораживали, не давали покоя и просились на бумагу… В общем, однажды я призналась Вове, что пишу сценарии на его песни. Ему очень понравилось, и он сказал: «Прекрасно! Давай снимать клипы!» Так началось наше совместное творчество, и я стала режиссером пяти его клипов.

У нас была интересная жизнь, наполненная творчеством. Мы не закисли в проблемах, от которых многие семьи распадаются, а творческие люди спиваются. И потом, оба были небедные люди. Деньги тратили в основном на клипы, позже нашли спонсоров. Однажды Вова обмолвился: мол, если вдруг эмигрируем, надеюсь, ты выйдешь за меня замуж. У него в Америке осталась квартира. В нашей стране вечно какие-то неурядицы, творческому человеку жить было трудно, поэтому Володю посещали иногда мысли об отъезде. И на это его: «Может быть, тогда ты выйдешь за меня...» я ответила: «Может быть». На самом деле я замуж не собиралась. Мне хватило опыта с Юрой.

— Ты сказала: «Мы оба были небедные люди». А откуда взялись деньги?

— Они появились сразу. Володя в то время был очень востребованным. Он мне рассказывал, что до отъезда в Америку у него было столько денег, что он просто не знал, куда их девать. Он возобновил сотрудничество с тем же продюсером, который устраивал ему концерты по всей стране.
И меня, и его все устраивало. Я была взрослая девушка, с образованием, с квартирой, с хорошим вкусом. И ребенка не надо рожать — дети уже есть. Нас с Володей связывали только любовь и творчество. Просыпались, обсуждали, что будем снимать, и ехали на съемку. Потом садились в монтажной и работали. Володя признался, что давно мечтал о таком — чтобы рядом были жена и студия. Мы купили большую квартиру, рядом еще одну и оборудовали музыкальную студию по высшему разряду. Вова стал записывать по одному новому диску в год. Ездил в Америку, заказывал аппаратуру. Запирался в студии и сутками работал, работал, работал... Записывал сначала гитару, потом бас-гитару, затем ударные, голос и так далее — получалось, он один управлялся за всех музыкантов. Человек-оркестр!
Я знаю, что нам было хорошо вместе. Вова неприхотлив в еде, не скандалист, очень добрый и спокойный. Он был моим большим ребенком, а я ему — и другом, и женой, и любовницей, и соратницей по творчеству. Быт его мало интересовал, он жил только музыкой. Ничего другого не делал. А зачем ему нужно что-то делать, когда для этого есть я? Я посвятила ему семь лет своей жизни. Вложила в него все силы, всю душу. Тем более что кино в тот период снимали мало, и я полностью переключилась на Володю.

А проектов у нас была масса. Я снимала его клипы, монтировала. В квартире и в студии не хватало места, мы приобрели еще квартиру по соседству, потом еще, пока не выкупили весь этаж — там были спортзал, сауна, студия. Все это имущество записано на Володю и, когда мы расстались, осталось у него. Единственное, что я попросила, — оформить на меня дачу. Думаю, за семь лет я ее заслужила.

— Из-за чего у вас начались сложности?

— Володя долгое время был идеальным. Но, может быть, семь лет — критический срок? Еще вначале на вопрос моей сестры: «Как вы с Верой живете?» Володя сказал: «Хорошо. Лет семь проживем…» Мне кажется, меня «сломала» его студия. С ее появлением он стал ко мне очень потребительски относиться. Например, утром, даже не поздоровавшись, мог в одних трусах пройти в студию, запереться и не выходить весь день, а к вечеру вдруг нарисоваться со словами: «Дашь что-нибудь покушать?» Быстро поест, чмокнет в щечку и снова исчезнет в студии. Порой мне так и хотелось крикнуть вслед: «Володь, а поговорить?..»
Потом я решила, что у нас будут раздельные спальни. Мне нужно высыпаться перед съемками, на мне огромное хозяйство — ремонты квартир, дети, Вова. Он очень поздно приходил после концертов или до утра засиживался в студии. И каждый раз меня будить — это просто издевательство! Правда, спать в раздельных спальнях — не очень хороший знак…

Наша жизнь стала как-то разваливаться. Например, 19 июля — мой день рождения. А Вова уезжает на гастроли. Дает мне деньги на праздничный стол, и я устраиваю очередной девичник. На следующий год выясняется, что у него опять какая-то договоренность: ему нужно обязательно в этот вечер уйти. Я обижалась: неужели нельзя заранее договориться, отодвинуть встречу?! И таких мелочей накопилось много. Но я молчала, никогда не скандалила, всегда его оправдывала. Я для него была очень удобной женщиной — умной, всепонимающей. Идеальной просто.

— А дети Кузьмина у тебя бывали?

— Конечно. Их у него было пятеро. Я все время спрашивала у Володи, отослал ли деньги детям? Постоянно было что-то нужно: кому-то пианино, кому-то сапоги или куртку... Я ему твердила: «Не жди, пока они позвонят, не унижай их этим. Отработай несколько концертов в счет детей». Он не был жадным, просто это такая мужская забывчивость, обычное невнимание. Я любила, когда они все приходили к нам. И его дети очень радовались. Они жаждали общения с отцом, я это понимала. Ездили на его концерты, видели, как его любит и принимает публика. Но близкого контакта с отцом они так и не дождались.

— А к твоему сыну Кузьмин как относился?

— Ян ему тоже не особенно был нужен. И мне пришлось разрываться между сыном и Володей. Яну исполнилось четырнадцать, и он стал неподдающимся. Я уже с ним не справлялась. Главная теперь задача была — дать образование и уберечь от пагубного влияния двора. И мы с Володей решили наших сыновей — Яна и его Степу — отправить учиться в Англию. Им там было хорошо вдвоем, они сдружились, создали ансамбль, записывали музыку — Ян играл на барабанах, Степа солировал на гитаре и пел. Приезжая в Москву на каникулы, они выдавали нам потрясающие композиции.

— Почему же вы все-таки расстались с Кузьминым?

— Начались какие-то «звоночки». Мне не хватало его внимания. Ко мне нельзя относиться как к мебели, принимать все, что я делаю, как должное. Он продолжал давать деньги, не жадничал, но вот общения плотного, как вначале, уже не было. Наши отношения до появления студии и после — огромная разница. Мне кажется, что студию он любил больше меня. Не скажу, что ревновала к ней, но обидно было. Помню, 8 марта Вова звонит охраннику внизу и просит его сходить в магазин за цветами. Тот покупает букет, и Вова преподносит его мне. Конечно, мне было бы приятнее, если бы он пошел и лично выбрал мне цветы. Может, это глупость, прихоть, но это все называется невниманием к женщине.

— Но зато ты, наверное, утопала в роскоши, бриллиантах?

— Вова много зарабатывал, но много и тратил. В основном на студию. Я не жалуюсь. Всегда была одета не роскошно, но прилично. Да мне и не нужно было чего-то особенного. Я видела, как он тяжело работает, и разбазаривать деньги, заработанные таким трудом, было неловко, стыдно... Деньги, которые я сейчас сама зарабатываю, трачу на вещи с гораздо большим удовольствием.

— А он ревновал тебя?

— Конечно, как нормальный настоящий мужик. Но я особых поводов и не давала. Иногда, правда, замечала, как у него белели скулы, когда он смотрел фильм, где у меня любовные сцены. Вова ничего мне не говорил, но я видела, что ему это неприятно.
— А ты ездила с ним на гастроли?

— Ездила пару раз и поняла, что не выдержу, это очень тяжело — тараканы в номере, холодная вода в душе... Я не верю, что артисты на гастролях не выпивают. Так не бывает. Потому что это тяжелый труд — ездить по городам и весям с выступлениями. Сам концерт или спектакль — это кайф, а вот переезды, зависание в аэропорту, неудобные автобусы, жуткие гостиницы... Пережить это нормальному человеку невозможно. Конечно, Володя с товарищами там расслаблялся. Я защищаю его, потому что сама много поездила, повидала всякого. Теперь понимаю, как ему было трудно и какой же я была эгоисткой, обижаясь на него за то, что он приезжал с гастролей никакой, а я тут жду его, соскучилась и хочу внимания. Да какое внимание?! Ему бы в душ — и сразу в студию. Он не отдыхал вообще.
Я ему говорила: «Вова, так нельзя. Ты должен отдыхать, ты сойдешь с ума. Надо заниматься своим здоровьем».

Вове семья просто необходима. Обязательно рядом должна быть женщина, которая будет за ним ухаживать, ездить на гастроли. И я рада, что все это ему дает теперь его жена.

— Когда люди расстаются, считается, что виноваты обе стороны...

— Я долго была идеальной подругой, а потом взяла и… влюбилась в другого! Ренат был полной противоположностью Вове. Он — это гипервнимание и комплименты, комплименты… Ведь недаром говорят, что женщина любит ушами. Ах, какие слова он говорил!

Все произошло, когда Вова улетел по делам в Америку. Меня пригласили вести вечер, посвященный вручению наград молодым вгиковцам. Перед церемонией в Доме кино я общалась с организаторами, среди которых был Ренат. Буквально сразу же он пошел в атаку. От его слов: «Я впадаю в бешенство, когда такая женщина принадлежит не мне!» у меня закружилась голова. В тот же вечер он пригласил меня в ресторан. И по тому, как мы, набрав кучу еды, не могли от волнения проглотить ни кусочка, я поняла — ЧТО-ТО происходит! Он наговорил мне столько комплиментов, что я почувствовала себя королевой! А уж «петь» Ренат может так, как никто другой. Берегитесь, женщины! Атака не ослабевала ни на секунду. Он без конца звонил, обволакивал красивыми словами, и я… не устояла. Попалась на удочку, прямо скажу, как самая обыкновенная примитивная девчонка. Не дав мне прийти в себя, Ренат предложил поехать с ним на Кипр.

А мне, кстати, было уже не до размышлений. У Рената очень яркая, очень мощная мужская энергетика, которой нельзя не подчиниться.

На Кипре Ренат снял роскошный номер, прямо у порога которого начинался мой личный бассейн. Он старался изо всех сил. Это была любовь со всеми вытекающими отсюда последствиями: ни на секунду не расстаемся, невозможно дышать друг без друга. Я не представляла, как вернусь обратно к Кузьмину. В первый же день нашего знакомства Ренат предложил выйти за него замуж. А я ему ответила: «Я тебя обожаю!» Это тоже произвело на него сильное впечатление.

Конечно, я не призналась Вове, что ездила на Кипр. Он звонил из Америки, ни о чем не подозревая. Если у Вовы я была никто, женщина по хозяйству, то здесь я почувствовала себя звездой, которую холят и лелеют. Конечно, мне это нравилось. К тому же Ренат очень щедрый. Если и дарил цветы, то огромные букеты по сто роз. Такого Кузьмин никогда себе не позволял. И стоило мне в магазине обратить внимание на какую-то шубу, как Ренат нес ее на следующий день мне на вешалке. А Вова мало что замечал: как я выгляжу, во что одета. Он все время был занят своей музыкой.

— А ты не разрывалась между ними?

— Все было очень больно и очень страшно. Я должна была из своего сердца вырвать Володю, нашу жизнь, воспоминания — все, что я так долго и упорно создавала эти семь лет. Мне необходимо было все зачеркнуть, бросить и начать совсем другую жизнь с человеком, которого люблю, но которого совсем не знаю… Я рыдала сутками, ходила с опухшими глазами, а Ренат повторял: «Я тебя не отпущу к Вове. Жить ты там не будешь. Лучше по-хорошему переходи ко мне». И я не знаю, что это было за наваждение, но… я ушла от Вовы.

Когда вернулся Кузьмин, меня уже дома не было. Я забрала кота Гришу, взяла кое-какие вещи и приехала к Ренату. Он открывает дверь, видит Гришу и с ужасом говорит: «Ой! Такой большой?! Он у меня будет жить в камине». Оказывается, он терпеть не мог котов. Гриша был умный. И вечером, когда Ренат лег на диван, Гришка подошел к нему, а не ко мне, прыгнул на грудь и замурлыкал: мол, полюби меня тоже. Как-то приезжаю к Володе забрать кассеты, фотографии, там была огромная пачка фотографий-открыток артистов, которые я собирала в детстве — молодые Быстрицкая, Тихонов, Стриженов... Много книг, где я делала пометки на полях карандашом. А в Володиной квартире уже другие замки. Я не стала звонить, просить, чтобы он мне это отдал.

— Неужели Кузьмин, с которым ты прожила семь лет, не пытался тебя вернуть?!

— Однажды попробовал. Это было в день премьеры моего фильма «Рыцарский роман». Вовка созвонился с Яном и, узнав, что я на премьере в Доме кино, специально туда поехал. Первым его увидел Ренат: «Здесь Вова». Картина следующая: с одной стороны стоит Ренат, с другой — Вова. Я подошла к Вове, а он тихо: «Вера, идем домой». — «Нет». Он опять: «Идем домой. Пожалуйста. Погуляла — и хватит». Но меня уже было не остановить, хотя душа разрывалась от жалости. И какая уж тут премьера! Мне было не до нее. Помню, что бесконечно плакала, прощаясь со своей прошлой жизнью. Понимала, что не хочу жить так, как прежде, потому что мне показали другую жизнь. И показали, кто я. Женщина!

Ренат победил без боя! Вова был настолько погружен в творчество, что у него просто не было сил за меня бороться. Думаю, он очень переживал. Слишком уж яркие годы мы с ним прожили…

— А почему все-таки ты не вышла замуж за Рената?

— Мне кажется, по большому счету ему нужно было лишь завоевать меня. Он любил выходить со мной в свет. Я прекрасно выглядела, я сияла, у меня появилось свободное время. Все хозяйственные дела вела домработница — обед готовила, убирала, стирала, гладила. И я бывала с ним на приемах с большим удовольствием.

Мы должны были пожить и присмотреться друг к другу. Хотя замуж я не стремилась. Не то чтобы я сомневалась в Ренате… Просто буквально через месяц он свою маску приоткрыл. Ренат очень властный, не терпящий возражений, всегда должно быть только так, как сказал он. Меня вначале подкупила эта мужская сила, я думала, что на него можно опереться, теперь я буду защищена. А получилось, что пришлось защищаться от него самого. Он всегда демонстрировал, кто в доме хозяин, всем своим отношением ко мне это подчеркивал. Меня такое положение вещей не устраивало с самого начала. Я никому никогда не позволяла разговаривать со мной грубо — ни маме, ни папе, а тут вдруг в какой-то момент Ренат на меня рявкнул. — Почему?

— Была такая ситуация. МХАТ собирался ехать со спектаклем «Дядя Ваня» на гастроли в Китай. И вдруг случается непредвиденное — Ирина Петровна Мирошниченко сломала ногу. Меня срочно за два дня вводят на ее роль. Нужно учить текст, собирать чемодан. Едем с Ренатом в машине, и он вдруг говорит тоном, не терпящим возражений: «Сейчас мы едем к маме». Я всегда пожалуйста — там нас хорошо принимали, вкусно кормили, я любила его маму. Но прошу: «Подожди, у меня сейчас нет времени. Мне нужно кое-что купить в дорогу, собрать вещи… Я не могу…» «Так нужно! — повышает тон Ренат. — Хотя бы раз в неделю я должен видеть маму. Ты понимаешь, у меня там сын!» Я отвечаю: «Понимаю, но поезжай туда завтра, когда я уеду». Он мгновенно впадает в бешенство. Я постоянно чувствовала, как он на меня давит. А тут просто стала задыхаться и заорала, что хочу выйти, чтобы он немедленно мне открыл дверь. Водитель остановил машину, и я вышла. В тот день я для себя точно решила — приеду с гастролей и от него уйду!

Но сила его убеждения была такова, что я каждый раз сдавалась. Он просил прощения, говорил, что это никогда больше не повторится. И так было не один раз.

— Ян переживал, что ты ушла от Кузьмина?

— Очень. Ведь мы были вместе семь лет. Это большой срок, конечно, сын к нему привык. Но Ян такой человек: если видит, что мама счастлива, глаза у нее сияют, значит, это хорошо. А родители, наоборот, были в шоке от того, что я ушла от Вовы. Я им долго об этом не говорила. Племянница до сих пор мне простить не может, что я рассталась с Кузьминым.

— У тебя не было желания вернуться к нему?

— Я хотела вернуться к себе домой, то есть в наш дом, но не к Вове. Это было уже невозможно — я очень сильно его обидела. И понимала, что срочно нужно что-то делать, искать пути к отступлению. Вернуться в квартиру, которую купил Эрнст, невозможно. Она сдавалась. И потом, это означало бы фиаско. Я не могла себе этого позволить.

Тогда я купила себе новую, с уже дизайнерским ремонтом квартиру прямо в центре Москвы. Решила: если еще раз крикнет на меня — соберу вещи и уйду! И мне стало легче жить с ним, зная, что у меня есть такой красивый путь отступления... Так мы прожили еще один год.

Вся недолгая совместная жизнь с Ренатом рисуется мне в двух образах. Я — краб (по гороскопу я Рак), лежу на асфальте с приподнятой из-под ботинка Рената клешней и умоляю: «Не надо так со мной, ты меня раздавишь!» И второй образ: я — колобок, который и от бабушки ушел, и от дедушки ушел!

— А где жил Ян?

— В этом смысле Ренат молодец. Он купил двухкомнатную квартиру Яну и трехкомнатную квартиру маме в Волгограде. Обидно то, что все эти подарки теряли свою привлекательность, как только он срывался и говорил что-то неприятное. Даже его подтрунивания меня бесили.

Например, сидим в роскошном ресторане вместе с его друзьями (бриллианты, декольте, смокинги). И вдруг Ренат ни с того ни сего говорит: «А вот Сотникова у меня колбасу ворует!» Воцаряется тишина. Кто-то начинает подхихикивать. Вот что это? Зачем это? Я успокаивала себя: «Ну что ты, Вера? Относись к этому с юмором». А другая Вера отвечала: «Не могу. Не получается». Значит, с юмором у меня плоховато. Я воспринимала это как маленькое предательство. Настроение испорчено на целый вечер. Ни один кусок в горло не лезет. Может, он таким способом хотел меня удержать на диете? Бог его знает... Дома ему говорю: «Зачем ты меня так унижаешь?» А он: «Ты что, с ума сошла? Я над тобой просто подтруниваю». И когда случился очередной всплеск его ярости, я ушла.

— А что стало последней каплей? — Сочи. «Кинотавр». Ренат, как никто, знает, что посиделки на «Кинотавре» заканчиваются в шесть утра. Когда он позвонил из Москвы, было два часа ночи. Услышав голоса и музыку, он рассвирепел: «Ты с кем? Где? Почему до сих пор не в номере?» Я не буду приводить его изысканные, изощренные высказывания, которые полились в мой адрес. Вернувшись с «Кинотавра», ночью я уехала в свою новую квартиру — просто чтобы мы не поубивали друг друга. Жаль, еще раз жаль!..

Он меня жутко ревновал. И это было очень противно, потому что я его любила. И сейчас, когда я слышу про женщин, которые появляются рядом с ним, я думаю: ой, бедненькие. А потом... может, у них по-другому все? Не знаю… Дай бог!

— А никто из твоих мужчин не уговаривал тебя родить ребенка?

— Нет. С Кузьминым мы «рожали» клипы. С Ренатом, конечно, думали, и этого больше всего хотела его мама. Она очень часто говорила: «Ах, как бы я хотела понянчить внука!» Но меня что-то останавливало. Интуиция, что ли…

— Вы разбежались, ненавидя друг друга?

— Нет, за что ненавидеть? Мы выстояли два года страстной и бурной жизни. Теперь знаю, что и такое бывает. А главное... я теперь знаю, что такое сво-бо-да! Я счастлива и полна творческих сил. У меня появляется тысяча проектов, и я с ужасом думаю: «Только бы не влюбиться!» Ведь по своему опыту знаю — любовь заберет меня всю. И от моих проектов останутся только рожки да ножки.
— И что, после Рената так никого у тебя и не было?

— Я разве похожа на женщину, у которой никого нет? Я долго держалась... Много работала, репетировала Айседору Дункан в Театре Романа Виктюка и даже представить себе не могла... «Нелепо, смешно, безрассудно, безумно!»

Дима моложе моего сына на пять лет. Ему двадцать два года. Первая роль в московском театре. Играть кого? Сергея Есенина! Где? У Виктюка! С кем?.. Как он все это преодолел? Беспощадный Виктюк ставил немыслимые по сложности задачи. Иногда я сама задыхалась от тех амплитуд, которые он просил сделать. А Димка буквально умирал у меня на руках (такая мизансцена). Мы с ним прожили очень трудный период репетиций. Страстный Виктюк работал на разрыв аорты и от нас требовал того же: «Если не можешь, боишься — все! Иди домой!» Мы ходили в полуобморочном состоянии, и так было много страданий, слез и любви Айседоры и Есенина, что нам было не до себя, только бы выстоять. И как только мы сдали спектакль, поняли, что без страстей и любви своих героев уже не можем. Было такое ощущение, что свел нас не только Виктюк — сама Айседора специально все так подстроила, чтобы еще раз встретиться с Есениным. Я для этого, по-моему, очень хороший проводник. Страстная, сумасшедшая, как надо! И мы попали в эти сети. Не сопротивлялись. Бесполезно!

Мы не замечали разницы в возрасте, которая была в действительности у Дункан с Есениным, и прожили тихо в дружбе, нежности и любви два года. Пока в мою дверь не постучал Рассудок: «Он красив, талантлив, молод. Рано или поздно от тебя уйдет. Сейчас он выпьет из тебя, пока еще красивой, все оставшиеся соки, повзрослеет, наберется опыта, окрепнет и упорхнет из гнезда по велению природного инстинкта, заведет семью, детей». Пра-вильно! Только я не могу себе позволить такого фиаско. Поэтому опять упиваюсь свободой, может, самое главное в моей жизни — это и есть любовь к свободе.

— И ни одной главы в своей жизни ты не переписала бы?

— Одну переписала бы... Каждый час расставания с маленьким сыном. Чувство вины перед Яном до сих пор не дает покоя. Получается, что я не насытилась сполна материнским чувством. Я его безумно любила и люблю. Но Ян уже взрослый. Сейчас я ему не так нужна, а тогда... Тогда он был такой беззащитный... Сердце рвется на части, когда вспоминаю, что пропустила главные моменты его жизни — когда он пошел, когда заговорил... Все досталось бабушке.

— Вера, говорят, за успех надо платить.

— Может быть....
..........................................................

И - АНОНС ИЗ НОВОГО КАРАВАНА ИСТОРИЙ -

Караван Историй. Коллекция. №3. Март

Вера Сотникова.
Без любви — нельзя!
Марина Порк Коллекция. Караван историй

Соколов зажал в кулак мои распущенные волосы и отрезал огромный клок. Я набросилась на него, кричала от ярости, плакала, а он молча смотрел в стену...

— Вера, не поделишься: что пожелала себе в этом году?

— Cекрет! Одно скажу — желание обязательно сбудется, так всегда бывает, если чего-то очень сильно хочешь. Когда я это однажды осознала, испытала настоящий шок. Оставила машину на дороге, а сама долго шла не разбирая куда. Ветер и дождь били в лицо — я ничего не замечала....

Рубрики:

ЖЗЛ, биографии, судьбы
Актеры и роли
Интервью

Процитировано 20 раз
Понравилось: 23 пользователям

<a href="https://www.liveinternet.ru/users/3596969/post212876992/"> Р’РµСЂР° РЎРѕС‚РЅРёРєРѕРІР°... Р‘РµР· Р»СЋР±РІРё вЂ” РЅРµР»СЊР·СЏ!...</a><br/>

РСЃС‚РѕС‡РЅРёРє - 7 РґРЅРµР№ - 7days.ru -
РљР°СЂР°РІР°РЅ РёСЃС‚РѕСЂРёР№
Р—Р°Р№С‡РёРє РСЂРёРЅР°

Р’РµСЂР° РЎРѕС‚РЅРёРєРѕРІР°: В«РЇ вЂ” РљР°Р·Р°РЅРѕРІР° РІ СЋР±РєРµВ»...

В«РџРѕС†РµР»СѓР№ РјРµРЅСЏВ», вЂ” РіРѕРІРѕСЂСЋ СЏ РєР°Р¶РґС‹Р№ РІРµС‡РµСЂ Рё РєР°Р¶РґРѕРµ СѓС‚СЂРѕ СЃРІРѕРµРјСѓ Р»СЋР±РёРјРѕРјСѓ, РїРѕС‚РѕРјСѓ С‡С‚Рѕ РІСЃСЋ Р¶РёР·РЅСЊ С…РѕС‡Сѓ, С‡С‚РѕР±С‹ РјРѕР№ РґРµРЅСЊ Р·Р°РєР°РЅС‡РёРІР°Р»СЃСЏ Рё РЅР°С‡РёРЅР°Р»СЃСЏ СЃ Р»СЋР±РІРё. Р РїСѓСЃС‚СЊ РЅРёРєР°РєРѕРіРѕ Р»СЋР±РёРјРѕРіРѕ СЃРµР№С‡Р°СЃ РЅРµС‚ Рё РІ РїРѕРјРёРЅРµ, РЅРµ Р±РµРґР°. Р’РµРґСЊ РјРµС‡С‚Р°С‚СЊ Рѕ РЅРµРј РІСЃСЋ СЃРІРѕСЋ Р¶РёР·РЅСЊ вЂ” СЌС‚Рѕ С‚Р°РєРѕРµ РЅР°СЃР»Р°Р¶РґРµРЅРёРµ!

РњРѕРµР№ РїРµСЂРІРѕР№ Р»СЋР±РѕРІСЊСЋ Р±С‹Р» Р°РєС‚РµСЂ Р’Р»Р°РґРёСЃР»Р°РІ Р”РІРѕСЂР¶РµС†РєРёР№. РљР°Рє С‚РѕР»СЊРєРѕ РѕРЅ РїРѕСЏРІР»СЏР»СЃСЏ РЅР° СЌРєСЂР°РЅРµ, СЏ СЃС‚Р°РЅРѕРІРёР»Р°СЃСЊ РЅР° РєРѕР»РµРЅРё Рё С†РµР»РѕРІР°Р»Р° С‚РµР»РµРІРёР·РѕСЂ. РњРµРЅСЏ РІСЃРµ РІСЂРµРјСЏ РѕС‚РіРѕРЅСЏР»Рё: В«Р’РµСЂРѕС‡РєР°, СѓР№РґРё, РїРѕР¶Р°Р»СѓР№СЃС‚Р°!В», РїРѕС‚РѕРјСѓ С‡С‚Рѕ СЏ С‚Р°Рє СЃС‚РѕСЏР»Р° РІРµСЃ... <a href="https://www.liveinternet.ru/users/3596969/post212876992/">Р§РёС‚Р°С‚СЊ РґР°Р»РµРµ...</a>

Комментировать

« Пред. запись — К дневнику — След. запись »

Страницы: [1] [Новые]