А женщиной становиться, как правило, нелегко. Сначала мы все - за принцем, по следу его подков, ну, то есть, подков-то конских, но дело уже не в том - два взгляда, потом - знакомство, а после - с коня, и в дом. А дом полыхает жарко от страсти и чистоты, и ты для него - служанка, и девушка из мечты, что надо, с умом побрито, ну просто три раза ах, у трона и у корыта, и всюду - на каблуках. А он копошится мелко под грузом твоих надежд, угрюмо глядит в тарелку - "Ну что ты, родной, не ешь", испуган почти до колик безумством твоей души, и вот он - блудливый кролик, из дому навек бежит. Ну что тут - пожар потушишь, коня на скаку схватив - ах, сволочь, он плюнул в душу, развод и аперитив.

Потом ты выходишь в поле, походка твоя легка, ты кошка, и ты на воле, и в поиске мужика. И бедра твои округлы, и очи твои с искрой, ну что вы, какая кухня, безумие, домострой! Из карточной рассыпухи ты вытащишь даму пик, на лавке рядком старухи считают - тебе кирдык, совсем загуляла девка, пропащая, что сказать, и, словно плевок, припевка - плешивое слово "б...ь". Тебе наплевать на это, ты греешь холодный дом, подружки дают советы, но чаще ты спишь с котом.

Но сказано - время лечит, не угли уже, зола, и ноги на чьи-то плечи - для радости, не со зла, и вот он - герой романа, в руках номерок зажат, глядишь на его изъяны, и дринькаешь оранжад. Ну что там у нас по списку - храпит по ночам с тоски, мечтает о Жанне Фриске и прячет в диван носки. Все это портрет с натуры, Чапаев и пустота, известно, все бабы - дуры, но ты-то уже не та! Где нынче отыщешь принца, спасибо, он был уже, и ты воздвигаешь в принцип пристрастие к неглиже.

Свободны, бесспорно, оба, спокойна от а до я, но душит ночами злоба - где шляешься ты, свинья? Однажды (и это странно!), поставишь ему на вид, и вот уж герой романа не пишет, и не звонит. Бесстрастно поставишь точку, и выйдешь на белый свет, но снится ночами дочка, которой все нет и нет.

Работа, друзья, карьера, подводка, помада, тушь, и очередь кавалеров, но капает в ванной душ. Все это, пожалуй, глупо, что делать, такая жизнь, украдкой кусаешь губы, когда говорят "ложись!". Однажды, устав до колик от шума и от кальсон, решишь, что отныне в койке ты ищешь здоровый сон.

И вот ты живешь-не тужишь, такая Карден-Диор, подруги давно при муже, зато у тебя - декор, готовишь себе лазанью, калорий отсыпав горсть, но звезды уже сказали, что будет нежданный гость. Ух, ты бы по этим звездам - в упор, из дробовика, но поздно, родная, поздно, куда ты без мужика? Ты помнишь -твердила мама, что надо терпеть, как вол, и папа, приняв сто граммов, стучал кулаками в стол, дурная, лихая сила его волокла до дна... Потом, у его могилы, не плакала ты одна. Но память - такая штука, она норовит предать, и мама все просит внука, чтоб отчество передать. Ну все, отвлеклись, довольно, пока мы болтали здесь, подъехал клиент на "Вольво", и денежки тоже есть. "Хватай, - поддержали с тыла подруги,- не то уйдет!"...Ну, в общем, ты с ним крутила, не сделав потом аборт. Сказала ему без крика - спасибо, на этом все, а он улыбался дико, почувствовав, что спасен. Зачем, почему, ты дура кричали ей вслед глаза, живот, округлив фигуру, единственный, кто был за. Плевать на слова и сплетни, не им за тебя решить, а дочка родится летом, но надо еще дожить.

Сгорает в кастрюле каша, в игрушках царит бардак (а дочку назвали Машей, без умысла, просто так). Глядишь на нее украдкой, не веря в свою судьбу, а дочка мусолит пятку, и мрачно кривит губу. Растет, головенкой вертит, конфету зажав в руке, а ты, улыбаясь, чертишь зарубки на косяке. Конфета, потом - помада, с подружкой глоток вина, и "Мамочка, ну не надо, я просто пройдусь -луна, ты, знаешь, а он хороший...", и роза на стебельке. Паршивца зовут Сережей, и ты с ним накоротке.

Свои вспоминая роли, волнуясь, сходя с ума, ты, вместо "Рехнулась, что ли?!", ей скажешь:"Решай сама. Подумай, чего ты хочешь, дорог на земле полно...", и будешь потом полночи бездумно курить в окно. Как сделать, чтоб ей, малышке, зажегся другой маяк, твои не достались шишки, колдобины, острия? Прикрыть бы, укутать, спрятать...чтоб жизнь не досталась ей, и стала дешевым ядом, как выдохшийся портвейн.

Дождавшись свою пропажу, увидишь, как в первый раз, и все про себя расскажешь, без вымысла и прикрас. Про то, как дрожат ресницы, когда за душой - беда, и первый, зараза, снится, пусть изредка, иногда, и третий, четвертый, пятый...любовь, понимаешь, Маш? "И твой заезжает папа, впадая в семейный раж, и Коля звонит, и Гриша, ну, помнишь, такой, в пальто? Все это, родная, слышишь, должно быть, совсем не то. Но я не жалею, дочка, себя на куски разбив..." И скажешь, поставив точку: "Не бойся. Живи. Люби". Затянешься, глядя прямо, и грянет - из пустоты: "Какое ты чудо, мама! Я тоже хочу - как ты!

Художник Mirella Bitetti