После московской незимы приятно прогуляться по оснеженным средневековым улочкам Риги. Город этот давно уже стал домом моим вторым, сейчас я точно возвратился после продолжительной попойки в запах некогда исчезаемой табачным дуновением комнаты. Сейчас похмелье, но похмелье совсем иного рода. Чисто русская пьянка с глупыми приключениями да хулиганством безбашенным, переменяемая тоской, исчезаемой на донышках бутылок, осталась за тысячу километров. Теперь душевное похмелье. Сижу с книжным томиком да думаю: а зачем все было? Переживания, поступки, бег... Наверное, это неотъемлемый признак того, что мы привыкли называть жизнью.

Морозный снег с дымом трубки забирается под пальто. В центре города индейцы танцами рекламируют мексиканскую музыку, на привокзальной площади коньконогие на катке вокруг елки делают виражи, у окружающих замечаю отражающиеся в глазах новогодние игрушки. А у меня нет чувства этого предпраздничного, нет, и не было; не было ровно как и ощущения, что покинул с подмосковной квартирой, с надоедливым интернетом, со странными да любимыми друзьями, я привычность.

Одно лишь похмелье.

Приятно, однако, посидеть в любимой рижской кафешке, заметить прилипшие к ботинкам снежные комы. Посмотреть на грязные свои следы прошлого, полом растекающиеся. Только ностальгия начинается, услышу лишь по радио знакомую русскую мелодию.

Теперь интересно, пройдет ли похмелье душевное, начнется ли безумство алкоголя новое, слегка похожее, или, быть может, наступит некое состояние совсем иное, не тоскливое, не одинокое, не зевающее, но рода совсем другого, еще мне неизвестного, грядущего? Новый год, вероятно, развесит нужные шары по нужным веточкам. А, возможно, под елкой ожидается подарок; разворачивать его я буду медленно, осторожно, пусть даже если окажется это пустая коробка; но его я уже не буду ждать - ожидаемое станет сюрпризом.