После того разговора прошло более двух месяцев, и Итачи внезапно понял, как далеко он продвинулся в работе над собой. Для начала он запретил себе даже думать о Сасори, стараясь избегать любых столкновений с ним. Кисаме, словно почувствовав, что друг хочет забыть о существовании рыжего, больше никогда не упоминал о нём и, по всей видимости, запретил всей компании даже заикаться о нём. О том, чтобы кто-то перестал общаться с Сасори, Итачи не знал, но был благодарен, что все благоразумно помалкивали, и с бережностью хранил в себе ту злобу, ненависть и отвращение, которое он испытывал, когда видел его с Орочимару. Все остальные мысли и эмоции он посвящал Саске, беспрерывно строча ему смс-ки и проводя с ним всё своё свободное время.
Звать его в свою постель он перестал, но не потому, что не хотел, а потому, что это было для него вовсе не обязательным, потому как ещё до того, как погаснет свет, Саске оказывался в ней первым. Они совсем отвыкли от того, чтобы спать раздельно, но постепенно Итачи начал напрягать тот факт, что младший брат не хотел его. Не то, чтобы он зацикливался над этим, предпочитая придерживаться мысли, что «всему своё время», но у него появилось стойкое ощущение того, что только он испытывает влечение к Саске, с завидной регулярностью возбуждаясь практически моментально, стоило младшему Учихе обнять его под одеялом со спины и уткнуться носом в его затылок, ощущая только то, что в трусах брата ощущается «полный штиль». Но с одной стороны Итачи был даже рад этому, потому как постепенно он начал осознавать во что он вообще, собственно, вляпался.
Тот факт, что Саске ещё даже не совершеннолетний, достаточно ощутимо нервировал его, потому как сам он всегда был против развращения малолетних, совершенно забыв об этом, когда ходил в жёстком депресняке и навесил на брата свои душевные переживания. К тому же он даже не мог себе представить, как бы он смог сделать ЭТО с ним. С технической стороны он конечно же представлял себе весь процесс, но как-то совершенно не мог спроецировать это «дело техники» на Саске реально понимая, что они оба парни. Именно в этот момент всколыхнулась его прошлая нетерпимость однополых отношений, впрочем выливаясь совсем иначе, чем раньше. Что-то внутри всё равно подхлёстывало его попробовать сделать это с Саске, заставляя вспыхивать от каждого его прикосновения, но какое-то гадкое чувство запрета и неуверенности того, что ему действительно понравится, не давало Итачи раскрепоститься и первым начать приставать к подростку. О том же, что мальчик его брат, старший Учиха даже боялся задуматься и просто отметал любые мысли на эту тему, стоило им только забраться в его голову.
И тем не менее, удивляясь тому противостоянию, что происходило в нём, Итачи не мог противиться тому, как реагировало его тело на объятия и прикосновения Саске. Мальчик же теперь словно всё больше провоцировал его. Он избегал затяжных поцелуев, а Итачи и не настаивал, потому как ему хватало мозгов держать в секрете то, как брат действовал на него. Постепенно, они оба и не заметили, как совсем перестали целовать друг друга, но младший Учиха теперь ещё крепче прижимался ночью к брату, заставляя того закусывать губы и сжимать кулаки, пытаясь успокоить разыгравшуюся кровь.
- Я люблю тебя, Итачи, - шептал по обыкновению Саске, едва касаясь губами его шеи, цепко обнимая его со спины горячими ладонями и переплетая их ноги.
- И я тебя, Саске, - едва не стонал в ответ парень, чувствуя, как всё его тело покрывается маленькими пупырышками, приподнимающими самые крохотные волоски на его теле, и задыхаясь от накатывающего желания, сосредотачивающегося тянущей тяжестью в паху.
«Неужели ты не видишь того, что происходит со мной, мой глупый младший брат?» - в отчаянии думал Итачи, стараясь унять колотящее его желание и не решаясь в открытую показать, как он хочет мальчика.
И однажды, не выдержав, парень решил принять меры:
- Саске, теперь ты будешь спать в своей постели, - не глядя ему в глаза, небрежно бросил старший Учиха, уловив боковым зрением, как тот по обыкновению направился к его кровати.
- Почему? – тут же, как вкопанный, остановился мальчик, замирая посреди комнаты.
- Саске, ты помнишь, что говорил, что тебе было неприятно, когда этот Узумаки зажимал тебя? – слова застревали в его горле, но он продолжал выталкивать их из своего рта.
- Да, - почти неслышно выдохнул младший Учиха, опуская голову, сжимая кулаки и начиная сверлить взглядом пол.
- Я помню, что ты говорил, что раз мы любим друг друга, то всё в порядке, но я вижу, как ты вздрагиваешь каждый раз, стоит мне только прикоснуться к тебе. Я ведь не ошибаюсь, так Саске? – Итачи нашёл в себе силы и повернул голову, чтобы посмотреть на брата.
- Так, Итачи…Глупо отрицать, - лицо мальчика стало угрюмым, а на щеках стали заметны вздувшиеся желваки.
- Ты ведь не готов к чему-то большему, - скорее утверждая, чем спрашивая произнёс Итачи. – Либо просто не хочешь меня.
Саске резко вскинул голову и его рот раскрылся в протестующем возгласе, но Итачи остановил его жестом.
- Да, я согласен с тем, что ты, возможно, хочешь меня, но это совсем не то, как хочу тебя я, - глаза старшего Учихи опасно сверкнули, отчего рот Саске сам собой захлопнулся, и мальчик непроизвольно отшатнулся. – Вот видишь, - криво усмехнулся Итачи, чувствуя, что реакция брата ему была, как ножом по сердцу. – Я не хочу давить на тебя, потому как действительно люблю тебя и не в моих правилах насиловать любимых людей, - Саске теперь испуганно смотрел на него во все глаза. – Я подожду, пока ты захочешь меня так же, как я хочу тебя, - тихо продолжил Итачи и казалось, что его голос звенит напряжённой струной в гробовой тишине комнаты. – Ничего между нами не изменится, мы будем так же общаться, я буду так же увозить и забирать тебя со школы, гулять по городу, но спать мы будем порознь, потому как мне трудно выносить то, что происходит со мной при твоём приближении и держать себя в руках, понимаешь, брат? – Итачи почувствовал, как словно кто-то невидимой рукой схватил его за горло и в груди, к жгучему желанию, постепенно начала примешиваться тупая боль, от того, что младший Учиха молча слушал его и не возражал.
Он понимал, что своими словами ставит Саске что-то вроде ультиматума, ограничивая в близости и одновременно требуя намного большего. Но так же он понимал, что это необходимая мера, потому как иногда его просто переклинивало и Итачи хотелось накинуться на совсем беззащитного, спящего с ним рядом Саске, жадно насилуя языком его рот, требовательно исследуя руками каждый миллиметр его тела и бесстыдно забираясь пальцами в его трусы, и плевать он хотел на то, что в них. А быть может, мысль о том, что он обнаружит там совсем не то, что было у всех его подружек, подхлёстывало его ещё сильнее, заставляя хотеть младшего брата с ещё большей силой.
Но так же, Итачи догадывался, что Саске девственник и возможно никогда не испытывал того, чем наслаждался более опытный старший Учиха, в объятиях вешающихся на него красоток. Это объяснялось и возрастом мальчика и тем, что в отличие от Итачи, он никогда не запирался в туалете надолго и ни разу не был замечен братом в «рукоблудстве», хотя они и постоянно находились вместе в одной комнате. Это слегка настораживало парня, но он мог принять то, что в свете его необщительности и неудачного опыта с этим белобрысым Узумаки, мальчик вовсе махнул рукой на секс и ушёл с головой в учёбу, предпочитая не забивать её «пестиками и тычинками». Однако, теперь налицо было два «пестика» и было глупо делать вид, что ничего не происходит. В итоге Итачи понимал, что ему тупо не хватает выдержки и терпения, но не подтолкнуть Саске к более близкому контакту он не мог, тут же проклиная себя за то, что своими словами надавил на брата.
Но и это было не последним фактором, из-за которого старший Учиха говорил всё это. Десятки раз, с бережной осторожностью выскальзывая из объятий Саске, как только он чувствовал, что тот уснул, он запирался в туалете и в несколько яростных движений ненасытной руки наконец-то сбрасывал невыносимое напряжение, понимая, что не просто хочет брата, но и любит его с такой силой, которая заставляет его вот так скрываться, подобно вору или преступнику. И его не на шутку угнетало то, что он не может просто открыться ему, боясь, что Саске сочтёт это мерзким и пошлым. И каждый раз, с остервенением отмываясь в душе, Итачи возвращался к спящему мальчику и мысленно просил у него прощения за свои низменные инстинкты, которые после всего проделанного вновь казались старшему Учихе грязными. И с каждым разом, к парню приходило убеждение, что так больше не может продолжаться, что что-то нужно менять, потому как ситуация всё больше начинала напоминать ему то время, когда он так же безответно хотел Сасори.
- Хорошо, - тихо проговорил Саске. – Я понимаю, брат, - добавил он с такой серьёзностью, от которой что-то, с глухим щелчком по натянутым нервам, оборвалось внутри Итачи.
В этот момент, он почувствовал, что вновь загнал себя в ловушку из собственного желания, которое теперь был вынужден беспрестанно обуздывать, и вновь начинающих душить его не понятых младшим братом чувств.
И всё же ему было легче от того, что этой ночью он спал один.