Эштун |
Эшун принадлежала к аристократическому клану Фудзивара и отличалась удивительной красотой. Она не вступала в монастырь до 30 лет. По тому времени это был зрелый возраст, и она должна была уже побывать замужем, или иметь любовные связи. Ее старший брат был наставником дзен. К нему-то и пошла Эшун за посвящением, когда решила покинуть дом и постричься в монахини. Когда она попросила у брата благословения, он не спешил с ответом. По старинным обычаям дзен требовалось сурово испытать неофита. «Монастырская жизнь - для сильных мужчин, не для детей и женщин», - ответил брат в жанре традиционного отказа.
Услышав это, она тут же ушла, не сказав ни слова. Накалила в печи железный шомпол и приложила его к своему лицу. После этого она вновь пришла к брату с прежней просьбой. Видя глубину ее решимости, он обрил сестре голову, посвятил ее в орден и сделал ее членом общины, где она могла изучать искусство дзен самостоятельно и в конце концов сама стала наставницей.
Однажды Эшун послали в крупный, богатый столичный монастырь, спонсируемый государством, - самый крупный центр дзен-буддизма, за стенами которого жили более тысячи монахов. Приход «продвинутого» адепта дзен мог стать серьезным испытанием для настоятеля, которых обычно изображали как карьеристов и администраторов. Доблестная Эшун уже создала себе репутацию решительной монахини, и потому клика столичного монастыря не желала ее допускать. Они хотели смутить Эшун и вышвырнуть ее до того, как она унизит настоятеля и монахов своим интеллектуальным и духовным превосходством.
Следуя разработанному плану, один из монахов, увидев, как Эшун поднимается по ступеням, неожиданно сбросил одежду, обнажил пенис и продемонстрировал свое умение вызывать эрекцию. После этого он сделал стойку на руках и крикнул: «У меня штука три фута длиной». Нисколько не смутившись увиденным, монахиня задрала подол и показала свое интимное место. «Моя штука - бездонна», -парировала она. Монах смутился и позорно бежал.
Другой случай «сексуального давления», состоявший не в заговоре с целью смутить Эшун, но в агрессивной попытке соблазнения, был отражен столь же остроумным образом, одновременно решительным и поучительным. Очевидно, Эшун была столь красива, что, несмотря на обожженное лицо, мужчины продолжали желать ее. Один монах был особенно настойчив в своих домогательствах. К его великой радости, она в конце концов согласилась, но при одном условии - интимная встреча должна произойти в особо оговоренном месте, так как оба они связаны монашескими обетами. Эшун выразила свое беспокойство по поводу его постоянства, не нарушит ли он свое обещание в назначенное время. Монах клялся, что ничто не заставит его отступить от намеченного и что раз сама Эшун согласна, он готов заняться любовью где угодно и когда угодно, хоть в котле с кипящей водой, хоть в пламени костра. Сам ад не сможет погасить его пыл.
Несколько дней Эшун хранила молчание. Наступил момент, когда ее брат, их общий наставник, должен был вести диспут о дзен перед большим скоплением публики. Когда собралось множество народа, неожиданно перед толпой появилась обнаженная Эшун и крикнула громким голосом: «Эй, ты! Иди сюда и сделай ТО, что хотел, как мы договаривались!» Монах был столь смущен, что немедленно бежал из монастыря.
Хотя Эшун предпочитала давать частные уроки, последний ее уpoк был дан на публике во всем величии своего легендарного образа воительницы. Собравшись в свой последний путь, она соорудила деревянный помост на огромном валуне у западных ворот монастыря и обложила его дровами. Сидя наверху, она сама зажгла костер под собой. После этого она вошла в состояние самадхи - медитативное погружение в себя.
Можно предположить, что в этот момент Эшун погрузилась в забвение, то есть состояние, которое она культивировала на протяжении многих лет дзен-монашеского служения. Вдруг появился ее брат и крикнул: «Эй, монашка, тебе жарко? Эй, Монашка, жарко тебе?» Возглас был сделан в жанре дзен-буддийской загадки-парадокса (коан), и тот факт, что загадка прозвучала наиболее патетический момент самосожжения, доказывает, что смысл парадокса был чем-то большим, чем интеллектуальное упражнение адептов дзен.
Суть парадокса такова. Если монахиня, объятая пламенем, скажет, что ей жарко, значит, она до сих пор не вышла из-под власти иных чувств, если она скажет, что ей не жарко, значит, она стремится отрицать очевидное. Если она закричит от боли или страха, значит она не монахиня, а «бритоголовая мещанка», если она будет молчать, она - «призрак в бездне забвения». Эшун. впитавшая учение дзен до мозга костей, не позволила себе впасть ни в одну из этих крайностей. Жарко ли ей? - был вопрос - «Ни один путник в начале пути не скажет, холодно ему или жарко"- ответила женщина и молча ушла в другую жизнь в языках пламени.
Томас Клири, Сартаз Азиз «Богиня сумерек»
« Пред. запись — К дневнику — След. запись » | Страницы: [1] [Новые] |