Я, помнится, обещала своей прозы. Попало в настроение. Это отрывок из незавершенного литературного эссэ "Игра с тенями".

Десятый день

Тихий вечер глядит сквозь окна. Горизонт загорается багрянцем – то первые раны воинства дня на изломе темных клинков. Горят свечи, алыми язычками отражаясь на стеклах. Ветер пушистым котом улегся у подножия гор и мурчит во сне. С призрачным шелестом падают последние багряные листья, уже тронутые алмазной корочкой дыхания наступающей зимы.
В такой необыкновенный вечер, за час до заката, грешно и ненужно уделять внимание повседневной суете. Я сложила бы о нем песню, да вечно не хватает слов. Мне иногда невероятно трудно облекать образы в слова, и чем красивее и ярче видимое, тем труднее его передать.
Пожалует, то, что от моих литературных изысканий не пахнет «потом и кровью», заслуга не больших трудов, а аллергии на этот запах. Всегда было легче зачеркнуть и переписать, чем разобрать и отредактировать.
Как и каждый вечер в эти последние десять дней осени, я сажусь на край постели, поправляю одеяло, и смотрю в твое лицо. А ты спишь и чему-то улыбаешься во сне…
Десять дней – беспамятство, лихорадка, бред. Но сегодня ведь особенный вечер, друг мой? Слезы катятся по щекам, но в них нет боли, только странное спокойствие и вкус – первой земляники с молоком и медом. И грезится утро будущего дня, теперь, за час до заката.
Наверное, мы смешим Всевышнего – всегда хотим того, чего еще нет, и не ценим то, что уже есть сейчас. А когда наши желания исполняются, мы сожалеем о том, что прошло, и вновь грезим о том, чего еще нет.
Но есть тихий осенний вечер, и десять дней, о которых я не стану жалеть. Как улыбка сквозь слезы, как последняя страница захватывающей книги, как мгновения тишины и покоя. Глиняный кувшин с молоком, светлый мед и первая земляника на расстеленном покрывале.
А у тебя глаза цвета неба, отраженного в клинке…