Полковник сразу понял, какие такие «сокровища» Гесса интересуют меня. Подивился только маленько, да сразу и высказал, как профессионал, несколько дельных мыслей.
– Немногие истинно знают, что Рудольф подсунул вместо себя двойника. Операция уникальная, если учесть, что на скамье подсудимых в Нюрнберге сидел сам Гесс. И уже тогда косил, чтоб обман в тюрьме не открылся. Он и не открылся: посадили в Шпандау двойника, а сам-то – где? О том совсем узкий круг знает, и, скорее всего, именно Посвящённые. Теперь и мы знаем: на свободе остался, а торговаться за сладкую жизнь и благополучие, ему было пока нечем. Так?
– Похоже…
– Не похоже, а точно. У него кроме Фрица было ещё три двойника. И все погибли за год. Кто с янки пытался торговаться, кто с Лубянкой, а один – с Геленом. Всех троих убрали. Вывод один: знали, что он – пустой! И принялись искать сами. Но опоздали – те, кто архив под опеку взяли, только после Хиросимы оценили, что попало к ним в руки! И начали рубить концы. Да так, что даже ваши мудрецы поздно спохватились. Не узнали они сперва ни в Неваде, ни в городах японских своего знания. Вот что значит, по пещерам сидеть: ты был прав. И потянулся за тем архивом кровавый след.
– Если есть след, значит есть и шанс.
– В том то и дело, что нет больше того следа, оборвался сразу после испытания советской Бомбы. Причём, к этому успеху русских знание не причастно: Курчатов всё - сам! Как и к созданию Новой Бомбы: там вообще фуфло еврейское. В других сферах – та же картина: космос, атомная энергетика, лазер, транспорт, вообще логистика. Можно перечислять долго. Это возможно только в одном случае – если архив разбит на части.
– Или уничтожен.
– Исключено.
– Откуда такая уверенность, полковник? Мне это важно.
– От ощущения, не скрою.
Полковник раздумчив.
– Фактов почти нет. А те, что есть, доказывают как раз обратное. Или кто-то делает, чтобы так всё внешне выглядело. И мой клиент в хозблоке так себя пока ведёт.
– Тогда откуда уверенность?
– Понимаешь, есть такая банальность, довольно циничная.
Хмыкнул: ему ли про мораль?
– Те, кто в разведке и сыске полный ноль, любят её муссировать. Дескать, нет человека – нет и проблемы. Откуда это?! У нас так никто не считает: напротив. Но есть одна нация…
– Опять вариант «Мартышка и очки»?
– Не совсем. Тут и Гобсек и Гарпагон. Тщеславие, заставляющее еврея коллекционировать то, что никому нельзя показать – этого совсем немножко. И много амбиций, замешанных на жажде власти. Абсолютной власти. Сюда неплохо вписывается Коминтерн, но он-то только «пасёт»: до архива не добрался. Чего-то тут не достаёт, чу-у-ю, какого-то винтика…или звена в цепочке. Интернационалу надо прямо сейчас: вынь и положь! А кто-то собрался жить вечно. И ждать тоже вечно. А это как-то…не принято с таким так-то…
– Вот!
Крайне редко пробивает меня вот так, на эмоции.
– Вот что такое профессионал!
Тут же беру себя в руки и уже спокойнее продолжаю:
– Одна часть в пещерах: вечность, бесконечность и часть знания. Другую часть Гесс назад вернул. Не у тех она,…но они знают – где. А с Гессом не поладили потому, что он хорошо эту братию изучил – не доверяет. Ждёт, а это нам, полковник, уже интересно. Но я полагаю, что, инспектируя время от времени его заначки, о чём он и не подозревает, они нет-нет, да и оставляют кое-какие следы. Ведь я прав, полковник?!
Меня уже не остановить, это - турийя!
– Это вот и есть то самое, что покоя тебе не даёт – то самое ощущение незавершённости, а?!
– Пожалуй, ты прав, более того...
Он с как бы новым интересом, оценивающе, смотрит на меня, ну и ну!
– Похоже ты в сомнениях моих разобрался лучше меня. Я ведь и от Ваала имел предложения,…тогда много чего передумал, но чтоб так в точку!.. И что? Ты знаешь тех, кто конкретно стоит за всем этим?
– Догадываюсь, но это не есть сейчас главное.
Я как бы наново оценил результат анализа, что провели с полковником: тэ-эк, картавенькие...
– Следы, Виктор Егорыч, следы – вот что нас ныне интересует. Вот и садись ты им на хвост вместе с Ваалом, раз и он в курсе. А я пока избавлю их кое в чём от паранойи. Вечно жить захотели – эк они!
– Послушай сюда.
Полковник смущён, но считает нужным закончить мысль.
– Я понял задачу, но, по-моему, ты не всё учёл. Я и профессор – профессионалы, Ваал тоже…в своём роде. Это – мозаика. А как она ныне в собранном виде будет смотреться, ведаешь только ты.
Он уловил признак возражения и в нетерпении поднял руку.
– Ведаешь! Где-то там, в абсолютах, – он шумно выдохнул: не привык к длиннотам, – но ты здесь, с нами…и своим ведением. А тебе мешают, не могут не мешать: я это видел. Дай-ка, я с ними разберусь, по-нашему, профессионально. Для тебя это нудная повинность, а для меня – хлеб недавний. Да и ныне этим кто-то должен заниматься профессионально – это ведь тоже знание. И ещё.
– Ты сказал, что сгодится любой след: значит выход на знание сейчас для тебя дороже самого знания. Наверно, это оттого, что всему свой срок. Но ведь есть же какой-то кусочек, который сможет помочь тебе сегодня, сейчас?!
– Зачем тебе это, полковник? И так хлопот по маковку и я тебе ещё обещаю. За конторы спасибо, за заботу спасибо. Ты их погоняй, пожалуйста, а то у меня не очень выходит, только отбиваюсь, а их гонять надо: правильная мысль. Ну, а если подвернётся тебе следок по Египту раннему, обяжешь…
– Конторы, архив Гесса, ранний Египет, – полковник мысленно потирает руки, на лице блаженство.
– Наконец-то работа.