Памятник выдающемуся танцовщику Марису Лиепе, установленный у Латвийской национальной оперы, вызывает самые противоречивые оценки — от полного неприятия до эпитетов «шедевр». Интересно, что такая дискуссия имеет символическую параллель, поскольку и в жизни Марис Лиепа был личностью совершенно неоднозначной.

 

Он вызывал как восхищение, так и достаточно сильную неприязнь у многих. Быть может, потому так и не стал главным балетмейстером латвийского балета, хотя все предпосылки для этого были. И быть может, в таком случае классик был бы до сих пор жив? Но не случилось. Почему? Ответы таятся в его судьбе.

Вот он, знаменитый Красс Мариса Лиепы

Судьба в коробке спичек

Каков же был Марис Лиепа в жизни? Щуплый, болезненный мальчик, который с детства начал «лепить самого себя». Стал заниматься плаванием, потом поступил в Рижское хореографическое. И уже в возрасте 9-10 лет танцевал на сцене Латвийской оперы — в частности, знаменитое па-де-труа во втором действии «Щелкунчика» Петра Чайковского.
Благодаря удачному стечению обстоятельств (в Ригу приехали два известных московских хореографа) был приглашен в Москву, где первые два года был солистом Музыкального театра им. Станиславского и Немировича-Данченко. А потом попал и в Большой театр СССР. Стал мегазвездой мирового балета. Был модником. Любил красиво одеваться и умел носить красивые вещи. О его романе с дочкой генсека Галиной Брежневой теперь создают сериалы.

О своем переезде в Москву сам Марис говорил в 1988-м в знаменитом «Телевизионном знакомстве», которое вел Урмас Отт: «Московские гости показали мне коробок спичек и спросили: если хочешь попасть в Москву, угадай, сколько в коробке спичек? И я угадал...»
Остается только догадываться, играл ли Марис Лиепа, говоря эти слова, или нет. Но на всю жизнь осталась в памяти такая картинка: великий Лиепа выходит из гостиницы «Латвия», в которой давал то интервью, останавливается у светофора, горит красный свет. У того светофора стоял какой-то мальчонка, и Марис по-отечески положил на его плечо свою руку: дескать, подожди зеленый свет...

Светофор, кстати, до сих пор на том же месте — совсем недалеко от родного дома Мариса Лиепы на улице Сколас, в котором он родился 27 июля 1936 года. В этом доме еще долгие годы жили его отец и мать, которым их великий сын писал длинные письма из разных стран света — на афишах с его именем... Сейчас в этом доме мебельный магазин. Нынешний владелец дома почему-то не захотел, чтобы тут висела мемориальная табличка. Памятная доска была открыта около десяти лет назад на улице Калнциема, на входе в Рижское хореографическое училище.

На то открытие приехал великий Михаил Лавровский, который вместе с Марисом танцевал в «Спартаке». «Он был борец!» — страстно и искренне восклицал Лавровский, который в той великой постановке Юрия Григоровича танцевал Спартака. Спартаком был и великий Владимир Васильев. А вот Красс, который стал на равных с героем, именем которого и назвали балет, был только один — в исполнении Лиепы. До сих пор идут разные версии «Спартака», в том числе и давнишняя постановка Григоровича, но второго такого Красса не было и не будет.

Красс с ранимой душой

А что произошло в последние годы жизни Мариса? Многие считают, что он просто сломался. Да, именно так. Был конфликт с Григоровичем, который запрещал танцевать Марису Красса. Григорович даже писал письма в Министерство культуры, в котором утверждал, что в последние годы артист потерял танцевальную форму. После долгих препирательств уже 46-летний Лиепа в последний раз станцевал Красса в Большом театре — это был его бенефис, билеты на который на черном рынке стоили две среднестатистические ежемесячные зарплаты советского человека.
А потом последовало увольнение из театра, причем в весьма жесткой форме.

Документальный случай: Марис пришел на служебный вход в Большой театр, и вахтер в кои веки раз потребовал у него пропуск. Артист дал пропуск, а вахтер его забрал со словами: «Вам вход запрещен». И можно только догадываться, что после этого на душе у артиста творилось. Великий и мощный Красс оказался с невероятно ранимой душой. Достаточно сказать, что всю жизнь Лиепа возил в своей машине доску, которую он выпилил из сцены Большого театра — для него это была святая реликвия.

И в 1960-е, и в 1970-е Марис Эдуардович достаточно часто приезжал в Ригу, танцевал на сцене Латвийской оперы. И, кстати, был народным артистом не только РСФСР, но и Латвийской ССР. А в 1980-е, когда с Большим театром произошел жесткий разрыв, приезжал на родину особенно часто.

«Я вам не киоск!»

Я его хорошо помню, хотя мне было тогда 10-15 лет. Он танцевал «Жизель» Адана и «Лебединое озеро» Чайковского с нынешним президентом фестиваля балета «Рига» Литой Бейрис. Вызывал шквал аплодисментов уже сразу при появлении на сцене в «Кармен-сюите» Бизе-Щедрина, в которой танцевал с тогдашней примой латвийского балета Ларисой Туисовой. А еще вызывал целую гамму эмоций — от восхищения до искренней неприязни.

Помню июль 1985 года, когда в Опере состоялся правительственный концерт в честь 45-летия восстановления независимости советской власти в Латвии. Великий Марис в антракте на сцене репетировал испанский танец — оттачивал каждый жест рук, ног, поворот головы.
За кулисами стояли артисты и наблюдали за священнодействием со стороны. И даже прочие участники того концерта не могли выйти на сцену, чтобы репетировать — всем своим поведением гениальный артист показывал, что в тот момент на сцене должен быть только он один. А уже во время концерта, когда он исполнил свой танец, выбежал за кулисы с врученными ему розами и с размаху кинул осветительнице Маре: «На, подержи!» И вновь выбежал на поклон...

Многие того жеста, такого столичного апломба, артисту не простили. Его обожали и боялись.

Другой документальный случай: артистка нашего кордебалета пришла в его гримерную (он тогда танцевал у нас в «Лебедином озере») и, увидев на гримерном столике фото Лиепы, попросила его с автографом. Балерина, конечно, поступила не совсем верно. Не знала, что по той фотографии Марис сам себе делал грим. И не обязан артист дарить фото. Но и реакция Мариса была совершенно непредсказуемой. «Я вам не киоск!» — громко ответил он и выставил балерину за двери.

О чем смолчал Маэстро?

Кажется, это уже был 1986-й год, когда в латвийском балете наступил период «междуцарствия». Ушел в мир иной главный балетмейстер, народный артист СССР Александр Лембергс. А новый главный балетмейстер еще назначен не был. Марис Лиепа приехал в Ригу. Смотрел «Дон Кихота» Людвига Минкуса, стоя у колонны в директорской ложе. Я, 14-летний, стоял с другой стороны колонны и ловил каждый жест великого Мариса.

И произошло невероятное. Во втором отделении одна артистка балета упала. Бывает. Но Лиепа громко провозгласил на весь партер: «Я научу этот балет танцевать! Приглашу пару хороших балерин!»
Понимаете, он был почему-то на все 100% уверен, что станет главным балетмейстером латвийского балета. А его... не утвердили. Вот взяли и не утвердили. И в 1988-м, когда министром культуры Латвийской ССР стал Раймонд Паулс, Марис еще был жив. Но и тогда его в Ригу не пригласили. Какой-то год Лиепа руководил болгарским балетом в Софии, но и там что-то не срослось.

Я отлично помню следующий день после того злосчастного «Дон Кихота». Марис Лиепа стоял на служебном входе нашего театра. С чемоданами. Короткая стрижка, крашенные в белый цвет волосы... Марис держал лицо. Улыбался. И со всеми прощался.

Долго думал, писать ли это... Но для истории — надо. Как раз три года назад, когда Интс Далдерис со сцены Латвийской оперы объявил о памятнике, я на следующий день случайно пересекся с Раймондом Паулсом. Это было в Юрмальской думе, на приеме по случаю «Новой волны». «Маэстро, вчера Далдерис сказал, что установят памятник Марису Лиепе». Реакция Раймонда Волдемаровича была неожиданной. Он резко обернулся: «Лиепа... Да этот человек!..» Маэстро не договорил, сразу остыл... Сказал только: «Впрочем, иногда действительно лучше молчать, чем говорить». И ушел. Какая-то черная кошка между двумя классиками пробежала. Несмотря на то, что они одногодки и даже в одно и то же время учились в школе имени Дарзиня, которая была совмещена с Рижским хореографическим...

А главным балетмейстером стала народная артистка Латвийской ССР Янина Панкрате, вдова предыдущего главного балетмейстера Александра Лембергса, до этого руководившая танцевальной труппой Рижского театра оперетты. И большая приятельница Раймонда Паулса.

Другая жизнь

Марис Лиепа был действительно великим артистом. И именно те годы это лишний раз подтвердили. Лиепа стал активно сниматься в кино. Потрясающе играл царя-императора в фильме «Лермонтов». Запомнился в эпизоде последнего фильма из серии «Приключения Шерлока Холмса и доктора Ватсона» — «XX век начинается». Успел сняться в фильме «Бемби», в котором, кстати, играл и нынешний худрук латвийского балета Айвар Лейманис.

Последним его фильмом стала «Дорога в ад», в которой Лиепа играл какого-то наркобарона.

26 марта 1989 года было воскресенье. В этот день, помнится, проходили выборы в Верховный Совет СССР. Днем в Латвийской опере показывали балет «Доктор Айболит». Примерно в час дня в том самом фойе служебного входа, где еще недавно Марис со всеми прощался, вывесили портрет Лиепы с краткой подписью: «Сегодня ночью умер Марис». И вот это странное сочетание — miris Māris — начало «бить по мозгам». Стали все плакать. Это был шок, конечно.

Не там похоронен

Проблемы с властью у Мариса Лиепы продолжились и после его смерти. По рангу он должен был быть похороненным на Новодевичьем кладбище — все же народный артист СССР и даже лауреат Ленинской премии. Но похоронили его почему-то на Ваганьковском.

Через несколько дней все в том же фойе Латвийской оперы вывесили фотографии с похорон артиста. Видя его в гробу, многие его не узнавали — одутловатое, изменившееся лицо. До сих пор многие считают, что у артиста остановилось сердце из-за злоупотребления алкоголем. В любом случае точно: умер он в карете скорой помощи. До больницы довезти не успели...

---

---

link