Я шёл по заснеженной улице... Было холодно, кончик носа отмёрз, казалось, уже на совсем... Я вжал голову в плечи, укрывая лицо под воротником шинели, и вслушивался, как хрустит снег под ногами... Чистый, белый снег...
Была ночь... Вернее, вечер... Очередной, тёмный декабрьский вечер...
Всюду сновали солдаты. Туда-сюда, туда-сюда. Им почему-то не было до меня никакого дела, хотя, естественно, им должно было быть известно, что в Петербург приехал странный граф, вознамерившийся сейчас, во время таких невероятных событий, заявить о себе на всю страну... Страну, которой явно было не до него, которой вообще было довольно плохо...
Временное правительство пало ещё в октябре, большевики пришли к власти, но, странным, даже мистическим, образом, вырвавшаяся из плена царская семья, пользуясь поддержкой разрозненных масс верных ей людей, сумела объединить всю эту силу воедино и очень быстро вернулась на престол...
Теперь, Николай Второй, сумевший доказать недействительность своего отречения, занимался в основном ловлей большевиков и прочих антимонархических элементов...
Надо сказать, что подвергшиеся гонению "элементы", очень искусно спасали свои шкуры. Из России на гастроли по Европе вдруг резко повалила огромная масса разнообразных мелких театров и цирков... иллюзионисты и певцы просто рвались покататься по Старому свету... Естественно, это были те самые большевики, которым было просто необходимо убежать отсюда, оставшись неузнанными...
Я не был таким элементом, но в Петроград приехал с очень похожими идеями... Я мечтал засветиться как поэт, получить признание заслуженных мастеров...
Понятное дело, что на встречу с Гумилёвым рассчитывать не приходилось, он снова уехал в какое-то далёкое путешествие... Блок мог многому научить, но сейчас он скрывался, заподозренный в связи с большевиками.
Оставался только один мастер, который, по-моему мнению, мог чему-то меня научить и дельно покритиковать...
Но... Ровно пол-часа назад, этот мастер спустил меня с лестницы, крича вдогонку обидные ругательства!
- Господин Арбенин! Что Вы! Да, у меня много стихов о самодержавии и я терпеть не могу проходимца Ницше! Но вы же должны смотреть глубже! В суть... В красоту написания!
- Вали отсюда, монархическая сволочь! - доносилось из дверного проёма, оставшегося где-то вверху лестницы... то есть там, откуда я только что скатился. - Я пережил пяток царей и шестерых переживу! А в Ницше ты нихрена не смыслишь!
Так, избитый и униженный я забрёл в первый попавшийся кабак. Я подошёл к стойке и попросил пива... Сразу пять кружек, потому как хотел забыть этот кошмар. Сидевший рядом паренёк, явно не из знатного рода, посмотрел на меня замутнёнными глазами и спросил:
- Вы так решительно хотите напиться, что мне право радостно это видеть! Моя поэтическая сущность требует, чтобы я выразил вам своё уважение!
- Вы тоже поэт? - удивился я. Почему-то я поверил, что этот пьяный забулдыга может действительно написать что-то великое... или, возможно, уже написал.
- Будем знакомы, - он протянул мне руку. - Сергей.
И, помолчав, добавил:
- Есенин.
На дворе стоял 1917 год... Вопреки здравому смыслу и ожиданиям большей части нашей интеллигенции, вся страна, так же как и этот город с его озверевшими писателями, окрасилась в белый цвет...