1 часть
2 часть
3 часть
5 часть


И тут Саша Барбир задал мне неожиданный вопрос:
- Ну что, Василий? А как теперь ты будешь забирать свой мешок из камеры хранения? Номерок-то остался у Коли!
- Действительно. Но Павел как-то забирает – значит, и я заберу свой мешок как-нибудь. Ничего страшного, бывает, - беспокойство у меня отсутствовало напрочь. Я вспомнил, как когда-то Валя Пунегова и Светлана Сикорская (ныне рясофорная послушница Фотиния на подворье монастыря Иоанна Кронштадтского в деревне Вартемяги в 110 километрах от Вали) забрали мой мешок без номерка.
- Да ладно, не надо никуда бежать! – расплылся в улыбке Саша. - Я забрал у Коли номерок! Он вспомнил и вернулся. Вот твой номерок!


Пришел Женя Антонов, который в начале хода тоже рассчитывал разместиться в «Ковчеге»:
- Жень, мест нет совсем.
- Да я на улице буду ночевать в палатке. Мне Фаритыч нужен. Спину ему вправить, он просил.
- А вот он.
Женя взялся за Павла без сантиментов. Валял с боку на бок, вправлял спину и крестец. Павел только охал и кряхтел. Потом сказал, что болит ахилл. Женя схватился за ахилл, как за дверную ручку, и начал разминать. Павел взвыл. У всех, конечно, свои методы, но я смотрел на всё это и благодарил Бога, что Он свёл меня именно со Степаном Степановичем.
- Я помню, как я задел сам случайно ногой ахилл лет 10 назад после трех дней пути. Это ж очень больно. Практически открытая рана, надо бережнее...
Женя закончил приём и ушёл.
- Пал Фаритыч, ты как?
- Пока непонятно… Завтра посмотрим…

Все страсти улеглись наконец-то вместе с паломниками. Лёгкая суета, напоминающая чем-то свадебный переполох, когда надо размещать всех прибывших гостей, утихла. Я успел в перерыве между всей этой беготней вверх-вниз поужинать. Во дворе возле душевой стояли два котла – с супом и с чаем. Вскоре котлы опустели, но рядом под навесом, видимо, знакомые Павла Иннокентьевича, пекли пирожки из свежезамешанного теста, и тут же висело соответствующее объявление. Я поел суп, двое паломников – женщина и молодой парень - купили себе за 50 рублей по здоровенному пирожку, только снятому со сковороды, и с огромным удовольствием поглощали их, макая в соус, налитый в одноразовые тарелки.
- Ну как? - поинтересовался я, хотя на их лицах и так видно было нескрываемое удовольствие – только что приготовленная горячая домашняя еда на свежем воздухе после тяжёлого пути…
- М-м-м-м!!!
- С чем?
- С картошкой! - прожевав, ответил парень. Пирожки и на следующий день пекли несколько раз.

Нос нашего «Ковчега» стал открытой верандой, на которой стояли в два ряда столы со стульями. Кто-то, проходя рядом со мной, заметил:
- А там, в трапезной, тоже бесплатно всех кормят.
Есть я уже не хотел, но на память мне это запало, что привело на следующий день к забавной ситуации. Удивительно, как Господь всё устраивает. Некоторые называют это случайностью, совпадением, везением.

Душевая теперь состояла из четырёх кабинок, поэтому очередь была минимальной. Красовалось объявление: «Душ 100 рублей». К соседнему участку с покосившимся домом была протоптана тропинка, ведущая в туалет-скворечник, в который никогда не было очереди. Нашёл его «старец» Женя, показал мне, а я потом показал маме с маленьким мальчиком, который уже изнемогал, а во все туалеты гостиницы стояли очереди. Забора не было, и я решил, что Павел Иннокентьевич собирается выкупить этот участок. Нужное дело - надо расширяться, судя по сегодняшнему наплыву народа. Я думал, что дом пустует сейчас, но оказалось, что и там люди расположились.

Теперь мне надо было заняться своим указательным пальцем. Он заболел ещё вчера - видимо, от давления ручки сумки с продуктами ноготь впивался в кожу, и внутри под кожей получилась маленькая гематома, вокруг которой началось нагноение и боль. На безымянном было то же самое, только в меньшей степени. Валя дала спиртовую салфетку, я обработал булавку и опять сделал сам себе маленькую операцию. Хотел обработать проколы левомеколем, но почему-то его не нашел в пакете с медикаментами. Только после хода выяснилось, что он вывалился из пакета и оказался в самом низу бокового кармана рюкзака. Поэтому рану я прижал ваткой, пропитанной зельем Павла Фаритовича - вернее, его жены. Павел мне пояснил:
- Он универсальный. Раз внутрь можно, значит, и наружно.

На следующий день после бани Валя поинтересовалась, как поживает мой палец.
- Заживает всё, как на собаке.

***




…Ночью мне захотелось пить. Причащаться я всё равно не собирался на этот раз, поэтому стал искать какую-нибудь бутылку с водой. В темноте на фоне окна на столе виднелась пол-литровая пластиковая бутылочка. По матрасу я перебрался к столу, встал на колени, взял бутылочку, открыл крышку и хлебнул. «Что это???» - не успев проглотить, подумал я. А это была та самая горьковатая волшебная жидкость Павла Фаритовича, настоянная на травках. Первым желанием было выплюнуть, но тут были и мои, и чужие вещи. «Надо в туалет!» Почему-то раковина на кухне мне в голову тогда не пришла, но так получилось бы не очень смешно. Я с трудом встал с колен на пол и задел ступню спавшего возле стола водителя Макса. Он от неожиданности спросонья испугался и отдёрнул ногу, приподнялся, глянул на меня, я знаками изобразил извинения и пожелания дальнейшей спокойной ночи, и он лёг спать дальше. Надеюсь, я не наступил ему на ахилл… На втором этаже возле туалета ожидала своей очереди женщина. Только я решил побежать на улицу, как раздался щелчок замка и дверь туалета открылась. Женщина хотела зайти следующей, но я жестом открытой ладони попросил ее остановиться, что она в недоумении и сделала. Кивнул, быстро зашёл в туалет, выплюнул в раковину жидкость, ополоснул рот, вышел:
- Спасибо.
- Не за что… - удивлённо произнесла женщина.

- Да надо было проглотить! Она же сладкая! – утром смеялся Павел, разбавляя водой жидкость для полоскания.
- Да какая она сладкая?? Горькая! – тоже хохотал я.

Тут же мне вспомнился отрывок из Апокалипсиса:
«но в те дни, когда возгласит седьмой Ангел, когда он вострубит, совершится тайна Божия, как Он благовествовал рабам Своим пророкам.
…
И взял я книжку из руки Ангела, и съел её; и она в устах моих была сладка, как мёд; когда же съел её, то горько стало во чреве моём.
И сказал он мне: тебе надлежит опять пророчествовать о народах, и племенах, и языках, и царях многих»

Кстати, этой жидкостью я мог бы пополоскать горло, которое начало меня беспокоить ещё в Монастырском после ходьбы в холодной воде. Не болело, но чувствовался лёгкий, еле ощущаемый дискомфорт в носоглотке. Перед сном в Великорецком я полоскал на улице горло солевым раствором. Утром после подъема собирался повторить процедуру. Братья готовились к исповеди, сидя с ручками и бумажками. Володя поднял голову:
- Василий, ты исповедуешься?
- Нет.
- Только причащаешься? – подшучивал брат-алтарник.
- Ага. Как священники. Ты, кстати, омепразол выпил, который я тебе дал позавчера?
- Нет. Я не знаю, какую таблетку пить первой.
- И всё мучаешься? Ну ты даёшь! Пей красную, Нео! Они просто разных производителей, пей любую!

Все рано пошли на Великую, Саша потом сказал, что перед ним в очереди было всего трое исповедников. Когда такое видано было? А я съел оставшуюся после Горохова рыбку, кашу выбросил, потому что начинала кислить, и с опозданием, примерно в 6:05 отправился к реке. Желающих пойти на раннюю литургию именно в это время было немного. Передо мной к реке спускался парень под руку с девушкой, она была в красивом голубоватом платье с цветами и белых кроссовках на толстой подошве. "Не шли. Приехали из Кирова к 6:00, молодцы." Опять увидел Мишу Бодрякова с компанией.
- О, Василий Петрович, сфотографируйте нас!
- А чего не улыбаемся? Христос Воскресе!
- Воистину воскресе! – и улыбнулись.
- То-то!
- О! «Христос воскресе!» вместо «сы-ыр»! Гораздо лучше! Наконец-то нормальную идею подали! – радовались девушки.


Миша справа.

Служба уже шла вовсю. Я подошёл незадолго до Херувимской. На солнце вставать не хотелось, зашёл в тень палатки Трифонова монастыря, в которой можно было заказать различные молебны. Чтобы не замёрзнуть, я прихватил с собой ветровку, под нее положил нож в ножнах, чтобы на обратном пути нарезать веники. Смотрел по сторонам, отыскивая наших. И опять увидел знакомых девчонок, о которых мы вспоминали с Серëгой по пути в Киров. «Да нет же! Как знал! Опять вы приехали и пытаетесь взять меня в клещи, незаметно приближаясь. Ничего у вас не выйдет. Эх, постоял, называется, на литургии… Девчонки вы, конечно, огонь, но вокруг вас пожар. Как выразился Степан Степанович. Пожар и выжженная земля – это на любителя. А нам нужно солнышко»

Я развернулся, обошёл палатку и пошел обратно в гостиницу. Метрах в ста встретил спускавшегося отца Александра Митрофанова с двумя паломниками:
- О! Василий! Причащались? - после благословения спросил батюшка.
- Нет. Я причащался в день отъезда, 2 июня.
- Ну вот Вам конфетка тогда! - и вручил маленький «сникерс».


Отец Александр Митрофанов.

Конфетка в Ходу от священника - знак мне от Бога, что всё сделал сейчас правильно. Как мы можем познать волю Божию? Одобряет или недоволен нами? Мы не святые, с нами ангелы напрямую не разговаривают. Наше окружение и события вокруг нас - наше отражение. Я вспоминаю, как в 2006 году бился с протестантами в интернете. Так и познакомились мы с Лёшей Корниенко, кстати. Иду как-то по улице, кручу в голове, чего бы ещё такого этим еретикам сказать, как бы прижать к ногтю христопродавцев. А навстречу идёт какая-то сумасшедшая и, подойдя поближе, начинает обкладывать меня отборным трехэтажным матом. Через два дня после исповеди и причастия я ее снова встретил. Она шла целенаправленно ко мне, за несколько метров поклонилась и сказала с вежливой улыбкой: «Здравствуйте!». Я в ответ тоже поздоровался. Перемена была разительной. И она соответствовала моей внутренней перемене. Сразу я не прекратил споры, конечно. Опять влез через некоторое время. Мало мне было, что жена во время родов чуть не умерла. Сидеть тихо и мирно надо в такие периоды особенно (да и вообще по жизни), причащаться обоим супругам в течение беременности будущей мамы как можно чаще, а я влез с головой в бесплодные дискуссии. Послушав просьбу собственной жены, кстати: «Вася, без тебя там не справляются!». Урок - надо умерить мне свое тщеславие, не влезать в «пустые споры между людьми повреждённого ума, чуждыми истины» (1 Тим 6:5) и не выполнять все женские просьбы подряд. Нам обоим урок был. Усвоил, но далеко не с первого раза. После исповеди через неделю я снова влез в безрезультатную битву. Только жена приехала из роддома, как ей сразу же стало плохо. Госпитализировали, кололи антибиотики, взяли анализы, но причин ухудшения состояния не находили. А я нашёл сразу:
- Алё, отец Виталий (так до пострига звали отца Николая), надо исповедаться. Срочно. Таня опять в больнице.
- Приезжай.

Приехал к нему домой, был поздний вечер. Отец Виталий надел епитрахиль и поручи, положил Евангелие и крест.
- Согрешил перед Господом нашим Иисусом Христом. Спорил с протестантами опять.

Батюшка вздохнул и прочитал разрешительную молитву. На следующий день анализы жены пришли в норму, врач развел руками: «Ничего не понимаю» и выписал…

...1 июня вечером, накануне Вознесения и отъезда в Киров, я пошел Свято-Стефановский Собор. Только успел поставить свечи, как ко мне подошел иподьякон нашего епископа.
- Не хотите пойти в алтарь? Владыка сейчас приедет. Надо, чтобы побольше народу было, для торжественности. «Неплохо перед началом крестного Хода…» - подумал я и пошел облачаться…

Отец Андрей Чикунов позвонил на следующий день:
- Ну что, Василий? Как настроение?
- Отъездное! – смеялся я. – Всё хорошо! Вчера вечером в Соборе Владыка служил, меня позвали алтарничать, и я держал… это… как его!.. солнышко на палочке как называется? Вылетело из головы!
- «Солнышко на палочке», ах-ха-ха-ха-ха!!! «Рипида», Василий! «Солнышко на палочке», ну ты сказал! – потешался батюшка.
- Да я забыл!! – хохотал я в трубку. «Не знал, да ещё и забыл – такое бывает…». – Держали мы эти рипиды со вторым алтарником, у меня аж спина устала от непривычки. А, и ещё помогал облачаться и разоблачаться Владыке. Поднос держал. Так что всё очень хорошо!
- Ну, я думаю, после этого Хода у тебя всё благополучно решится и в личной жизни! – благословил отец Андрей.

…
Когда спускался к реке, я сразу высматривал, где бы нарубить веники. Листва в этом году была мелкой. Надо было искать берёзки на открытом пространстве. И сейчас пошёл целенаправленно к кладбищу, рядом с которым был вырублен лес, и росли молодые двух-трëхметровые берёзки с хорошими листьями - солнце на пустырь светило целый день. Ну и для правильных веников веточки положено брать без отростков. Очень быстро наломал три веника, на одном из больших черных пней ножом выровнял ветки снизу. Верёвки с собой не было, и я связал ручки веников по-деревенски прутиком, как делала бабушка.

- О! Веники уже несут! – глазел встречный народ на роскошные веники.

Пришел в гостиницу, положил веники на матрас. Зашли калининградцы, высокий мужчина обронил:
- О, народ уже в баню собирается. – И обратился ко мне. - А туда кто хочет может пойти?
- Нет, там все расписано. Лучше подойдите и спросите Павла Иннокентьевича, уточните прямо сейчас

Вскоре пришли и наши, купили две бутылки кваса для бани, обрадовались пышным веникам. Завтракать они сходили на Уржумское подворье. А Максу сейчас объясняли, как туда пройти:
- По диагонали через поле выходишь прямо туда, оттуда спуск по тропинке прямо к алтарю.

Павел купался в блаженстве - исповедался и причастился, наконец, после долгого перерыва:
- Сказал батюшке, что я жёсткий. Люблю, чтобы всё было по-моему («А кто не любит?»), давлю на всех, на своем настаиваю. А он мне говорит: «Работай. Работай над собой…» И у меня опять сразу после литургии был повод ввязаться в спор, в драку. Но я сдержался! Петрович, чувствуешь? - излучал сияние Павел.
- Чувствую, Пабло Фариткович, чувствую, - радовался я за друга.
- Не захотел портить себе настроение, чтобы благодать задержалась подольше.

Я прекрасно понимал состояние друга – мы были теперь на одной волне. Перерывы длиной в месяцы между причастием немыслимы. Мы же не Мария Египетская, болеть и умирать начинаем. И детям очень плохо. А сразу после причастия ты наслаждаешься жизнью и всех любишь беспричинно, всех прощаешь великодушно, ничего не раздражает, а только забавит, в голове сплошные песнопения с литургии и тропари. Потом настроение падает с «5+» на «5». Потом съезжает на «5-». И если вдруг оказывается, что утром ничего не напеваешь во Славу Божию, а с лица исчезла улыбка, то это значит, что надо срочно на исповедь и причастие…

- Фаритыч, а меня опять ловили на литургии. Поэтому я не хочу вылезать из своей берлоги, буду сидеть здесь, не пойду ни обедать на берег, ни купаться, ни с кем не хочу встречаться.
- Я тебя понял.
- Буду отдыхать.
- Я тебя понял.

Мне даже писать было лень и диктовать на телефон. Это ж надо куда-то идти в тишину, искать, где нет людей. «Что вспомню, то вспомню. Господи, напомни мне потом всё самое важное». И всякие люди как бы невзначай мне напоминали события хода. Ну, то есть, конечно, Господь через них. Поэтому в Великорецком я наслаждался спокойствием и отсутствием забот.

[
Николай, Макс и Стахий. Причастились и уехали домой.


- Время 9:40, пора уже спускаться потихоньку. Попросим чуть раньше ключи от бани.

Отдал Павлу Иннокентьевичу 7200 за ночлег двенадцати человек и 800 - за баню за четверых.
- Ну, вы там всё знаете? – уточнил он.
- Конечно.
- Ну, идите тогда сами.
- Хорошо. А там нет никого наверху?
- Нет, они на службе, поэтому закройтесь. Никто не побеспокоит до 11 часов.
- Отлично, часа нам хватит за глаза.
- Не, час мало, - возразил Павел Фаритович. - Для меня два часа - это так, разминочка. Я бы и три часа посидел.

В бане я посмотрел, что дрова плохо горят, огня почти не было, горячая была вода не горячей совершенно. Слегка приоткрыл поддувало, сразу разыгралось веселое пламя. Подкинул еще поленьев. Павел зашёл в парилку и уже вовсю наслаждался жаром. А я сначала занялся своей грязной одеждой, а уж потом после всех нырнул в парилку. Друзья заботливо оставили мне один веник нетронутым. Два других были заметно истерзаны.

Открыли квас, сидя в предбаннике, потекла беседа. Саша посетовал, что не было на литургии Альфредыча, нашего предводителя («гусака», как называл его Павел):
- Стоим на причастии, я говорю: «Пошли туда, вперёд, поближе». Валя в ответ: «Зачем туда?» Володя: «Я не знаю», Женя: «Я тоже не знаю». Нет предводителя. Этот туда, этот сюда, что делать? Чего вот женщины спорят: «Почему туда?» Какая вот тебе разница? Сказали идти туда – значит, иди туда, вперёд! Пошли со мной вперёд! "Стоять" – значит, стоять.
- А не надо с женщинами советоваться. И с детьми, в том числе – духовными. Я прошлым летом попал так в очень неприятную (мягко говоря) ситуацию, послушав совет «младшего брата». Слава Богу, обошлось. Не надо этой демократии. Можно только просьбы выслушивать. Всё брать в свои руки. Выслушай внимательно просьбу от женщины, высказанную в нежной и уважительной форме, помолись и решай сам. Вот такая штука. Женщины могут только просить. Нежно. Ласково. А решение принимаешь ты. Всё учитываешь и сам решаешь. Но не советуешься. Она не равна тебе. И если сам попросишь совет, то она подсознательно почувствует твою несостоятельность: «Он не умеет решать проблемы…»
- А если не слушается?
- Дистанцироваться, охлаждаться немножко. Как Господь отходит от нас, если мы не слушаемся. Вернее, мы отходим, конечно. Всё то же самое, Саш. Дать ей возможность сделать по-своему, если настаивает. А каким образом запретить, если не слушается? Связать? Запереть? Пусть сделает по-своему, но предупредить, что ответственность несёт сама, тебя не привлекает – то есть расхлëбывает последствия и оплачивает убытки сама. Пару раз влезет куда-нибудь - и будет понимать, что никто ей действительно не помогает разгребать. Может, научится слушаться. Хотя бывают упрямые и необучаемые… Но таких Господь останавливает. Главное – молиться. Читать псалтирь. Лучше с детьми – «за маму». А если ребенок уже болеет, то тем более. На каждой «Славе» - «Спаси, Господи, и помилуй рабу Божию…», а потом всех ближних помянуть. Так же и на второй, а на третьей «Славе» - за упокой своих помянуть. А уж как Он будет спасать – это другой вопрос. Может так, что мало не покажется, и вот тогда пусть помилует. Отец Николай нам с Таней в 2010 году, когда она только заболела, напомнил слова 1-го Послания апостола Петра:
«Возлюбленные! огненного искушения, для испытания вам посылаемого, не чуждайтесь, как приключения для вас странного, но как вы участвуете в Христовых страданиях, радуйтесь, да и в явление славы Его возрадуетесь и восторжествуете.»

Ему как Главврачу виднее. Если сами себя люди не ограничивают, то Он их ограничивает. Иначе страдает самое слабое звено семьи – дети. Родители бегают по врачам, платят им немалые деньги, пытаясь установить диагнозы, а диагнозы - духовные - надо устанавливать самим родителям. Явно проблема в них. В Евангелии описано исцеление слепорожденного, когда родители не были в этом виноваты, но чтобы явилась Слава Божия. Этот случай не про нас. В общем и целом, виноваты в болезнях детей почти всегда родители. Живут не по заповедям, жены перечат мужьям, мужья бегают налево, мало кто соблюдает посты, в том числе супружеские; занимаются эзотерикой, всевозможными практиками, вместо исповеди ездят на отчитку и так далее. А потом пичкают детей лекарствами, возят на МРТ, в травматологию…

Недавно иду по парку и встречаю бывшую ученицу, получила недавно права на вождение автомобиля. Гуляет с мужем и детьми.
- Здравствуйте, Василий Петрович!
- Здравствуйте. Ваше чадо на самокатике? - кивнул я на маленькую девчушку в розовом комбинезоне.
- Моё! Школа работает?
- Работает. Как Вы ездите? Без ДТП?
- Да вот муж не даёт машину! – смеётся, оборачиваясь на сидящего на скамейке мужа. Муж занимает такую должность, что лучше я опущу.
- Ну, значит и не надо. Раз муж говорит.
- Да я всё равно куплю себе какую-нибудь машинку!
- Вот, видишь? Тебе то же самое говорят! - муж отвернулся.

Я только успел попрощаться, как услышал стук самоката об асфальт. Через две секунды девчушка зашлась в плаче.
- Я же вам сказал следить за ребенком! - в сердцах крикнул на двух ее братьев отец, вставая со скамейки. Мама бежала к дочке.
«Ох, не надо бы тебе машину... Только тебе не объяснить ведь» - подумал я. Плач позади вскоре утих. «Слава Богу, обошлось…»

…
- Петрович, а где горячая вода?! - раздался из помывочной возмущенный голос Павла.
- Ё-маё!! – я вскочил и побежал в первую очередь закрывать кран с холодной водой под скамейкой. После парилки я открыл его, чтобы пополнить бак с горячей водой. И забыл, увлекшись беседой. Залез на скамейку, открыл крышку бака, опустил ковшик, чтобы определить уровень воды:
- Ага, успел, слава Богу! Еще сантиметров десять осталось до края. Сейчас будет тебе горячая вода. Это только снизу холодная, откуда долив из скважины идёт. Она выдавила горячую наверх. Поставь тазик поближе, - и начал черпать ковшиком горячую воду. Так получилось, что черпал правой рукой слева, а наливал «через руку» направо, как бы выворачивая. Некоторые, я знаю, называют это «как покойнику».
- Петрович, а чего это ты так мне наливаешь? – Павел слегка напрягся.
- Надо либо в Бога верить, либо в приметы, - успокоил я его.
- Да?
- Да, конечно. Надо выбирать, во что ты веришь. Если в приметы, то Бог тут ни причем получается. Нет места Его воле.
- И что, интересно, опаснее: Петрович или черная кошка?
- Василий Петрович гораздо опасней, чем черная кошка. Его надо опасаться и не переходить дорогу.

Ближе к одиннадцати, когда Саша и Женя уже ушли, заглянул Павел Иннокентьевич:
- Как у вас дела? Дрова подкладывали?
- Все нормально. Подкладывали.
- А, только воды налили, надо убрать.
Потом он увидел, что открыто поддувало:
- Не надо. Докрасна раскаляется потом труба, и вся баня в саже.
- Будем знать. Всё, мы уже почти собрались. Готовы передать следующим.
- Да вот те, которые на одиннадцать часов, не звонят почему-то. Может, и не придут.
- Давайте я спрошу у калининградских, они хотели.
- Да, давайте.

Сбегал я сначала наверх, там никого не оказалось, нашел их на улице в трапезной, обошел стол с сидящими паломниками и обратился к высокому мужчине:
- Вы, вроде, хотели в баню? Подходили к хозяину?
- Нет, не подходили.
- Там место освободилось на одиннадцать.
- Да не, мы уже обедаем…

Кировчанин Олег наливал суп. И тут я вспомнил чьи-то вчерашние слова про то, что здесь тоже кормят всех:
- Олег, ты всем наливаешь? – уточнил я.
- Ты тоже хочешь? Давай налью!
- Нальëшь – значит, буду! Только Павла Иннокентьевича предупрежу, что нет желающих.

Сходил, вернулся. Возле павильончика из поликарбоната стояла женщина с таксой на поводке. Ухоженный пёсик в красивой красной шлейке-жилеточке, гордо выпятив грудь, спокойно и очень внимательно смотрел на меня умными глазами, провожая поворотом головы.
- Какой ты красивый!
- Да, он такой! - улыбнулась хозяйка.

Меня усадили за стол. Почему бы не покормить человека, который накануне помогал занять места, а сегодня предлагал воспользоваться баней? Олег налил мне вкуснейший грибной суп-лапшу, подали сметану, которую я намазывал на хлебушек.
- Олег, ты идёшь до конца?
-Не-ет! Я только до Бобино в этом году. Я же пятку сломал в 2019-м.
- Ну ты герой! С такой травмой целый день прошёл… Давай выздоравливай, опять вместе будем ходить.

Потом начали разливать грузинское вино.
- Ну, давайте теперь выпьем за здоровье Андрея. Пусть Господь поможет установить диагноз, наконец, и вылечат ему колено! Чтобы он и дальше ходил в крестные ходы!
- Я не пью, - предупредил я рядом сидящую пожилую женщину, которая хотела мне тоже налить.
- А как Вас зовут?
- Василий. Прозванный Петровичем за особую жестокость.
- Так, а как же запомнить?.. Ну, «Василий» – как Василий Великий. А Петрович… А! Император Пётр I был, вот!

Я обратился к Андрею и поведал свою историю, как сам сорвал спину и ничего не проходило; как написал на бумажке свой давний грех, и практически сразу на пятьдесят процентов боль ушла; причастился, исповедался, и перед крестным ходом Господь даровал более-менее здоровое состояние, чтобы всех мог довезти до Кирова. Ехал четыре часа за рулём, хотя до этого в машине почти не мог кататься:
- Сейчас иду, спина напоминает мне слегка, что она болела, но так в целом очень, очень хорошо.
- Подождите, я за бумажкой схожу. Мне надо всё подробно записать, чтобы ничего не забыть.

Вернулся Андрей через пару минут с тетрадным листком бумаги и ручкой.

- Надо, Андрей, вспомнить не исповедные грехи, начиная с семилетнего возраста. Трудно, конечно. Но мы же молимся: «Господи, даждь ми помысл исповедания грехов моих».
- А вот есть батюшка один, старец, - моя соседка назвала имя, но я не запомнил. – Вот он всё видит! Сам подсказывает.
- Да это был бы отличный вариант, но попасть к нему будет трудно, наверное. У таких народу много. Надо помолиться, чтобы доехать и принял. А так, конечно, надо самому покопаться, посидеть спокойно, подумать, потихонечку записывать на листочек. Сказать трудно, а написать легче. Заранее написал – и вскоре привык к мысли, что это грех, и он вынут наружу. И потом идти на исповедь. А то мы не хотим признаваться в собственных грехах, нет честности с самим собой. Никто не хочет, чтобы на наши грехи указывали. Я смотрел видеозаписи с батюшкой, профессиональным психологом, отцом Александром Гавриловым, который работает с наркоманами, алкоголиками и членами их семей. Так вот он сказал, что никакого подсознания нет. Да, иногда психика сама по себе блокирует травмирующую ситуацию. Но чаще всего люди о себе всё сами знают, но предпочитают забыть, потому что это некомфортно. Когда он работал с обратившимися к нему пациентами, то они совместно доходили до какого-то момента, а потом просто люди отказывались, останавливали: «Всё, больше надо!», и никто не доходил до крайнего уровня честности. Мы не хотим про себя знать правду, поэтому болеем. Не хотим знать Правду – не хотим знать Бога. Поэтому варианты такие: либо терпеть боль физическую, либо внутреннюю – от правды или от душевного дискомфорта. Либо внешнюю физическую боль терпеть от болезни, если не любишь, когда тебе указывают на грехи. Либо перетерпеть душевную – стыд и страх – и исцелиться. Выбирай, что тебе выгоднее? Но если ты не хочешь признать грехи, то боль физическая может долго продолжаться, а состояние только ухудшаться, так что лучше перетерпеть один раз духовную и обновиться, покаяться, признаться в том, в чём не хочешь сам себе признаваться, и будет легче. Часто Господь просто ограничивает наши страсти болезнями. Не помню всех подробностей одной истории, но суть такова: женщина очень сильно болела, еле ходила. И исцелилась, то ли съездив в паломничество, то ли просто после долгих молитв. Начала нормально ходить, но стала ходить в основном по чужим койкам. И через два месяца она снова заболела, но теперь гораздо серьезнее, и вскоре совсем перестала ходить. Если мы себя СМИ не ограничиваем, то Господь нас ограничивает, помогая не отдаляться от Него. И читай акафист Илье Муромцу.
- Кому??
- Илье Муромцу. Это же не просто сказочный герой. Это реальный русский святой, мощи которого лежат в Киево-Печерской Лавре.

И рассказал историю про женщину, которую святой исцелил от неизлечимой болезни.

***
https://cont.ws/@prikhojanka/811409

История произошла лет 10 назад. По Святой Лавре шла экскурсия паломников, прибывших из разных мест. На подходе к Ближним Антониевым пещерам одна женщина пожилого возраста, попросила проводника:
- Подведите меня пожалуйста к мощам Ильи Муромца.
- Хорошо, - обещала гид.

Группа зашла в пещеры. Женщина снова с волнением обратилась к сопровождающей:
- Где мощи Ильи Муромца?
- Я вам покажу. Они в конце маршрута.

Люди продвигались по пещерам, прикладывались к мощам, молились. Пенсионерка опять умоляюще обернулась к проводнику:
- Вы не забыли, что мне нужно к мощам Ильи Муромца?
Гид успокоила:
- Конечно, я помню.

Когда группа, наконец, подошла к раке преподобного, правая рука которого, кстати, сложена в виде троеперстия, женщина упала на колени перед мощами, начала очень сильно плакать и громко всхлипывать, не в состоянии сдержать чувств. Вокруг собралось много людей, с сочувствием глядящих на пенсионерку. Она рыдала и не могла остановиться. Припадала к раке и целовала ее.
Сквозь рыдания проговорила:
- Люди добрые, я плачу не с горя, а с радости. Я приехала с Донбасса поблагодарить его.

Оказывается, женщина была больна редкой и неизлечимой болезнью – сибирской язвой. Ткани тела уже начали отделяться от костей. Она днями не вставала с постели, очень страдала от боли и уже ожидала смерти. Однажды она задремала и увидела странное видение – полусон-полуявь.
Приходит к ней богатырь в древнерусских одеждах, в шлеме и кольчуге. Он берет косу, идет вокруг нее по полю и косит траву, из которой выползают змеи, убегают в разные стороны и исчезают. Богатырь, ласково посмотрев, говорит: «Больше ты болеть не будешь. Господь благоволил тебя исцелить. Ты наследница по крови нашего рода. Я Илья Муромец. Мои мощи лежат в Ближних пещерах Киево-Печерской Лавры».

На тот момент болящая была человеком невоцерковленным и с недоумением внимала словам диковинного гостя. Она не могла знать, что молитвами святого сподобилась тонкого видения, хотя различала, что это не обычный сон.

- Я слушала и не понимала, о чем он говорит, - рассказывала женщина. - Дальше Илья Муромец сказал: "В нашем роду по мужской линии до трех лет никто ногами не ходил". И я вспомнила, что действительно ни мой дед, ни мой отец до трехлетнего возраста не ходили. И все в нашем роду были очень крупного телосложения». Надо сказать, что и сама паломница была весьма крупная, ширококостная, высокая, но не толстая. Видение закончилось, и женщина открыла глаза. И сразу почувствовала, что нет той жуткой боли, от которой она столько страдала и мучилась.

Ей вдруг захотелось включить телевизор. Она нажала клавишу и потрясенная замерла: в этот момент шла передача о Киево-Печерской Лавре и как раз рассказывали об Илье Муромце. Она все яснее ощущала, что у нее ничего не болит, начала двигать руками и ногами.
- Я встала на ноги и поняла, что могу идти. И только тут осознала, что со мной произошло чудо, о котором сказал святой богатырь, - делилась исцеленная. - Слезы заливали лицо, сердце выскакивало из груди. И тогда я дала обет: как только смогу собрать нужную сумму от пенсии, обязательно приеду в Киево-Печерскую Лавру и поблагодарю Илью Муромца.

Когда женщина окончила рассказ, плакали все в пещерах. Она не назвала своего имени. А все вокруг были настолько ошеломлены услышанным, что забыли спросить об этом исцеленную.

Его мощи его помогают не только православным, но и иноверцам. В этом убедилась моя знакомая киевлянка Светлана Матис. Керимов Мирзаюсиф Агакерим оглы приехал в Киев из Баку, чтобы сделать операцию ног у киевских врачей. Дочь Светланы работала в МВД. Она и привела Керимова к своей матери, так как прямо с вокзала он как "лицо кавказской национальности" попал в милицию для выяснения целей приезда. Денег на дорогую операцию у него не было. Узнав о нетленных мощах Киево-Печерских святых, он попросил Светлану и ее мужа отвести его к ним. Передвигался приезжий очень плохо. Однако после того как приложился к мощам святого Ильи, он уже смог обходиться без посторонней помощи. Обрадовавшись неожиданному исцелению, он попросил Светлану, чтобы она надела на него нательный крестик…
***

…После грибного супа мне был предложен салат из помидоров, огурцов и редиски. Женщины добавили туда и сметанку. На столе на тарелках лежали два огромных копчëных морских окуня и ещё один - в пакете.

- Василий, а разделайте, пожалуйста, рыбу.
- Там же есть разделанная.
- Да у нас много народу. Всё съедят. А Вы, кстати, откуда?
- Из Сыктывкара.
- Вот! Вы же северный человек! Давайте посмотрим, как северные мужчины разделывают рыбу.
- Да как ее разделывает? Как обычно, - смеялся я. - Нашли у кого учиться…

Я пододвинул к себе тарелку с окунем и начал со спины аккуратно пальчиком вынимать плавники из спины.

- О! Мы уже видим, что Вы как-то необычно разделываете! Давайте посмотрим! Давайте, давайте, смотрите, как необычно, как интересно! Вот, оказывается, как надо разделывать!

Отделил от рыбины все плавники, убрал их на край тарелки, со стороны спины отделил от позвоночника мясо слева и справа, аккуратненько отсоединил брюшные кости и убрал ко всем остальным косточкам, и получилось два куска филе на шкурке. Косточки я оставил себе, хитрый человек: по-моему, самая вкусная вещь в рыбе – животик и мясо вокруг костей.

***
Вспомнилась история примерно пятнадцатилетней давности. Отец Николай позвал меня в Слудку на подъем купола. Должен был присутствовать наш епископ, для которого необходимо было накрыть приличный стол. Трапеза планировалась в школьной столовой рядом с храмом.
- Василий, приедешь, что-нибудь приготовишь. Школьные поварихи что-то тоже приготовят.
- Как скажете.
Как откажешься, если благословение?

Оказалось, мой духовник - большой шутник. Когда я зашёл в школьную столовую, поварихи стояли почти по стойке смирно, «пяточки вместе, носочки врозь», как описал бы ситуацию Павел Фаритович, и с выражением благоговейной готовности выполнить любое приказание вопросительно смотрели на меня:
- Василий, что нам готовить?
- В смысле?
- Отец Николай предупредил, что приедет шеф-повар самого крутого сыктывкарского ресторана и скажет, что готовить. Говорите, что нам делать.

«Да вы, батюшка, затейник, однако!» Успокаивало то, что на эту авантюру дано благословение.

- Он пошутил.

Поварихи заулыбались: «Ого! Шеф еще и скромный!»

- Хорошо. Я буду сам готовить «рыбу по-румынски», ингредиенты я взял с собой, - скрывая за загадочным названием блюда простейший рецепт приготовления горбуши с красным вином и луком. – А что есть здесь из продуктов?
- Нам с утра принесли свежую речную рыбу и рябчиков. Может, приготовить уху, а рябчиков запечь в духовке?
- С овощами внутри, чтобы картошечка соком пропиталась?
- Да!

И работа завертелась. Как ощипывают птицу, я видел не раз. А вот как они делали уху, я приглядывался. Они думали, что я оцениваю, а я просто с интересом наблюдал.
- Только в тазик воду налейте и чистите рыбу в воде, чтобы чешуя в стороны не летела, – единственное, что я им напомнил.

Сначала очистили рыбу от чешуи, потом были отрезаны ножницами все плавники, рыба была промыта и помещена в кастрюлю, отварена, и филе отделили от костей. Почему мне это в голову не приходило раньше? Я кости отделял для детей после приготовления ухи.
- Мы все правильно делаем? - слегка волновались поварихи.
- Правильно. Молодцы.

Засияли.

Владыке все очень понравилось. Честь храма и школьной столовой мы с поварихами совместно защитили. В грязь лицом не ударили.
- Василий, приезжайте ещё! Будем Вас ждать!
- Обязательно. В следующий раз приготовим рулетики из свинины, фаршированные салом, чесноком и солëным огурцом, и блинчики с красной рыбой и сладким перцем, - заинтриговал я их.
- Ой, как интересно!
- Даже не представляете…


***

Калининградцы налили мне горячий чай, заваренный на мяте, после жирной рыбки это было очень своевременно. Накормили меня до отвала мои соседи. Я надеюсь, что и я им чем-то помог. Пусть с Божьей помощью у Андрея все благополучно решится.

После обеда я вернулся к бане, между опорами навеса натянул свою верëвочку (не зря взял и ее в ход), и развесил там свои вещи. Был в рюкзаке у меня и тройник, брал как раз для гостиницы – постоянно здесь не хватает розеток для телефонов. Тройник оказался не очень хороший: надо было найти положение, в котором шел заряд.

Павел Фаритович возлежал на белом кожаном диване, наслаждаясь жизнью:
- Петрович, как я выгляжу?
- Даже Даная с тобой не сравнится!
- А то!

Соседки – пожилая и молодая – смеялись. Они оказались из Петербурга, недалеко от которого теперь жила Валя Пунегова. Павел Фаритович тоже немалое время провёл там, поэтому им всем было о чём поговорить:
- Мне тоже там пришлось пожить какое-то время. Не нравится мне Питерская непонятная погода. Вроде ноль, а мёрзнешь насквозь из-за влажности. То ли дело Москва: минус пятнадцать и всё понятно! А недавно мы с женой были в Котласе. Удивительно приятный город стал за последние годы, а населения всего 50 тысяч. Кофейни, три торговый центра огромных. А у нас Сыктывкар – островок стабильности, так сказать…
- Мне вот интересно, где всё-таки находится источник в Медянском лесу? - задумался я.
- А недалеко там, - неожиданно ответила пожилая. – Километра два направо после развилки.
- Два километра??
- Ну примерно. Минут пятнадцать идти не торопясь. Или десять.
- Так это метров восемьсот примерно. Всё равно далеко. Туда восемьсот, обратно восемьсот. Потеря времени и сил. И так день трудный. Лучше я воду отсюда потащу.

Мы мирно беседовали на разные темы. На улице светило солнце, все споры и недоразумения остались во вчерашнем дне, после причастия всё было ровно и спокойно в нашем королевстве.

Из Москвы позвонил Саша Липин, интересовался нашими делами.
- Да всё отлично, как-то разместились в итоге плотненько. Наши причастились. Фаритыч принёс сейчас мороженое, теперь лежит вон на диване, отдыхает.
- Как он себя чувствует?
- Вроде, ожил. Вчера приходил Женя Антонов, валял его с боку на бок, поднимал практически за ноги вверх, как поднимают младенцев в роддоме и шлёпают по попе, чтобы они расправили лёгкие и закричали. А Фаритыч охал и ахал. Вот примерно так всё это выглядело со стороны.
- А Женя Антонов с вами ночевал?
- Нет, ушёл в другое место куда-то. В палатке, вроде.

Потом мы все легли спать. Днём на наш матрас стало светить солнце, пришлось его перетащить подальше от окна на место кировчанина Олега, который уже уехал домой. На сон мне хватило полтора часа, а Павел отключился на шесть часов - отсыпался за все прошедшие дни с двух до восьми вечера. Он, конечно, очень утомился. Много сил ушло за три дня. Как он проснулся, сначала две Вали пошли вниз на кухню готовить ужин, а потом и все остальные. Саша готовил на завтрашний первый привал бутербродики, разрезая сладкие булочки и перекладывая пластинками сыра «Дружба»:
- Чем завтра на холоде готовить грязными руками, сделаем сейчас!
- А я возьму с собой кипяток в термосе, чтобы по глотку всем сделать сразу после перехода, а потом уже Васечка поставит горелку, - предложила Валя Курочкина (заметил забавную вещь: она всегда называла меня Васечкой – как и своего сына, а Валя Пунегова – Васенькой)
- Поставлю, поставлю. Валя, что у нас тут, кстати, с кипятком? Хочу пюре заварить. Вместе с рыбкой покушаем, я три банки сайры принес.
- Да сначала работали оба чайника, а теперь только один почему-то! Народ тоже вон просит кипяток постоянно, всем нужна вода, а чайник рабочий всего один, - Валя взяла чайник и стала заливать лапшу.
- Попробую переставить их местами. Да, заработало. Подставки с виду одинаковые, а на самом деле контакты чуть отличаются: одна подходит для любого из них, а вторая – только для одного.

Валя налила мало воды в лапшу, похоже, потому что та очень слабенько заварилась и была местами твердая:
- А дети любят сухую кушать, ничего не заваривая, кстати! – нашлась она.
- Да потому что в самой лапше уже есть глутамат натрия, а не только в пакетиках с приправами, - пояснил наш спец по продуктам Павел, доставая банку фасоли.

Уже заканчивали ужин, как нас начала подгонять паломница:
- Давайте, давайте быстрее! Вы же не одни, все хотят тоже попить чаю и пойти спать перед выходом!
- Уважаемая! Мы не можем чай пить быстрее, чем он остынет хоть чуть-чуть, - объяснял я ей, вынимая из стакана пакетик с цветочной заваркой.

Сахарница была пустая в этом году. Я высыпал туда сахар, который мы сильно не расходовали в пути. Валя Курочкина пошла мыть посуду:
- Что и сделали с краном-то? Свернули его куда-то набок… Как он теперь открывается и закрывается? Кто тут так неаккуратно с ним обошёлся?..

…Толком я не спал, больше дремал – видимо, днём отоспался хорошо. Опять был запах газа, пришлось спуститься вниз, проверять, не забыли ли какую-то конфорку зажечь, но там было все в порядке. Видимо, просто активно пользовались плитой. Кстати, жарко было на этаже как раз потому, что весь пар и тепло поднимались сюда снизу. А готовили на кухне люди постоянно.

Встали ближе к часу, часть народа с этажа уже ушла на акафист. А мы с Павлом надумали выходить в три, не раньше, чтобы не стоять в пробках. Я решил на этот раз сложить все продукты в рюкзак, чтобы больше не тащить в руках грязную сумку. Рюкзак с консервами, газом и тремя литрами воды весил очень основательно. Газа мы истратили в итоге всего один баллон за весь ход. Остальные зря тащил.

- Так, а где мои стельки, - я передвигал вещи на полу, поднимал пакеты с вещами.
- ОЙ! – вскинулся Саша. – А я думал, что они уже никому не нужны и выкинул. Вася, сейчас я принесу!

И побежал доставать их из мусорки на кухне. Неудивительно, что Саша их решил выбросить - они были уже сильно потрëпанные, как обгрызенные. Кусочки материала по краям отпали после трёх дней. Были дома и пожëстче стельки, поплотнее, но тогда в сапогах становилось тесно. Взял эти мягкие, но, соответственно, непрочные.

Пока сложили мешки и рюкзаки, пока попили чай (мне не хотелось), было уже почти три часа. Мы с Павлом не смогли бы отнести мешки в камеру хранения, неся одновременно и рюкзаки. Поэтому нам надо было вернуться потом в гостиницу. Я взял свой мешок и пошел первым. Ветровку решил не надевать, чтобы оценить, холодно или нет идти в одном термобелье: «Сильно не успею замерзнуть, даже если холодно. Тут всего 400 метров до камеры хранения». Не замёрз. Сдал мешок и направился к гостинице. Навстречу по дороге шли наши, неся мешки парами.
- Саша, идите не торопясь. Очень, очень сильно не торопясь.
- Хорошо, Вась!

Павел сказал, что он потом зайдет ещё в монастырь и закажет молебны. Я сразу подумал, что там никто не работает ночью после ухода иконы, но не стал его отговаривать. Пусть проверит на всякий случай. Я зашёл к в гостиницу, возле моего рюкзака, который я заранее стащил на первый этаж и поставил возле ящика для пожертвований, стоял парень:
- Это Ваш рюкзак?

Я так понял, что он попробовал сдвинуть его с прохода.
- Да.
- Вы собираетесь его тащить??
- Да.

Молодой человек отошёл, пребывая в некотором изумлении. А у меня после прогулки вдруг появился аппетит. «Пока Павел ходит, я успею чай попить. Или просто чем-то перекусить». Но на кухонном столе в этом году не было не только сахара. Раньше после ухода людей лежали в тарелках и пакетах различные печенья, булочки, консервы, орехи, а теперь только чёрный хлеб Павла его собственного изготовления. Заглянул в холодильник, куда Павел клал остатки фасоли. Холодильник был пуст. Видимо, наши доели перед выходом. Раскрывать и потрошить рюкзак мне не хотелось. «А что это там за пакетики лежали внизу на тумбе?» А на ящике для пожертвований в одном пакете добрые люди оставили сладкую плетёнку и пряник, а в другом – хлеб. «Для меня и оставили. Нищ и убог есмь аз». Пряник съел всухомятку, а ватрушку взял с собой на первый привал.

Дождался Павла, ничего он не смог заказать, естественно:
- Иди сам, Петрович, я буду за тобой потихоньку, не жди.
- Да. Мне же надо идти вперёд, потому что они будут ждать меня, чтобы я их чаем напоил на привале.

Только я вышел, как за спиной зазвонил телефон (сумочку с документами и телефонами я тоже положил в рюкзак). «Кто там может быть? Да Володя или Саша наверняка. Не буду доставать, возни слишком много…» Через полминуты опять зазвонил, когда я уже подходил к почте. Так и оказалось: когда они были на повороте, решили проверить, где мы. То есть я отставал почти на полтора километра. На километр четыреста метров, если быть точным. Надо было догонять. Осталось найти посох. Палки, которую я выкинул возле лужи при входе в лес, не наблюдалось. Но я тут же нашёл получше, чем выкинул. Сразу проверил: гнётся, но давление на нее выдерживает нормально, хотя и тоненькая. На подъем взбирался справа по траве, чтобы по грязи не идти, забежал в горку довольно бодренько, обгоняя редких паломников. Потом их стало побольше – я постепенно догонял своих, читая молитвы.

Шли два молодых парня и девушка. У одного из рюкзака торчала рукоятка зонта как у катаны, японского меча. Дома пацанам своим покупал такой же зонт по их просьбе. Хороший зонт, между прочим. Большой, как у Саши Барбира. И прочный. Чтобы не скользить по грязи, я сошёл с дороги чуть влево на какую-то заросшую травой просеку, которая тянулась потом километр параллельно дороге метрах в десяти-пятнадцати. И вышел почти к спуску к ручью, после которого начинался затяжной подъемом к тополю, где останавливается икона. Начал петь «Непобедимую Победу», чтобы было легче забежать в гору, пел вполголоса, все расступались, я обгонял, обгонял и увидел в первую очередь зелёные гамаши Саши Барбира, а потом уже всю нашу компанию. Даже сам немного удивился, что смог их догнать до привала.
- ХРИСТООООС ВОСКРЕЕСЕЕЕЕ!!!!
- Воистину воскресе!
- ХРИСТООООС ВОСКРЕЕСЕЕЕЕ!!!!
- Воистину воскресе!
- ХРИСТООООС ВОСКРЕЕСЕЕЕЕ!!!!
- Воистину воскресе!

И, сбавив шаг, пошел вместе со всеми. Через полминуты меня увидела Валя, хотя шла рядом всё это время:
- Василий?? Как ты здесь оказался??
- Вы шли, а я летел! – смеялся я. – А потом последние триста метров ангелы перенесли меня на руках и поставили впереди вас! Я же только что кричал «Христос воскресе!» Ты что, не слышала?
- Не-е-ет! – удивлялась Валя. Витала где-то в облаках, видимо.

Потом поднялись метров сто и увидели, что икона всё ещё стоит - оказалось, не сильно мы и отстали, хотя вышли на час позже, а я - так вообще в 3:25 (посмотрел позже, когда же был звонок от Саши). Раз наше место было занято, мы пошли немножко выше и левее. Я поверх термобелья надел куртку и ещё и ветровку, чтобы не поддувало, поставил чай, вынул двухлитровую бутылку.
- Можешь взять мою воду, Васечка, - предложила Валя Курочкина.
- Нет, я свою воду налью. Если хочешь, можешь попробовать поднять мой рюкзак.
- Не-не-не!
- Тяжела шапка Мономаха…

Полтора литра воды я израсходовал – именно столько вмещала железная кружка. Газовый баллон изначально был неполным, газ кончился, и я подсоединил новый баллон. Вода на свежем газе вскипела быстро, все дождались, Валя термос не стала открывать. Но в итоге ей все равно пришлось доставать его для себя, потому что воды с первого раза всем не хватило. Умяли за обе щеки Сашины бутерброды с сыром, улетела в топку и сладкая плетëнка из гостиницы, а также конфетки, шоколадки и два Славкиных энергетических батончика. Вес рюкзака уменьшился на пару килограммов, что сразу почувствовалось. В Медянском лесу я планировал израсходовать три банки консервов и ещё пол-литра воды (пол-литра оставить до Медян), а это ещё минус килограмм. И дальше можно идти практически налегке.
- А вот и Павел наш Фаритович идёт. Отстал на двадцать пять минут. То есть шел таким же темпом, как и вы, Саша. Поставлю воду, заодно наполним опять термос для следующего привала. На всякий случай.

Опять (как и утром в Бобино) я «потерял» одну перчатку. Потом оказалось, что она в сумке под продуктами. Поэтому с утра я шел, опять надев только правую перчатку и обхватив ею посох. Так весь ход и происходило, что интересно: забудешь одну печатку в кармане, куртку уберëшь в рюкзак, пользуешься другой, потом первая находится.

К привалу подошел какой-то паломник и зычно три раза крикнул «Христос воскресе!» - наверное, так же громко, как я.
- Там Василий что ли идёт? – пошутил Саша.
- Не, немного не то, - оценил Павел. – Чего-то не хватает. Души, наверное.
- «Самозванец!..», - процитировал я с соответствующей интонацией героя фильма «Иван Васильевич меняет профессию». Женя рассмеялся и поддержал:
- «Как поймают Якина - на кол посадить! Это первое дело!»

Покормили Павла и вышли все вместе. Солнышко светило, утро радовало, хотя прогнозировался дождь, но он был пока где-то в стороне. Я ожидал хороший день и неисполнение прогноза. Вскоре остановился, скинул ветровку, спрятал в рюкзак. Минут через десять и наши остановись справа, тоже скинули рюкзаки и куртки, и в этот момент я их обогнал, а они не заметили, потому что стояли спиной. Догнал после двух полей интересную пару друзей. Они читали акафист, и высокий паломник в черной одежде по-армейски, жёстко и громко, как бы приказывая радоваться, пел «Радуйся, Николае, великий чудотворче!». А «Аллилуйа!» звучало монументально, как постановление маршала Жукова. Чуть позже обогнал пожилого дядьку лет семидесяти, у него был расстегнут пиджак и на груди красовались штук двадцать каких-то медалей. Вот только я не понял, при чем здесь крестный Ход - и награды напоказ? Смущало. Какие только интересные персонажи не встречаются в ходу.

Павел шел чуть впереди меня своим быстрым коротким шагом. На развилке на Горохово он свернул поговорить с мужиками, которые стояли возле ленточки ограждения. Я уже почти догнал его, и тут он вдруг ушел влево, я не стал останавливаться и оказался опять впереди всех. Снова наше место в Медянском лесу было занято. Раз Альфредыча нет, придётся мне расчищать новое, уже шестое по счету. Кто-то тут же попытался лечь, пришлось объяснить, что будет семь человек. Кинул свой коврик рядом на дорожку, чтобы не занимали ровное место на травке в тени сосны, рассчитывал потом туда лечь сам. Пока поставил воду кипятиться, уже и наши подошли:
- Опять ты первый?? Когда успел обогнать?

А вот и Славка с Аней и Таней, рядышком оказались. Помахал, опять предложил Славе забрать энергетические батончики. Он отказался, махнул рукой:
- Оставь себе!

И готовить обед тоже пришлось мне вместо Альфредыча. Наши отдали мне всю свою воду, и я последовательно залил кипятком сначала лапшу - два пакета своих и ещё «доширак», подаренный «человеком-сухариком»: подошёл высокий дядька лет за пятьдесят и пришел предложил всем сухарики:
- У вас таких нет, это из Дивеева.
- Премного благодарны, добрый человек!

Добрый человек улыбался. И подарил вдобавок упаковку лапши. Он сам был сухой и жилистый, вот я его и назвал для себя «человек-сухарик». Мы и сами запланировали совершить в июле традиционное паломничество к преподобному Серафиму. Вот нам и привет оттуда. А «человек-сухарик» возглавлял очень интересную (прежде всего благодаря ему, конечно,) компанию, которая напевала то Иисусову молитву, то «Христос воскресе из мертвых», поэтому иногда весело и бодро нас обгоняла. Он сам пел во всё горло до хрипоты, ещё в первые дни чуть не сорвав голос, шёл в больших резиновых сапогах напрямую через лужи, остальные двигались по его следам, и если было глубоко, то он останавливался и предупреждал:
- Так, нет, здесь глубоко! Выходите из лужи! – и все шли в обход, на несколько секунд прерывая постоянное пение.

Итак, я заварил отдельно в контейнере (опять он понадобился) лапшу из двух своих пакетиков, закрыв оранжевой крышкой, чтобы она разварилась. А в своей зеленой кружке - третий подаренный пакетик. Оставшуюся после Великорецкого половину пакета пюре заварил в чьём-то котелке. К пюре прилагались мои сухарики с чесноком. Павел не хотел суп, а хотел двойную порцию пюре без сухариков, а Саша с Вовой как раз хотели супчик. Как-то так само собой получилось, что всем всё досталось соответственно их желаниям и нужного количества. Банки с рыбой вскрыли все сразу. Одну зря, как оказалось, поэтому Валя Пунегова сложила рыбку себе в контейнер с плотной крышкой, чтобы не разлилось. Ещё и в пакетик завернули для надёжности. Чая с ароматной цветочной заваркой я выпил две чашки - израсходованную за утро жидкость требовалось пополнить. Водички у всех осталось примерно по пол-литра.


После хода Альфредыч спросил меня:
- Кто кормил всех в Медянском лесу?
- Угадай!
- Ты?
- Ну конечно!
- Тебе вообще медаль надо дать как герою! Да я вам всем попрошу у владыки!

Я смеялся, восприняв это как шутку. Потом подумал, что надо предупредить Сашу не делать этого. Ведь кто на Земле получает свою награду, тот потом на Небе не получит, как в случае с богачом и Лазарем. Так что не надо никаких наград от Владыки, обойдёмся. Почему-то подумал про священников южных епархий России, которые довольно в молодом возрасте имеют и палицы, и наградные кресты, и митры, стремясь к новым званиям и регалиям. Странно всё это. Вот что меня как раз и смутило, когда я увидел старика с медалями напоказ…

Икона ушла в 9:07.


Фаритыч настаивал, что надо идти, спать не надо здесь. Он был прав: ходили темные тучки, намечался дождь. Никто и не спорил - начали падать одиночные капельки. Господь нам подарил очень хорошее утро, два длинных перехода на солнышке и обед в комфорте, а не стоя под дождем.

Саша занимался своими ногами, которые были разбиты до крови. Сел, начал снимать пластырь – такой же, как и мой, кстати. Я смотрел, как Саша сдирает его с открытой раны и не остановил почему-то. Я же сам попробовал в 2008 снять и оторвал в результате вместе с кожей. С тех пор я просто наклеиваю новые слои поверх старых. А Саша пошел к врачам. Вернулся.
- Мне там сказали, что всё эти пластыри ерунда, нужен гелевый. Показали мне, как выглядит. Продолговатый, толстый. Просил у окружающих присыпку детскую или тальк. Женщина пожилая спит, вроде. Потом сквозь прикрытые глаза спрашивает: «Вам для чего?» - «Нога с пластырями в сапог не влезает» - «Всё равно не наденете. Возьмите лучше обычный пакет, нога и проскользнет внутрь». А я и не знал, что всё так просто!
- Спросил бы меня. Я с собой в сапоги перед ходом кладу как раз для этой цели несколько пакетов. Иногда они нужны для того, чтобы в сухих носках идти, когда кроссовки мокрые.

С Валей Пунеговой мы поменялись посохами. Она жаловалась, что нашла какую-то толстую, заточенную снизу, палку из ивы, с очищенной рукоятью. Кто-то специально срезал, оформил, прошел до Великорецкого и оставил.
- Тяжело таскать...
- О, возьми мою, попробуй. Она легонькая, сухая.
- Надо, чтобы выдержала, - отметил Женя.
- Меня же выдержала за эти два длинных перехода, двенадцать километров нормально прошел. Валь, попробуй. Не понравится – поменяемся обратно.
- Такая легонькая, хорошенькая!
Я взял ее посох:
- Как раз мой размерчик! Можно всем весом упереться, если что.

Мы вышли в 9:47, ровно на сорок минут позже хода. Павел вышел даже чуть позже. Дождик намечался серьезный, и скоро погода стала похожей на 4 июня. Дождь был поменьше, конечно, но временами поливало прилично. Я накрылся плёнкой, сложенной в четыре раза. Накрыл голову и рюкзак. Держалась она сама, придерживал только слегка, чтобы не сбили ветки и редкие порывы ветра. На рюкзак предварительно надел ещё и большой мусорный пакет.

По глине ноги периодически расползались, в одном месте я поскользнулся, потому что поправлял пленку и не успел опереться на палку, полетел вперёд, уперся левым кулаком в перчатке в землю, рюкзак сдвинулся поверх меня через голову вперед почти до земли. Я удержался в странной позе человека-паука. Только перчатка и пленка слегка загрязнились. Встал, поправил рюкзак, смахнул грязь с пленки. «Проходим, не задерживаемся, всё так и было задумано!» Зашагал дальше. В какой-то момент я подумал, что догнал основную колонну, но это была лишь «небольшая» пробка человек на двести перед грязью. Я уже примерно понимал, где смогу пройти: если посреди лужи проходит бугорок грязи, то там в сапогах идти можно, подстраховываясь посохом. В этот раз рискнул пойти напрямую наугад, чтобы сразу всех обойти, и слегка черпнул водички. Совсем слегка. Но обогнал даже группу «человека-сухарика».

В Зоновых ход как раз выходил, и я, пропустив колонну, прошел чуть вперёд, сел под раскидистую сосну, вынул стульчик, доклеил пластыри. И только сложил всё вместе телефоном в рюкзак, раздался звонок. Вынимать было лень. Через несколько секунд подошли наши:
- Чего трубку не берешь? И кричим, и звоним.
- Да у меня телефон в рюкзаке, чтобы не намок. Неудобно доставать его.
- Давай отдохнем?
- Да я замëрзну сидеть. Я лучше пойду в Медяны, а то холодно. Только вот не понимаю, где у нас Фаритыч…

Они остались возле сосны, а я пошел дальше и тут же понял, что вышел абсолютно вовремя. Потому что встретился с братом Лёши Корниенко Димой, который шел с красавицей-женой. Я рассказал, что в Медянах мы традиционно покупаем лимонники, ряженку и квас.
- А давай тогда Алексею Васильевичу позвоним, он там сидит сейчас. Пока народу нету, пойдет в магазин и спокойно купит всё, что надо, - Дима вынул телефон и набрал номер.
- Спит что ли… Трубку не берет. Сейчас другому человеку позвоню… Нет. Ещё раз… Алё! Алексей Васильевич! Василий из Сыктывкара сейчас с тобой будет говорить, что-то из продуктов нужно купить, даю ему трубку.
- Алё, Леша, купи, пожалуйста, лимонники семь штук, семь штук ряженки и две «полторашки» кваса. Потом ты мне не звони, потому что у меня телефон в рюкзаке, я приду и позвоню тебе на привале. Мы метров за 100 до церкви слева по ходу возле магазина.

Он всё же позвонил, пока я не успел снять рюкзак и вынуть сумку, когда я пришел на привал. Павел Фаритович, наш бывший инвалид, оказался там первым! А я опять только с третьего раза (теперь из-за плохой связи) дозвонился Лëше.
- Ты где?
- Автоцистерна с водой. Я возле нее.
- Иду. Не клади трубку… подхожу уже.
- Не вижу, где ты? А вот, вижу!

Я шёл уставший, слегка хромавший.
- А, сдают на этот раз сыктывкарцы! – подтрунивал Алексей
- Сыктывкарцы карты сдают!

Леша вручил мне два пакета, один из них помогал ему нести друг.
- Осторожно, ручки слабые, порвались! Лимонников не было, купил какие-то картопляники.
- Ну и слава Богу! Спасибо, брат! Сколько должен?
- Семьсот рублей.
- Карта привязана? Переведу сейчас.

Получилось не сейчас из-за слабого интернета, а только в Мурыгино. Я вернулся к тополю через пару минут с двумя пакетами продуктов, удивив Павла:
- Пал Фаритыч! В Медянах работает служба доставки. Главное - знать нужный номер!

Был как раз просвет между тучами, светило солнышко, я снял мокрое термобелье, надел сухую водолазку и кофту – как и планировал еще в Медянском лесу. Привал здесь долгий, часа на два с половиной, в мокром можно замерзнуть. А остаётся лишь последний переход до Мурыгино. Привалился к тополю, сев на коврик, чтобы спокойно пополдничать. Картопляник - обычная шаньга с картофелем - оказался очень вкусным. Вытянув ноги, я с аппетитом поглощал его, запивая ряженкой. Четыре часа прошло с обеда. Всё это время я почти не останавливался. Наши подошли одновременно с надвинувшейся сизой тучей и сопровождающим ее ветром. Начинался очередной дождь. Я накинул ветровку, надел перчатки, а Павел начал торопить Сашу:
- Так! Вытаскивай срочно свой знаменитый тент, которым ты хвастался! Надо растянуть навес для всех от дождя!

Саша все хотел использовать хотя бы один раз просто так свой тент, натянуть и посмотреть, как он выглядит в рабочем состоянии. Даже веревку хотел заранее разрезать на четыре части еще в гостинице накануне.
- Зачем ты будешь заранее резать? - останавливали мы его. - Ведь могут быть разные расстояния до мест крепления. Здесь может быть метр, а там - три или четыре. На месте определимся, куда что будем привязывать, и разрежем. Сколько метров веревка-то?
- Не знаю, надо посмотреть. Пять, наверное, - глядя на моток, размышлял Саша.
- Не, десять, скорее всего, – оценивал я. – Двадцать витков, диаметр чуть больше пятнадцати сантиметров. То есть полметра каждый виток.

И вот тут, когда настала нужная ситуация, Саша почему-то начал сомневаться. Павел его подгонял:
- Давай, давай, открывай быстрее!
- Может не надо?..
- Давай, давай, растягивай! Бегом, бегом! Давай!!

Саша развернул тент, в два угловых люверса (дырки) продели веревку. Одни – короткий – кусок веревки привязали к доске, прибитой к тополю, на которой был прикреплен умывальник. Вторым - длинным - попытались привязаться к кусту ивы. Саша предварительно мерил расстояние и затем резал веревку:
- Так, Вась, к иве не привяжешься – гнётся.
- Захвати соседний ствол.
- А, пойдет! – Саша вязал узлы уже под дождем.

Больше привязываться было не к чему. Нашлись каких-то два двухметровых бруска с уже вбитыми как по заказу гвоздями, на которые надели отверстия. Затупившийся кончик моего посоха тоже был вставлен в люверс. Я попытался закрыть от ветра и дождя двумя пленками – своей и Володиной – пространство от тента до земли, вдел в люверсы, на угловом зацепил прищепкой, где-то - верёвкой, на своем углу сам держал посох вместе с углами тента и пленки. В общем, как-то вышли из положения.
- Мы стоим, как евреи на Пасху перед выходом из египетского плена!



«Ешьте же [агнца] так: пусть будут чресла ваши препоясаны, обувь ваша на ногах ваших и посохи ваши в руках ваших, и ешьте его с поспешностью: это - Пасха Господня» (Исход 12:11)

Когда смотришь на карту, то Загарье и Мурыгино находятся совсем рядом - 13 километров - по разные стороны трассы. А в ходу это как полгода или даже полжизни. Когда я впервые узнал по сорокалетнее странствие евреев по Синайской пустыне, то как-то не задумывался, что она размером-то не на половину Земного шара. 210 на 370 километров. За 40 дней можно обойти по периметру. «И чего они там ходили столько времени?» А ведь на них изливалась сугубая благодать. Если бы у нас сейчас сама собой утром на траве появлялась манна, падала еда с неба, из камня шла вода, а укушенные змеями выздоравливали от одного взгляда на крест (или просто перекрестившись), люди бы поняли, от Кого всё это и для чего? И как скоро мы бы к этому привыкли и забыли, Кто и Куда нас ведёт? Многие бы «внешние» присоединились, увидев такие чудеса? И нужны ли чудеса для укрепления веры? Сама наша жизнь - сплошное чудо.

«Блаженны невидевшие и уверовавшие, то есть те, кто не видел очами, а лишь прозрел духом и принял веру сердцем» (Ин 20:29)

…Брюки были мокрыми насквозь, но это было неважно – главное, что сверху мне было тепло. Потом и по руке, которой я держал пленку, начала стекать в рукав вода. Что-то всё это мне напоминало? Точно! Купание в источнике! И я, сидя на корточках, запел «Богородице Дево, радуйся», все подхватили. Саша Барбир стоял под зонтом и снимал видео, комментируя всё происходящее. Затем сходил к соседям, которые сидели в огромной каркасной палатке белого цвета с дверкой-завесой. Внутри были видны столы и стулья. Соседи согласились пустить его погреться. Дождь сделал паузу через некоторое время, Саша вышел наружу:
- Кировский приход какой-то. Обедают. Я постоял в уголке, чтобы место не занимать.

Потом убрал в сторону зонтик и начал делать зарядку, двигаться и отжиматься.
- Саш, люди скажут: «Что это за странная компания, где люди отжимаются? – А! Так это же сыктывкарцы!»

Смех смехом, а наши начали вскоре подмерзать.
- Саша, ты не мерзнешь?
- Нет! Я же отжимался двадцать раз!

Я посмотрел на его брюки непромокаемыми гамашами.
- Так ты весь сухой был под своим зонтом.
- Нет, ноги все сырые! А вообще зонт - отличная вещь! Закрывает всё и не потеешь, не мокнешь. Ходить с зонтом очень удобно!
- Только рука занята.

1 часть
2 часть
3 часть
5 часть