NADYNROM все записи автора «Лечебница доктора Усольцева состояла из двух скромных деревенских домиков, расположенных в небольшом парке, в пустынном переулке, около Зыкова. Была еще зима, везде лежал снег, кругом было безлюдно. Внутри дома оказались простенькие комнаты, со стенами без обоев, с рыночной мебелью, не впечатления «больницы», но все же было неуютно и не живо.
Д-р Усольцев, знакомый всей Москве завсегдатай всех «премьер», человек поразительно живой, интересный, но со странно сумасшедшими глазами, пригласил подождать минутку. Вот отворилась дверь, и вошел Врубель». (В. Брюсов)





6 марта 1903 года в Москве в окрестностях Петровского парка, где располагались загородные дачи, открылась частная лечебница-санаторий для нервно- и душевнобольных и алкоголиков, поразившая москвичей своей необычностью. Врач-психиатр из Костромы Федор Арсеньевич Усольцев и жена его Вера Александровна приобрели два одноэтажных деревянных флигеля, радикально перестроили их (Федор Арсеньевич сам чертил планы), потом взялись за обустройство сада, привели его в порядок, проложили дорожки для прогулок и… открыли «санаторию» для умалишенных. «Весь строй лечебницы приноровлен к условиям обычной семейной жизни», - писали в газетах. И это было правдой.

По замыслу доктора, больной попадал не в медицинское учреждение со строгими правилами, а в обычный дом – в гости к семейству Усольцевых. По вечерам в гостиной устраивались беседы и концерты, днем больные могли свободно гулять, заниматься своими делами, общаться с доктором. Ничто не должно напоминать человеку о болезни – это и был основной принцип лечения. Весьма эффективного, кстати. Недаром, несмотря на высокую плату (150 рублей в месяц за «санаторию» против всего трех рублей, которые брали в государственных больницах) отбоя от пациентов не было. Особенно широкую известность усольцевская больница обрела в литературно-художественных кругах. Доктор Усольцев был дружен с Гиляровским, Васнецовым, Бенуа, Лансере, Коровиным, Поленовым и многими другими.

В 1904 году в клинику доставили пациента в столь буйном состоянии, что его с трудом могли удержать четверо санитаров. Федор Арсеньевич потом напишет в своих воспоминаниях:

«Я видел его на крайних ступенях возбуждения и спутанности, болезненного подъема чувства и мысли, головокружительной быстроты идей, когда телесные средства не поспевали за их несущимся вихрем. И он все-таки творил. Он покрывал стены своего домика фантастическими и, казалось, нелепыми линиями и красками. Он лепил из глины и всего, что попадало под руку, чудовищно-нелепые фигуры. Но стоило прислушаться к его речам, вникнуть в них, — и нелепость, казалось, исчезала. Были понятны эти обрывки, не поспевавшие за своим неудержимо несущимся, но ярким образом».
Пациентом частной лечебницы Усольцева был Михаил Врубель.

Многие считают, что развитие болезни Врубеля связано с картиной «Демон поверженный». Посетители выставки, где была представлена картина, могли наблюдать художника, который то и дело правил холст. Александр Бенуа писал: «Каждое утро, - вспоминал Александр Бенуа, - публика могла видеть, как Врубель дописывал свою картину. Лицо (демона) становилось все страшнее и страшнее, мучительнее и мучительнее, его поза, его сложение имели в себе что-то пыточно-вывернутое...».

До Усольцева Михаил Александрович наблюдался у профессора Сербского, в санаторий же, как рассказывала сестра Врубеля Анна, брат попал по рекомендации профессора «для завершения лечения». Жена и сестра поселились неподалеку на даче, таким образом Михаил Александрович мог их ежедневно навещать. Лечение дало свои плоды, состояние Врубеля улучшилось, настолько, что осенью 1904 года он вместе с женой решился уехать в Петербург. А в 1905 году вновь попал к доктору Усольцеву. Врубель почувствовал, что знакомые симптомы возвращаются, и вызвал Федора Арсеньевича из Москвы. Словно прощаясь, он пригласил к себе друзей и любимого учителя, побывал на выставке «Нового общества художников», уже вместе с Усольцевым и женой – Надеждой Забелой, известной оперной певицей, посетил Панаевский театр, где девять лет назад впервые увидел свою будущую жену. А на следующее утро уехал в Москву, в санаторий.

В этот год Врубель написал портрет Валерия Брюсова, последнюю свою работу. В 1906 году Михаил Врубель ослеп.
Как писал Брюсов, первоначально портрет был написан на темном фоне. «Этим объясняются, между прочим, и темные краски, положенные на лицо. Зa головой было что-то вроде куста сирени, и из его темной зелени и темно-лиловых цветов лицо выступало отчетливо и казалось живым. И вот утром, в день моего приезда, Врубель взял тряпку и, по каким-то своим соображениям, смыл весь фон, весь этот гениально набросанный, но еще не сделанный куст сирени». Все время после Брюсов сожалел о том, что в итоге работа не получила и половины той выразительности, что была вначале.

В декабре 2006 года забор решили сломать или «отремонтировать». Съемка 2006 года, фото Алексея Степанова.
За время пребывания в лечебнице Усольцева Врубелем было создано множество работ, в том числе, и портрет доктора, на котором художник написал «Дорогому и многоуважаемому Федору Арсеньевичу от воскресшего М. Врубеля». Доктор Усольцев вспоминал: «Когда он брал лист бумаги, то вся картина была уже на ней перед его умственным взором, и он начинал воспроизводить ее так, как ребенок воспроизводит картину на восковой бумаге, обводя по частям ее контуры и вырисовывая отдельные уголки. Он никогда не рисовал эскизами, а, набросав несколько угловатых линий, прямо начинал детально вырисовывать какой-нибудь уголок будущей картины и часто начинал с орнамента, с узора, который очень любил. Часто случалось, что, тщательно вырисовав какую-нибудь деталь, уголок картины и общими штрихами наметив ее образ, он бросал свое произведение, и оно так и оставалось неоконченным. Новые возникшие образы вытесняли старые. А бывало и так, что, начав вырисовывать деталь, он так увлекался, что картина не умещалась на бумаге, и приходилось подклеивать»...

Умер Михаил Врубель в 1910 году. По эскизам Врубеля («Врубель поразительно рисовал орнамент, ниоткуда никогда не заимствуя, всегда свой» - К.Коровин) Федором Шехтелем была создана ограда санатория. А резные ворота ограды в старых путеводителях называли Сказочными.

На рубеже 1910-х годов в семье Усольцевых случилась трагедия: психические заболевания обнаружились у жены и дочери Федора Арсеньевича. Доктор продал большую часть своей усадьбы купчихе Александре Коншиной, но все-таки сохранил лечебницу. В 1915 году на территории лечебницы был организован госпиталь Союза земств и городов для лечения солдат с ранениями в голову и нервно-больных, а после революции Ф.А. Усольцев в 1919 году организовал на базе госпиталя санаторий для нервно-больных. Так получилось, что в санатории чаще пребывали «женщины–работницы» и в 1929 году санаторий «Коншино» был переименован в «психоневрологический санаторий «8 марта». А чуть позже такое название получила и улица, где расположена больница. В июле 1930 года санаторий преобразовали в Московскую областную психоневрологическую клинику, ныне Центральную Московскую областную клиническую психиатрическую больницу.

Федор Арсеньевич под конец жизни, как и его знаменитый пациент, потерял зрение. Умер доктор Усольцев в 1947 году.

Старое-новое – Деревянные секции безжалостно заменялись на секции из гофрированного металла. Съемка 2006 года, фото Алексея Степанова.
В больнице свою историю знали и помнили, достаточно сказать, что в кабинете заместителя главного врача областной больницы висел портрет Федора Усольцева, написанный Врубелем. Но… почему-то в декабре 2006 года все изменилось. Ограду вдруг начали разрушать, деревянные секции с врубелевским орнаментом разбивали в мелкую крошку и заменяли на безликие красно-коричневые металлические пластины. По словам руководства больницы (а окрестные жители и журналисты сразу обратились за разъяснениями), работы по замене деревянного забора проводились в целях усиления мер антитеррористической безопасности. Попутно выяснилось, что, несмотря на всю свою ценность, ограда не значилась в списках памятников истории и культуры. Журналистом газеты «Известия» Рустамом Рахматуллиным в экстренном порядке была заполнена заявка в Москомнаследие по поводу обнаруженного памятника. Еще день до заседания рабочих отвлекали телекамеры (в прямом смысле этого слова: журналисты задавали вопросы, просили комментарии и всячески мешали слаженному труду по уничтожению ограды), а в среду, 20 декабря, на заседании комиссии Москомнаследия забор спешно внесли в список вновь выявленных объектов культурного наследия. И тем самым спасли ту часть, которая стоит вдоль Старого Петровско-Разумовского проезда. Утраченную же, вдоль улицы 8 Марта, согласно предписанию Москомнаследия, должны восстановить. Кстати, на территории самой больницы стоят совершенно неисследованные реставраторами строения, ценность которых довольна очевидна. В том числе, примечательный деревянный дом. Но… пока ни он, ни другие строения, как и в недавнем прошлом ограда, не имеют никакого охранного статуса.

Источник