50 рецептов самых популярных заготовок на зимуhttp://img1.russianfood.com/dycontent/images_upl/18/bi...
Отец Константин Кобелев: Лишь Любовь остановит войну - (0)Лишь Любовь остановит войну Христос молился о распинателях Своих: «Отче, отпусти им, н...
Рождественский альбом - (0)Рождественский альбом ) Итак, наш Рождественский альбом выложен на сайте http://radiovera.ru/ihti...
Если после этого соберутся все умники мира и представят мне самые точные доказательства того, что Бога нет, я с печалью на них погляжу... - (1)Я год смотрю на похожего юношу Сережу в нашем храме. Ему явно лучше. ..." Если после этого собе...
Ярослав Мудрый - (0)Ярослав Мудрый 20 февраля (5 марта) 1054 года. Кончина Вел. Князя Ярослава Мудрого Великий...
Схиархимандрит Феофил Новый (Россоха). Жизнеописание |
Жизнеописание
первого скитоначальника возрожденной Китаевской обители схиархимандрита Феофила (Россохи)
(1929-1996)
(схиарх. Феофил служил в Марыйской церкви в Туркмении)
Августа 10-го, 1928 года в деревне Калита Броварскаго района Киевской области в православной семье Саввы Григорьевича и Прасковьи Григорьевны Россох родился мальчик, который в святом крещении был назван Петром. Семья будущего подвижника и Старца отличалась истинным христианским благочестием. Вскоре после рождения Петра у них родился сын Владимир и дочь Надежда. Дети росли в атмосфере любви, окруженные родительской заботой и теплом. С большим уважением и почтением относился Савва Григорьевич к своей супруге, и их удивительно трогательные отношения на всю жизнь запомнились детям. Детство мальчика проходило в тяжелые 30-е годы. Семья Россох была семьей крестьян единоличников.
Они не вступали в колхоз и вынуждены были платить большие налоги. Отца трижды арестовывали за неуплату, и Прасковье Григорьевне приходилось по соседям и родственникам собирать необходимую сумму, после чего родителя отпускали. Будучи 8-ми лет от роду, мальчик был отдан в школу. Учившийся с ним Григорий Михайлович Вороный вспоминал: «Начали в школу ходить в 36-м, как раз тогда, когда стали срывать кресты с нашей церкви. Обидно нам было, но что мы, дети, могли поделать. Школа была церковноприходская, но ее преобразовали в начальную и мы до войны учились до 5-го класса включительно. Он ходил в один класс, а я в параллельный. Жили мы по соседству, вместе пасли коров, Петя играл на гармошке очень красиво. В это время началась война. В 41-м году немцы вошли в село и люди добились, чтобы открыли церковь. Тогда его отец стал дьяконом»*.
Заботясь о благочестивом воспитании своих детей, Савва Григорьевич с детских лет приучал их к посещению храма Божия. Будучи совсем юным, Петр уже пел и читал на клиросе. Господь щедро одарил мальчика — у него был необычайно красивый голос, и не раз, собираясь на службу, Прасковья Григорьевна говорила: «Пойду своего соловушку послушаю».
Тогда же произошел случай, который как бы предсказал будущую жизненную стезю мальчика. Как-то раз во время войны в доме его родных остановились проходившие через деревню русские солдаты. В благодарность за предоставленный ими ночлег они оставили гостеприимным хозяевам серебряную сахарницу, сахар из которой бесследно исчез на следующий день. Оказалось, что маленький Петя, оставшись один со своей младшей сестренкой, решил разыграть таинство причастия, которое он неоднократно наблюдал в храме. «Причащается раба Божия», — торжественно произносил он слова, появляясь на пороге комнаты с сахарницей в руках, а затем причащал свою сестренку сахаром. Так к вечеру сахарница оказалась совершенно пуста, а сваренную кашу пришлось вкушать без сахара.
Немаловажную роль в выборе будущего жизненного пути мальчика сыграла и преподававшая в школе, где он учился, учительница немецкого языка Надежда Сергеевна, воспитанница института благородных девиц, чрезвычайно образованная и религиозная. Она очень любила маленького Петю и, рано заметив его способности, посоветовала поступать в духовную семинарию. Впоследствии он часто с благодарностью вспоминал о ней и никогда не забывал в своих молитвах.
После окончания школы юноша около двух лет подвизался в своем родном Никольском храме. Постепенно созрело желание поступить в Киевскую духовную семинарию. Он стал усиленно готовиться и, испросив благословения у настоятеля Никольского храма о. Василия Голобуцкого, отправился в Киев. Господь вознаградил Петра за усердие, и в 1947 году он поступил в Киевскую духовную семинарию.
Поначалу учеба давалась ему нелегко — сказывалась недостаточность полученных в школе знаний. Однако он всеми силами пытался наверстать упущенное и своим необычайным трудолюбием достигал немалого. Никогда не расстающимся с книгой запомнился он тогдашним семинаристам, очень любил читать святоотеческую литературу, а на его столе всегда можно было увидеть раскрытым его любимое Добротолюбие.
Невысокого роста, скромный, застенчивый, Петя вскоре стал пользоваться большим уважением преподавателей и студентов. Часто к нему обращались за советом и помощью, уже тогда он мог утешить и ободрить, и сами семинаристы, видя кого-то впадающим в уныние, просили Петю поддержать и ободрить унывающего.
«В самом облике юноши было нечто особенное, выделявшее его среди других. Какой-то особенный свет от него исходил, я бы сказал — свет от его глаз, — вспоминал учившийся с ним В.К. Муратов. — У него были очень красивые глаза, светлые, лучистые. И никогда не сходила улыбка. Можно было, не зная его серьезности, на первых порах подумать, что он немного легкомыслен, но, пообщавшись с ним, понимали, что этот человек был очень богат душой. От него постоянно исходила доброта и какой-то луч света, который притягивал к нему, с ним хотелось общаться...»
«Тогда же проявилась необычайная стойкость, твердость и незыблемость его убеждений. У нас часто появлялись возле семинарии в часы прогулочные, в вечерние часы студенты филологического отделения университета, очень большие противники Церкви, коммунисты до мозга костей. Они любой ценой пытались вырвать хотя бы одного из наших рядов. Часто они подходили к нему, но, к его чести, он выдерживал это давление с их стороны. Стойкость уже тогда была присуща ему. В то время это было одним из необходимейших качеств, так как выдержать все эти нападки было, безусловно, нелегко», — так вспоминал о совместных годах учебы М.С. Литвиненко.
Все свое свободное время юноша проводил в Лавре. Поднимаясь в 4-5 часов утра, он спускался на Крещатик, и, поскольку ни троллейбусы, ни трамваи еще не ходили, то ему приходилось добираться до Лавры пешком. Помолившись на ранней Литургии и приложившись к мощам в Ближних и Дальних пещерах, он возвращался к 10-ти часам в семинарию, однако об этих его первых подвигах стало известно лишь со временем.
Там же в Лавре Петр познакомился с игуменом Феодосием, блюстителем Дальних пещер и лаврским регентом. Был он чрезвычайно одаренным, добрым, но воспитывал монахов в строгости. Именно у него юный подвижник получил первые уроки благочестия, а затем, по его же благословению, поступил впоследствии в Московскую Духовную Академию.
Шли годы учебы. В 3-4-м классах юноша очень увлекся гомилетикой, которую преподавал великолепный педагог, ректор Семинарии, протоиерей Борис Шулькевич, добрая память о котором сохранилась у многих студентов. И не раз можно было увидеть Петю сидящим в уголке и что-то диктующим — так он отрабатывал дикцию, работал над речью, в особенности над русской, потому что говорил в основном по-украински.
Многим запомнилась и его первая проповедь, произнесенная с амвона Андреевской церкви. «Никогда я не видел,— вспоминал учившийся вместе с ним В.К. Муратов, — чтобы священника так благодарили, так поздравляли, как благодарили Петра: «Спаси, Господи, спаси, Господи», — и даже батюшкой называли. Такая душевность и теплота исходили от него, что невольно хотелось подойти и пожать ему руку. И мы в семинарии тоже подходили к нему, благодарили и сказали: «Ну, Петя-Петушок, быть тебе Златоустом Российским». Но он очень стеснялся, был скромным, застенчивым и только улыбался... Никто тогда не знал, что слова эти окажутся пророческими, и за великие труды его Господь ниспошлет ему один из величайших даров — дар благовестия».
Семинарию юноша окончил в 1951 году с блестящими отметками (лишь по трем предметам он был аттестован «хорошо», а по остальным на «отлично») и был почтительнейше рекомендован в числе немногих выпускников для поступления в Московскую Духовную Академию, куда и был зачислен после успешной сдачи вступительных экзаменов.
Вгоды учебы в Академии он по-прежнему выделялся своей особой молитвенностью и стремлением к подвижнической жизни. «Он раньше всех поднимался и отправлялся в Лавру на полуночницу, — вспоминал учившийся вместе с ним протоиерей Владимир Тимаков. — Четыре-пять часов утра! Студентам спать особенно хочется, а он встанет и бежит, а потом придет потихоньку, но от студентов разве может укрыться? Конечно, не укроешься. А как только узнали, сразу давай ему величание петь как подвижнику. Он бросился к нам: «Да нет, я самый грешный, самый худородный». Мы же продолжали его искушать».
Много истинных подвижников благочестия было в ту пору в Лавре: суровый монах Петр Афонский, впоследствии принявший схиму. Старцы Михей и Антоний, о. Тихон (Агриков), пользовавшийся большим почитанием среди богомольцев и исповедников, за что и пострадал впоследствии, и, конечно, будущий старец и архимандрит Кирилл (Павлов), который учился всего на год старше, вместе с о. Тихоном. Впоследствии вспоминая о годах, совместно проведенных в Лавре, архимандрит Кирилл рассказывал: «Мы с ним вместе проживали в одной келье на колокольне. Жили как отшельники — ни туалета не было, ни воды, ничего там не топилось, воду носили снизу и зимой, в стужу. То, что он был ревностный подвижник — этого от него не отнимешь. Всегда на коечке без матраса. Такой устрой был — подвижнический, монашеский. К подвигу стремился — это у него замечалось».
Кротость, смирение, открытость привлекали к нему учившихся с ним студентов. Был он отзывчив и нетребователен, если было чем поделиться, то он делился сполна. Свойственна была ему и абсолютная нестяжательность. «Часто он отказывался от денег своего должника, ссылаясь на то, что ему, должнику его, эта сумма более необходима», — вспоминал учившийся с ним протоиерей Василий Свиденюк.
К концу 3-го курса у юноши окончательно созрело желание посвятить себя монашеской жизни. 26-го апреля / 9-ro мая 1954 года он пишет прошение наместнику Лавры о благословении на подвиг монашеского жития. 7-го июля 1954 года в день Рождества Честного и Славного Пророка, Предтечи и Крестителя Господня Иоанна студент Академии Петр Россоха был пострижен в монашество с именем Пафнутий — в честь прп. Пафнутия Киево-Печерского. Спустя 11 дней, 18-го июля, в день обретения честных мощей прп. Сергия, игумена Радонежского, за Божественной Литургией в Трапезном храме Троице Сергеевой Лавры он был рукоположен во иеродиаконы, а по истечении 9-ти месяцев, 7-го марта 1955 года митрополитом Крутицким и Коломенским Николаем (Ярушевичем) в Никольском храме, что в Хамовниках в Москве, возведен в сан иеромонаха. Отныне предстояло ему идти многотрудным путем пастырского служения и быть, по завету апостола, «образцом для верных в слове, в житии, в любви, в духе, в вере, в чистоте» (I Тим. 4:12).
Будучи с юных лет волнуем вопросом о том, что «прилично и должно» монашескому житию, молодой иеромонах избирает в качестве темы для своей кандидатской диссертации «Лествицу» прп. Иоанна, игумена Синайского. «Нравственное совершенствование христианина по святому Иоанну Лествичнику» — таково полное название его работы, за которую он был удостоен степени кандидата богословия и которая в большой степени определила всю его дальнейшую жизнь.
«Путь нравственного восхождения является путем подвига и креста, самоотвержения и самоограничения. Этот путь многотруден и многоболезнен. Он связан со многими лишениями и скорбями. Но этот путь также является и путем света, красоты, святости, чистоты», — так писал в заключительном слове своего сочинения выпускник Академии иеромонах Пафнутий. Этим путем предстояло идти и ему.
Братия Лавры была расположена к молодому иеромонаху, однако душа его стремилась в Киев — эту духовную колыбель, которая взрастила его и заложила в нем основы святости и благочестия. 10-го июня 1955 года он пишет прошение, в котором сообщает о своем горячем желании, непреодолимо влекущем его к подвижникам Киево-Печерским, подвизаться под молитвенным покровом преподобных Антония и Феодосия. Спустя 4 месяца он был переведен в Свято-Успенскую Киево-Печерскую Лавру.
По-прежнему тесные узы дружбы связывали его с о.Феодосием. Одно время они даже проживали в одной сторожке. Протоиерей Алексей Павлов вспоминал: «Я окончил 10 классов и трудился в Лавре, был сторожем, пилил дрова. Мне тогда еще не исполнилось 18-ти лет и в Семинарию меня не брали. И о. Пафнутий явился как бы моим первым руководителем, наставником. С ним был о. Феодосий, они вместе жили. О. Феодосий был регентом, управлял хором, и вот мы всегда как-то вместе держались. И основные истины нашей веры я получил из уст о. Пафнутия. Это был единственный человек, с которым я мог побеседовать, расспросить по поводу всего, что меня интересовало. Это был мой первый наставник, который мне помогал во всех вопросах... И он мне советовал поступать тогда, что очень важно, только в Москву, хотя в Киеве тоже действовала семинария в это время: «Если хочешь учиться, поступай в Москву в семинарию». Так я и сделал.
Киевскую Семинарию закрыли в 1961 году. Я бы ее не окончил, потому что поступил в 1958, и начались бы мытарства. А закончив здесь Семинapию, я сразу пошел в Академию. Так он мне и прочил дальнейшее».
Дар проповедника и наставника, проявившийся еще в годы учебы, все больше раскрывался в молодом иеромонахе. Люди тянулись к нему за живым словом, наставлением и утешением, хотя и было ему в ту пору всего 27 лет от роду. «Он еще молодой был. Ну и что, что молодой? Как о. Савва Псково-Печерский говорил, сейчас времена такие, как на фронте, за год уже и несколько чинов получишь, и медалей, и наград. Гонение большое было, но очень большое духовное созревание было, и перемены происходили в напряжении. Он и тогда был такой мудрый, притчами говорил, он не говорил мирским языком, а всегда какое-то такое изречение скажет, что коснется всех твоих состояний, укажет на главное и наставит, как дальше продолжать. Он очень мудрый был», — так вспоминал иеромонах Алексей с Нового Афона.
Однако пребывание молодого иеромонаха в святыне Киево-Печерской оказалось недолгим. Имея сильную любовь к Богу и будучи весьма инициативным, вместе со своим другом по семинарии о. Иоанном Никитенко он решил перефотографировать иконы и раздавать их как благословение. Не было ведь тогда ни иконки, ни крестика, а каждому ведь хотелось их иметь У о. Иоанна был домик и о.Пафнутий у него в сарае фотографировал иконы и рассылал. А когда кто-то донес и нашли иконки, то Никитенко чуть не лишили сана, а о. Пафнутию сказали: «Поезжайте куда хотите, но вас на Украине быть не должно». Так рассказывал спустя годы о событиях тех лет один из близких друзей. Так еще за три года до закрытия Киево-Печерской Лавры в 1958 году, иеромонах Пафнутий был сослан в изгнание, которому суждено было продлиться 30 лет. «Возложат на вас руки и будут гнать вас. И поведут пред царей и правителей за имя Мое, будет же это вам для свидетельства» (Лк. 21, 12-13).
Первым местом в длинном послужном списке будущого старца была Алма-Ата, куда он был назначен указом Патриарха Алексия I епархиальным секретарем, затем около года был ключарем Никольскаго Алма-Атинскаго кафедрального собора, после чего последовала длинная вереница перемещений из епархии в епархию, с прихода на приход.
Сам старец рассказывал о своих мытарствах в видеофильме, снятом незадолго до его кончины, шутя и улыбаясь: «В Саратове были на службе, потом в Костроме были на службе, потом в Жировицкой обители больше трех лет были, потом в Одесской обители около 2-х лет были, а потом Одесский архиерей сделал меня врагом народа — пять с половиной лет нигде не давали служить, — при последних словах старец рассмеялся. — Ничего, все бывает».
О тех годах в жизни старца мало кто знал. До учившихся вместе с ним доходили лишь отдельные слухи. Иногда появлялась очередная газетная или журнальная статья, порочащая еще одного служителя культа. Одну из таких статей старец до конца своих дней носил с собою в нагрудном кармане своего пальто, как зримое свидетельство гонения, словно тяжелые вериги, постоянно напоминавшие о его гонителях.
Находясь в изгнании, он не забывал родных и близких, но письма писал, ограничиваясь благословением и поздравлением с праздниками, — КГБ внимательно следил за перепиской. Приезжая же в Троице-Сергееву Лавру или в Лавру Киево-Печерскую, в беседе со своими однокурсниками и одноклассниками был немногословен и никогда не жаловался на свое положение. «Улыбка всегда была на его устах, и я всегда думал, что у него все хорошо. А на самом деле ему много приходилось переходить с места на место», — скажет спустя годы один из учившихся вместе с ним в Академии.
В тяжкие годы гонения на Церковь Православную и веру, когда многие по слабости или по страху, поступаясь своими убеждениями, оставляли поприще священнического служения, игумен Пафнутий, один из немногих, сумел сохранить искреннюю живую веру, стойкость и мужество в исповедании Христа.
С древнейших времен монахи были обличителями неправды и всякого рода несправедливостей. «Вторая обязанность инока, — писал в своей книге «Стяжание Духа Святого в путях Древней Руси» И.М. Концевич, — быть учителем, даже пастырем мирян. Учительность проявлялась в обличении мирской неправды»*. «О. Пафнутий был обличителем и обличителем ревностным. Он шел в лобовую, — говорил о нем старец Кирилл (Павлов). — Сам такой справедливый и, видимо, за правду мог постоять и вопреки какой-то силе пойти в столкновение, когда видел, что неправда вторгается. У него был прямой характер».
Усердное служение молодого игумена, отсутствие у него страха перед атеистической властью и тот авторитет, которым он пользовался среди верующих, вызывали резкое неприятие со стороны мирских властей. В результате и отношение церковных властей, ориентировавшихся в то время на власть предержащих, зачастую было отнюдь не доброжелательным. Следствием чего и явились бесконечные перемещения из епархии в епархию. Батюшку отправляли на самые дальше приходы, где подчас нечего было есть, где был лишь заброшенный храм, нуждающийся в восстановлении. Отпраляли в надежде, что занимаясь строительством, он не будет иметь достаточно времени для общения с людьми, просвещения и обращения их. Но заблуждались те, кто думал подобным образом отлучить его от дела святого благовествования. По молитвам подвижника, с Божией помощью, усилием людей в кратчайшее сроки возрождался храм, а сам он ни на минуту не оставлял дела священного проповедования Евангельской Истины.
Его проповеди отличались простотой и искренностью, они были исполнены мудрости и добра и глубоко западали в душу каждого из слышавших их, становясь тем светом, который помогал пережить житейские трудности и невзгоды. И сама жизнь его была зримым воплощением слов, произносимых им с амвона.
Находясь в изгнании, он иногда приезжал в Киев — жить без преподобных угодников Печерских он не мог. И хотя Лавра тогда уже была закрыта, а пещеры были музейными, он все же вместе с экскурсиями проникал в дорогие для него лаврские лабиринты и там со слезами молился святым угодникам Божьим.
«Как-то мы встретились в Киеве, — вспоминал учившийся вместе с ним в семинарии С.М. Литвиненко, — не помню точно, в каком году. Я спросил его о службе в Туркменистане. Он вкратце сказал: «Мне очень хорошо там, там такие хорошие люди». — «А температура +45° как?» — «Ну, это уж мы, — говорит, — притерпелись, держимся». Он был оптимистом. Никогда не жаловался, когда его переводили с места на место. Он был очень твердым человеком, самостоятельным».
Как всегда на первых порах было много трудностей. «Служил он один, всех замещал, даже диакона не было. Певчим помогал, спевки проводил сам. Он голос красивый имел, и люди стали ходить в церковь сначала из-за его голоса, послушать, а потом и в храм стали ходить. Приход он хороший сделал», — вспоминала о годах его службы в г.Мары р. Б. Нина Р.
А вскоре начались неприятности: враг рода человеческого не оставлял подвижника в покое, всячески стараясь воспрепятствовать его служению. Вспоминает игумен Антоний: «Он привык каждый день причащаться. Чтобы каждый день причащаться, решил службу служить каждый день в церкви. Там были две старушки, которые докладывали в епархию и куда следует. Тут же они о нем доложили: каждый день служит, людей нет, чего он служит? И Владыка вызвал его: «О. Пафнутий, не служи каждый день, служи себе в келье, но в церкви не служи, потому что меня снимут. А снимут меня — и ты останешься без места». Потом свечи стали проверять, потом дошло до того, что он как бы долго служит».
Вскоре старец был переведен в с.Покровку Таласского района и назначен настоятелем храма в честь Покрова Пресвятой Богородицы. Как вспоминает одна из духовных чад старца, р. Б. Нина Р: «Гонения на него везде были, и в основном из-за того, что не давал подписку о сотрудничестве с КГБ. «Богу и мамоне служить не буду», — так он всегда говорил. Потому его и гнали, из-за этого и неприятности с властями были. Все бороду требовали сбрить, а борода у него большущая, длинная была, и он прятал ее под облачение. Он сильно верующий был и ни на какие уступки никогда не шел».
За эти годы Господь даровал ему множество духовных чад. И сами священники, по словам протоиерея Михаила Бойко, между собой называли его «всероссийским духовником». «После его кончины, — вспоминал протоиерей Петр Слободян, — среди его личных вещей оказалось очень много поминальных книжек из Киргизии, Грузии. И конечно, он не случайно их захватил, а все время пребывал в молитве за этих людей... Молитва была самым главным для него, и за этот молитвенный труд Господь сподобил его многих даров».
Возвращение
В 1988 году после 30-ти лет вынужденного странниче ства игумен Пафнутий возвратился в Киев. Это было в тот самый год, когда древняя святыня Киево-Печерская была возвращена верующим. Вспоминает настоятель храма «Всех скорбящих Радосте» в деревне Княжичи архимандрит Софроний:
«Собралось нас человек десять старой братии. Стали служить две Литургии, раннюю и позднюю. Пещеры закрывались в 10 часов вечера. Был огромный поток народа, больше, чем сейчас. Служили акафисты каждый день. Была сила, подъем духовной жизни. Своими силами восстанавливали всю Лавру — никто не давал ни копейки на восстановление. О. Пафнутий сказал: «Это хорошо, но нам с тобой не придется жить в Лавре. Открываем, но враг нам отомстит». — «Ну, что же, на все воля Божия».
Слова старца оказались пророческими. Вскорости архимандрита Софрония перевели в подсобное хозяйство Дударково, затем в Княжичи (неугодных монахов старались отправить подальше от Лавры), а о. Пафнутия долго не прописывали в Лавре, он не был из числа покорных. И лишь с приходом митрополита Владимира положение старца несколько улучшилось. После многочисленных испытаний, лишений и скорбей, Господь сподобил Своего избранника множества духовных даров, возложив на него тяжкое бремя старчества. И потянулись к нему люди за советом, наставлением и утешением. Из воспоминаний р. Б. Людмилы Куропятник:
«Удивительные службы были в Крестовоздвиженском храме. Это была первая Господня милость и Матери Божией. Мы в 6 часов вставали и шли пять-шесть человек. Как свечечки стояли... Монахи, тут же и мы, смотрим и то же делаем, что они... Службы длинные были... А после батюшка всех приглашал под навес, где кормил обедом. Это была сокровенная тайная любовь, с которой мы встретились. Батюшка был молчалив, говорил односложно, а в келье всегда шутил. Он никогда не показывал, что он молитвенник. Он сострадал. Это премудрость Божия. Невидимо он связывал с собою навсегда большой своей милостью и силой, мощностью духовной. Тогда мы этого не понимали, а понимаем только сейчас».
Тогда же начали проводиться первые вычитки, за которые впоследствии старцу пришлось многое претерпеть. Дважды в неделю, по средам и субботам у Дальних пещер собирались огромные толпы народа. Одержимые злыми духами, страждущие от различных душевных и физических болезней, люди стремились попасть на специально проводимый старцем молебен о здравии, на котором читалось несколько заклинательных молитв об изгнании злых духов. Р. Б. Людмила К. вспоминает так:
«Батюшка вычитки стал проводить сам, без послушника, один. Страшная толпа людей и он с водой, один молится, один-единственный... Всегда мокрый, пот градом с него льется... Потом ему дали послушника, и он его защищал от людей, страшно больных. Когда мы подходили к нему, он говорил: «Помазуется раба Божия», и называл имя, а затем и всю семью. При этом говорил: «Антоние, Феодосие, молите Бога о нас», — так он просил Преподобных».
Вычитки, проводимые старцем, привлекали множество народу. «Люди быстрее идут к бабкам, к экстрасенсам, и батюшка делал такие молебны о здравии, чтобы привлечь людей к Церкви, в храм Божий, чтобы люди начали веровать и начали исполнять заповеди Господни, принимать Тело и Кровь», — объяснял причину такого огромного количества людей иеромонах Ф.
Всякая болезнь, в том числе одержимость, является следствием греха, и нуждается прежде всего в исцелении души, чтобы человек пришел к Богу, покаялся, изменил свою жизнь. Иначе он не в силах будет принять дарованное ему от Господа исцеление. Старец старался привлечь людей в Церковь и после молебна обязательно приглашал на службы. Поначалу приходили родственники болящих, а затем и они сами. Важно было не только изгнать бесов, но исправить человека, помочь ему исправиться, привести к вере и покаянию, привести в Церковь. Его задачей было не столько изгнать этих бесов, его задачей было исправить человека, чтобы он пришел к христианству, чтобы он стал христианином. Вот его задача», — говорит иеромонах Ф. И многие обретали веру по молитвам старца. «Он нас исправлял. Он именно нас исправлял. Помогал нам исправиться. Ты приходил сам, а он начинал и за тебя молиться, и за твоих родственников. Так постепенно один пришел причастился, покаялся, другой пришел причастился, покаялся. Он все наши семьи привел к покаянию», — говорила с благодарностью одна из батюшкиных чад.
Приходили к старцу не только одержимые, но и те, кому было, как говорят в народе, «что-то сделано, наведена порча». Р. Б. Татьяна Евсеева из Киева рассказывает следующее: «Мы пришли к батюшке из-за маминой болезни. У мамы перестали ходить ноги. Ее положили в госпиталь. В госпитале она четыре месяца пролежала, ее закололи уколами, у нее аллергия была на все лекарства, так что она до сих пор ничего не может принимать, держится одними молитвами. Врачи сказали: «Мы не знаем, что с Вами делать, у Вас болезнь совершенно по-другому развивается. Ноги не ходят. Пошло отмирание тканей на ногах. Мы можем предложить только ампутацию, иначе начнется гангрена».
Когда я приходила в больницу, возле нее лежали женщины и умирали. Это была гнойная хирургия. Женщины умирали при ампутации ног, при сахарном диабете. Она была полностью духовно сломлена, не хотела жить и ждала своего конца. До ноги дотронешься — как будто в морозильной камере побывал — такой холод шел. Опустить ноги она не могла — боль адская была. Вот так и лежала, встать не могла.
Мне все время говорили: «Сходи в Лавру, к мощам». А мы, живя в Киеве, очень редко ходили в Лавру. В своем храме я узнала, что в Лавре есть старец, который принимает и делает вычитки. Врачи от мамы отказались и сказали: «Забирайте ее домой. Если начнется гангрена, приедете, мы проведем ампутацию. Обращайтесь к бабкам, к экстрасенсам, к кому угодно, мы сделать ничего не можем». Я говорю маме: «Поедем в Лавру, я слышала об о. Пафнутии». Мама все как-то колебалась. Родственники стали ее склонять пойти к бабке какой-то. Я говорю: «Мама, мы верующие, мы православные, какая бабка может быть?» Мама меня не послушала, повезли ее к бабке и та ей сказала: «Я сделать ничего не могу, вам сделано насмерть. Нужен сильный священник. Идите в Лавру». «Ну, вот, — говорю, — мама, тебе уже лукавый говорит, что надо идти к священнику».
И вот вначале я сама поехала к батюшке. Он тогда принимал в Дальних пещерах. Я подошла к нему, спросила совета, что делать. Батюшка принял меня как будто давно меня знал. «Ой, кого я вижу!... — обнял меня, поцеловал и сказал. — В следующую среду маму привезешь». Приехали мы, мама с костылями. Но милостью Божией выстояла вычитку. На следующую вычитку мы опять приехали. Мама говорит: «Удивительно, сколько времени у меня опущены ноги, и не отекли. А у мамы моментально распухали ноги, стоять она не могла. На следующей вычитке маме уже легче, потом через три вычитки она уже не с костылями, а с палочкой приехала, и уже где-то через месяц она с палочкой еще ходила, но уже более или менее свободно. Был еще такой случай. Батюшка выходил из Ближних пещер. Мы его ждали. А мама ходила только с нами, на нас опиралась. И мама что-то ему говорит, а он ей: «Ну-ну, Галина, идем, я спешу, спешу», а сам бежит по ступенькам в Дальние пещеры. Мы с братом смотрим — мама бежит за батюшкой! Что-то говорит ему вдогонку и бежит! Она ходила только с нами, с палочкой и на нас опиралась. А тут о палочке забыла и за батюшкой бегом!»
Месяц мы к нему ходили на вычитки и с каждым разом я себя чувствовала все лучше и лучше, — говорит сама Галина. — Первый раз после вычитки я ничего не почувствовала. Потом после беседы, после разговора индивидуального, после уже — у меня появилась сила ходить, жизненная сила, мне хотелось жить. Я была в такой депрессии, что у меня не было желания ни жить, ни ходить, ничего. Мне было уже все равно. Вот доживала и доживала себе, мне было все равно. Когда я стала с ним беседовать, у меня появилась сила, желание жить, просыпалось уже что-то в душе у меня. Я пришла в госпиталь — у них глаза от удивления расширились: «Как вы пришли, чем вы лечились?» — «Да, — говорю, — те назначения выполняла, которые вы дали». — «Вот видите, мы на правильном пути». А что я буду им объяснять? Кому это объяснишь? Когда мы с Таней к бабке пришли, она сказала, что порча, насмерть сделано. А батюшка мне говорит: «Да-да, делают, и еще как делают. Не волнуйтесь. Господь сильнее. Все будет хорошо».
Люди приходили к Богу через горе, болезни и страдания. И старец помогал им идти по этому нелегкому пути, облегчая их беды и скорби, помогал придти к вере и покаянию. Он лечил их искалеченные души, очищал от скверны, устранял нравственные причины болезни. И Господь, по молитве праведника, Духом Святым совершал исцеления страждущих.
Вскоре о. Пафнутий начал проводить вычитки и в Феофании. Переданный Покровскому женскому монастырю в плачевном состоянии, скит нуждался в помощи и, чтобы каким-то образом помочь его восстановлению, деньги, собранные на водосвятных молебнах о здравии, старец передавал на строительство, а приезжавшие на вычитку люди помогали в проведении восстановительных работ. «Помощь монастырям всегда была одной из неотъемлемых сторон деятельности Старца. Сколько он помогал монастырям! Жертвовал те деньги, что люди давали за вычитки и в Толгский монастырь, и в другие, помогал восстанавливать храмы», — вспоминал иеромонах Пимен. И хотя враг всячески противился благочестивым начинаниям Старца, он, несмотря ни на что, до конца дней своих не переставал творить дела милосердия. Толгский, Елецкий, Козелецкий, Покровский в Киеве, Красногорский, Густынский в Прилуках — вот лишь некоторые из обителей, в восстановление которых внес свою посильную лепту и старец Пафнутий. Одним из таких монастырей был и Пантелеимоновский скит в Феофании. Об этом времени многие из батюшкиных чад вспоминали впоследствии с удовольствием .
Р. Б. Таисия И. вспоминает: «Нужно было помочь Феофании отстраивать Пантелеимоновский собор, и вот он со бирал деньги на вычитках и отдавал батюшке, который там служил. Там очень красивая церковь, но она была разрушена, надо было восстанавливать. Работы было очень много.
Старцу очень хотелось собрать своих чад воедино и, приезжая по четвергам в Феофанию, люди не только работали и обретали исцеление, но и знакомились друг с другом, начинали общаться. «Мы уже знали друг друга и как-то всегда рады друг другу очень были. И были вместе, и бежали к батюшке, и Господь каждого вразумлял, и каждый попадал к батюшке в чада. Каждого он держал и когда отпадали — ругал», — вспоминала Людмила К. Так собиралось по воле Божией вокруг старца богоспасаемое стадо.
21-го Апреля 1993 года Блаженнейшим Митрополитом Киевским и всея Украины Владимиром старец был возведен в сан архимандрита. Один из протоиереев, присутствовавших при этом событии в жизни старца, вспоминал, как стоял он после службы, прижимая к своей груди пожалованную ему митру, а на глазах его блестели слезы... Он не искал ни наград, ни почестей, ни славы. Но награда эта была заслужена им, это была награда за труды, за монашеские бдения, за молитвы, за тот подвиг, который он нес во имя Господа. «От естества есть в душе желание славы, но только горней», — сказано у любимого им прп. Иоанна Лествичника. И на протяжении всей своей жизни старец, желая славы горней, стремился угодить лишь Богу, а не человекам.
Многие скорби и поношения пришлось претерпеть старцу за тот подвиг, который он нес во имя Господа, ради страждущего человечества. Его усердное служение и толпы людей, стремившихся попасть на вычитки, вызывали зависть и раздражение у части лаврской братии. «Нередко приходилось слышать реплики, что он колдун, экстрасенс. Думаю, что в основе всего лежала зависть, а где зависть, там и ненависть, и противление, и злость... Зависть — это всегда страшно», — вспоминал один из близких друзей старца. Многие подвижники подвергались гонениям от врага рода человеческого — достаточно вспомнить старца Льва Оптинского, Гавриила Седмиезерского, прп. Иону Киевского. Вот как рассказывал о гонениях старец Иона Киевский, к коему толпами стекался народ за помощью и благословением:
«И начался страшный ропот и негодование на меня. Как только меня не называли — и волшебником, и колдуном, и чернокнижником. Я все это слышал, но им ничего не говорил, молился о них, жалел их. Молчу, молчу, притаился, как будто ничего не знаю»*. Такие же скорби, клевету и поношения пришлось терпеть старцу Пафнутию. Входя в сердца людей, враг наполнял их ненавистью и злобой, и вскоре старец был переведен в Китаевский скит, коему суждено было стать местом его последнего пристанища.
Расположенный неподалеку от Лавры, один из древнейших монастырей земли Киевской,
До прихода старца никто не хотел ехать в этот располо женный на окраине скит — прихожан было мало и, казалось, не было никакой надежды его восстановить, но вслед за своим батюшкой люди устремились из Лавры в Китаево, и вскоре началось возрождение. Многие помогали в благоустройстве храма и монашеских келий, были отремонтированы помещения для болящих и паломников, началось восстановление пещер. И, конечно, во всем нужна была помощь и поддержка старца. Вот как вспоминала о восстановлении пустыни духовное чадо старца Галина Е.:
«Находилась я в Китаевской пустыни с самого начала ее восстановления. О. Феофил принимал участие во всех работах, проводимых в пустыни. Ко всему, что строилось или восстанавливалось, прикасались руки батюшки.
Все это, да и не только это, он делал в свободное после службы время, после вычиток, после беседы с больными людьми. Конечно же, были и искушения, и неприятности, и недоразумения. Обо всем не напишешь и не расскажешь. Вся Китаевская пустынь — это и есть о. Феофил, его ум, его руки, его душа и его боль, его детище, которому он отдал все силы...»
Вскоре началось восстановление пещер. Пещеры располагались на высокой горе и подниматься наверх было достаточно тяжело, и тогда, по благословению старца, начали укладывать ступени, ведущие прямо к пещере прп. Досифея. Из воспоминаний Людмилы К.:
«Множество паломников и особенно болящих людей, желающих посетить пещеру и помолиться, испытывали трудности в подъеме. И тогда схиархимандрит Феофил бла гословил монахов, послушников ископать вдоль всего подъема земляные ступени, а затем сделать дощатые формы. По молитвам батюшки, раз в неделю привозили машину цемента и машину гравия крупного. Всей работой руководил батюшка, благословил начало работы и сам непосредственно во всем принимал участие. Снизу горы наполняли формы, заготовленные из досок, сначала крупным гравием, потом цементом. Утрамбовывали ручным приспособлением». Всегда работа начиналась после Литургии и трапезы. Первые вылитые из цемента ступени принесли радость и стимул на последующий этап работы. Цемент передавали ведрами из рук в руки, выстроившись цепочкой снизу горы до верху. И так этапами, через определенные периоды наконец дошли до вершины горы и пещеры старца — великого угодника Досифея.
Работа была проделана большая, но, по батюшкиным молитвам, как-то незаметно и очень радостно, и так ступеньками облегчили подъем из монастыря к пещере преподобной Досифеи. Это место стало местом уединенной молитвы священников и монахов, находящихся в обители, послушников, паломников».
После многочисленных трудов 4-го ноября 1993 года был освящен небольшой монастырский храм 12‑ти Апостолов. Не было в нем тогда еще иконостаса — алтарная часть отделена была простыми ситцевыми занавесками, за которыми стояли кровати для послушников, но уже шли службы и молитвами старца освящалась древняя святыня.
Забота о храме всегда была для Старца самой главной, но при этом он никогда не стремился к роскоши и дороговизне в его украшении. «А вы для нашей церкви в ремонте будьте умеренны в ее наружности, наружном виде — больше молитесь», — говорил некогда старец Лаврентий Черниговский и, словно следуя его словам, старец Феофил во всем любил простоту и основное внимание уделял молитве.
Разными путями приходили люди к старцу. Одни, с младых лет желавшие посвятить себя на служение Богу, искали опытного руководителя, могущего повести их трудным путем монашеского служения, другие через тяжкие скорби и страдания пытались найти Истину. И всех их с любовью принимал старец. Окружая заботой и теплотой, помогал обрести единственно правильный путь в жизни. При ходили и страждущие, одержимые — старцу дана была духовная сила в общении с ними. И по его молитве они становились иными, начинали ходить в храмы, исповедоваться и причащаться. Особо же мучимых злобными духами старец держал при себе, часто брал их с собою в поездки, когда отправлялся помолиться в Оптину или другие монастыри, отмеченные благодатью Божией. И один лишь Господь знал, сколько слез и кровавого пота проливал он за каждого из них. Тяжелый подвиг молитвы за грешника не каждому по силам.
Первые полгода старец служил один, не было ни диакона, ни второго священника. После «Отче наш» выходил он из алтаря и начинал исповедовать пришедших богомольцев. Тяжело было, но Господь не оставлял его Своею благодатью и давал силы для служения Церкви и людям.
Постепенно прихожан становилось все больше и в воскресные и праздничные дни церковь всегда была полна народу. Перед началом службы люди собирались на монастырском дворе, ожидая появления старца. В сопровождении своего келейника он медленно спускался по ступенькам с крыльца и, раздавая по дороге благословения, в окружении богомольцев направлялся к храму. По окончании Литургии он также в сопровождении людей возвращался к себе в келью и после вычитывания монашеского правила и краткого отдыха начинал прием посетителей.
Келья старца состояла из двух небольших комнат. В первой он принимал народ, а во второй уединялся в краткие часы отдыха. В углу под образами горела лампадка, слева находился диван, у окна стоял стол, заваленный различными приношениями от благодарных посетителей. Все эти приношения тут же раздавались старцем приходящим к нему за советом и утешением. «Когда мы заходили к нему, он обязательно или яблоко давал, или печенье, или, как он говорил, «южный фрукт» — апельсин. Внимание какое-то уделял», — вспоминал один из иноков.
Истинного пастыря укажет любовь; ибо излюбви предал Себя на распятие Великий Пастырь», — сказано у прп. Иоанна Лествичника. Любовь старца была искренна и неподдельна, и каждый из приходивших чувствовал это. Сколько слез осушил он своим добрым словом! Скольких утешил и спас от бездны, скольких примирил, соединил и наставил на путь истинный! Велика и безгранична была любовь старца, и счастлив был познавший ее!
Безграничная, всеобъемлющая любовь старца согревала и наполняла собою каждого. Она способна была воскресить и преобразить человеческую душу, и у людей, лишенных радости и счастья, живущих без цели и без Бога, появлялась надежда и желание жить. Старец не гнушался никакими грешниками, ибо в каждом видел образ Божий. Он говорил: «Любовь покроет все». А так как он любил, не любил никто. Всех бомжей, одержимых, несчастных. Идет человек грязный, немытый, он его приласкает, приголубит — и человек сияет, и он уже самый счастливый на земле. Прп. Силуан Афонский говорил, что нет большего чуда, как любить грешника в его падении». И слова эти полностью сбылись на старце. В дни «оскудения любви», когда в сердцах многих поселились злоба, вражда и насилие, Господь явил в лице старца истинную христианскую любовь, дабы отвратить их от зла и наставить на путь Истины и Добра, дабы научить их милосердию и любви.
Со всеми своими житейскими вопросами и проблемами люди шли к старцу. Для него не было вопросов глав ных и второстепенных — все было для него важно. «Батюшка помогал во всем, потому что он знал, что наша жизнь — это наши проблемы, наши заботы, это то, с чем мы живем», — говорит Таисия. У р. Б. Таисии И. племянница неудачно вышла замуж. Жили они с мужем плохо и, поскольку брак был не венчан, старец благословил им развестись. Разошлись они, а квартиру никак разменять не могут. «Если не пойдешь за благословением к батюшке, никогда квартиру не разменяешь», — сказала Таисия своей сестре и они вместе поехали к старцу. В то время старец был в Феофании. «Приехали, стали помогать убирать территорию, таскаем доски, ходим, крутимся. Сестра говорит: «Ну, как же нам увидеть батюшку, где нам его найти?» А там, как подъезжаешь к Феофании, есть такое здание двухэтажное. Батюшка как раз туда зашел. Стоим и не знаем, что нам делать. Зайти нам неудобно было, мы вообще лишний раз боялись подойти, потому что я, например, такая грешница, что мне даже стоять перед ним стыдно было. Я все это понимала, кто он и какая я. Я и стоять перед ним боялась, глаза опускала, стыдно было. И что вы думаете? Ну, точно он прочитал наши мысли. Уже все разошлись, мы стоим, не знаем что нам делать, смотрим — идет батюшка к нам, прямо навстречу, как специально! Подошли мы, я говорю: «Отец Пафнутий, благословите мою сестру на размен квартиры». Он посмотрел: «Благословляю, благословляю...» И вскоре после этого благословения появилась обменщица, и что интересно, она появилась рядом, на моей улице! До этого ничего не получалось: то им не нравится, то зять отказывается, я даже не верила, что они разменяются. А тут моментально произошел обмен. Так они разрешили эту страшную проблему, которая не давала им жить. И все по молитвам батюшки».
Многих приводил старец силою своих молитв к вере и покаянию. «Самое главное — это то, что он меня и мою семью всю привел к вере, — рассказывает Т. — Сестра моя атеисткой, можно сказать, всегда была. У сестры есть дочь, внук и они никогда не каялись и не причащались, и только благодаря молитвам батюшки пришли к покаянно. Крестилась я сама в 17 лет. Мой папа был партийный работник, он был председателем райисполкома. Так что нас не крестили. Сестра моя крестилась уже в 65 лет. Сложно было ей придти, но все-таки, благодаря батюшкиным молитвам, мы пришли в Церковь. И сейчас они ходят, каются и причащаются. Для меня это великое дело, потому что без причастия и покаяния мы не то что не спасемся, мы жить без этого не можем.
У р. Б. Галины сын вернулся из армии очень нервным, часто выпивал. Был командиром отделения в стройбате и многое пережил. Сама Галина сильно болела, ходить почти не могла, и сын водил ее на вычитки. Отведет маму на вычитку или на причастие, а сам тем временем отправится на Днепр или в кино, а после забирал и отводил домой. Однажды привел он маму в очередной раз к батюшке. Батюшка спрашивает ее: «А как же вы пришли?» — «А вот, — говорит, — сидит...» — «Большой начальник! А ну, пойдем к начальнику!» Сын рассказывал: «Подхожу к батюшке и чувствую, что я как бы повис в воздухе и по мне волны бегут, бегут по всему телу, и мне так хорошо, так легко, так радостно, такое ощущение, что я в воздухе вишу. Под ногами земли не ощущаю... Вот сколько с ним говорил, столько длилось это ощущение. Вроде на земле стою, но земли не чувствую. Знаю, что на земле стою, иначе бы упал, а вишу как бы в воздухе, и волны бегут по мне и меня все наполняют, наполняют и мне так хорошо, радостно, весело. С тех пор я стал приходить в храм. За один только батюшкин взгляд!»
Первая встреча со старцем для многих становилась определяющей и преображающей всю дальнейшую жизнь, ибо Сам Господь в лице праведника протягивал Свою руку нуждающимся во спасении.
Множество исцелений по молитвам старца совершал Господь. И сам он смиренно всегда говорил: «Это Господь, а я, грешный, только молюсь». Протоиерей Петр С. поведал: «Часто люди проезжали к нему, просили о помощи, а он дружески хлопал по плечу и говорил: «Иди, иди, Господь тебе поможет, молись, молись...» И человек думал: «Как же так, я ехал, а он вроде бы и не помог?» Но проходило время и человек выздоравливал. Он молился за этих людей, и люди получали помощь. Его молитва имела силу на расстоянии. И необязательно было человеку присутствовать на этой молитве».
Р. Б. Т. вспоминает: «Когда у меня появилась грыжа паховая и врачи назначили операцию, я поехала к батюшке за советом. Он сказал, что операцию делать не нужно. батюшка помолился, и я поехала обратно. Через неделю грыжа разошлась, и я стала здоровой».
Р. Б. Фотиния из г. Ашхабада рассказывает: «У меня разболелся зуб. Я очень боялась его удалять. Обратилась к батюшке, он меня благословил. Прихожу к врачу, объясняю, что у меня гипертоническая болезнь, нужно укол делать, а я боюсь. Он меня начал успокаивать, стал удалять зуб, я и не почувствовала ничего, никакой боли. Такова была батюшкина помощь». Любая болезнь есть посещение Божие, которое говорит о том, что настало время покаяния, духовного пробуждения и потому нуждается прежде всего в лечении души. «В болезни прежде всякого другого дела должно поспешать очиститься от грехов в таинстве покаяния и в совести своей примириться с Богом», — говорит св. Феофан Затворник. И следуя наставлениям святых Отцов, о. Феофил никогда не отвергал врачебной помощи, но при этом прежде всего заботился о спасении души человеческой, о покаянии и духовном обновлении. Бывали случаи, когда исцеление страждущих происходило сразу, при одном лишь прикосновении старца к больному. Р. Б. Таисия Избицкая из Киева вспоминает: «Сын моей подруги Александр пришел с совершенно больной рукой. Рука у него не двигалась, опухла. А батюшка посмотрел ему в глаза и взял его руку в свою: «Ой, рука у тебя болит, опухла...» И так подержал свою руку над его рукой. А у него эта рука уже синяя была. Александр пришел от батюшки домой и крепко уснул (рука ему раньше спать не давала), а потом проснулся, звонит матери и говорит: «Мама, я так долго спал, и рука у меня уже не болит, боль прошла». Я тогда была
Серия сообщений "святые":
Часть 1 - Князь Даниил Московский. Фильм
Часть 2 - Память святого благоверного князя Даниила Московского
Часть 3 - СХИАРХИМАНДРИТ ФЕОФИЛ НОВЫЙ (1928 -1996 гг.)
Часть 4 - Схиархимандрит Феофил Новый (Россоха). Жизнеописание
Часть 5 - Прп. Даниил Столпник. Именинник
Часть 6 - еще раз о чуде
...
Часть 9 - ***
Часть 10 - Житие преподобного Даниила Столпника в изложении святителя Димитрия Ростовского
Часть 11 - Святитель Николай Казахстанский
Рубрики: | Личное |
Комментировать | « Пред. запись — К дневнику — След. запись » | Страницы: [1] [Новые] |