Продолжение. Начало находится здесь: http://www.liveinternet.ru/users/807341/post398582645//

                                                   Майя Новоженина (Негина)

                                          Часть 3. "Палаточная" жизнь

Вскоре вся наша семья поселилась в достаточно "просторную" семейную палатку зимнего исполнения. Получили существовавшие ещё с войны продуктовые карточки. (С февраля 47-го года их окончательно и навсегда отменили, а в 46 г. они ещё действовали). После отмены продуктовых карточек снабжение основными продуктами в посёлке стало более регулярным, появились магазины по свободной продаже продуктов. Родители получали хотя и скромную, но постоянную зарплату. Жизнь налаживалась, посёлок продолжал быстро строиться и развиваться. Палатка эта была достаточно тёплой даже в лютую стужу, но при условии, если в ней круглосуточно топится железная печь. Для безопасности и сохранения тепла, она была обложена с трёх сторон кирпичами. Металлическая труба высоко возвышалась над брезентовым потолком. Пол – деревянный, брезентовые стены двойные, имеется два небольших окошка, застеклённых небьющимся стеклом. Дверь – утеплена, весь периметр палатки снаружи на уровне земли обнесён утепляющей «завалинкой» из слоя опилок и шлака, обрамлённой досками в виде сплошного короба. На выходе из двери палатки пристроено удобное, нарядное и вместительное крыльцо. В тёплое время года на нём любили рассаживаться домочадцы и неспешно вести разговоры на закате дня. Через месяц после нашего вселения в палатку к нам приехала бабушка Мария Петровна на постоянное жительство, так как мужа-лётчика средней дочери Люси, у которой она жила, срочно перевели на службу в Порт Дальний в Китай, а бабушке там находиться не положено. С бабушкой жить стало веселей. Прожили мы в этой палатке полтора года: две зимы и одно лето. Рядом стояли ещё несколько подобных палаток, но такого гостеприимного крыльца ни у одной из них не было. Спасибо мастеру, который сделал его! С наступлением тепла дверь в нашу палатку вообще не закрывалась, бабушка то и дело выходила на улицу к очагу, который был дополнительно сооружён снаружи рядом с палаткой на летний период из-за тесноты и духоты внутри. Для защиты от дождя словоохотливые бабушкины новые друзья дополнительно соорудили на улице добротный навес, а также стол и скамейки к нему. Получилась удобная, открытая со всех сторон летняя «кухня», она же и бабушкин «будуар» для раскладывания ею многочисленных, замысловатых пасьянсов, страстной любительницей и знатоком которых она слыла. «Помогать» ей подходили свободные на тот момент коты и кошки, собачки и обязательно какой-нибудь словоохотливый собеседник. Палатки стояли на высоком берегу бурного, почти ледяного даже летом, Хингана. Чтобы зачерпнуть воды, нужно было ухитриться с ведром в руке, опираясь на острые скальные выступы, пройти без помех весь 5ти – 7ти метровый путь вниз или наверх. Обычно запас воды создавали взрослые. В экстренных случаях, (а такое случалось нередко) воду приносить приходилось нам, детям. Это было даже интересно и весело. Спускаешься с ведром в руке, нещадно (непроизвольно) колотишь им по торчащим скалам, цепляешься за любой устойчивый уголок, а под ногами вертится шустрая собачонка или весьма компанейский козлёнок, мешая тебе ступить безопасно. Подниматься с полным ведром было ещё труднее, давила ответственность не расплескать воду. С потерями, но вода поступала к бабушкиному очагу. Все были довольны. Первая зимовка наша проходила в составе родителей, бабушки, 6-ти летней младшей сестрёнки и нас старших 11-ти и 12,5 лет сестёр. Вскоре в хозяйстве появилось с десяток курочек-несушек с горластым петухом и коза Римка с родившимся в лютый мороз игривым козлёнком Бароном.

                                                Явление миру "Барона".

                                                 "Оловянная лихорадка".

Родился "Барон" к началу зимы в бурный снегопад и неожиданно ранние морозы. Обсохнув за ночь, он явился нашему взору поутру, стоя на резвых ножках в большой корзине для белья, срочно приспособленной в качестве спального места для него. Самостоятельно обетать в корзине он категорически отказывался. Наевшись из бутылочки, он охотно отдавался в руки, с интересом «гулял» по палатке и даже по морозцу на улице, сидя за пазухой. Спать он укладывался завёрнутым в одеяльце рядом с Майей. Ранним-ранним утром все просыпались от сильных ударов по телу. Это весело резвился наш Барон. Он беспрепятственно перескакивал с постели на постель, высоко подпрыгивал, взбрыкивал ножками и приземлялся острыми копытцами куда придётся, будь то живот или голова чья-то, ему без разницы. Поднимался шум, возмущённые возгласы, невообразимая возня в попытках обуздать нарушителя спокойствия, по результатам которой козлёнок водружался в корзину под плотно привязанную старую тюлевую занавеску. Вскоре ему был выгорожен уголок у входной двери внутри палатки с маленькой калиточкой и прочным тюлевым верхом. Коза Рима вместе с курами жила в пристройке с задней стороны палатки. Дополнительное утепление этого "сарая" сделали из толстого вороха листьев и веток, коих было по осени великое множество в близлежащих кустах и лесных зарослях. Жильцы соседних палаток тоже обзаводились домашними животными, вплоть до коров, чтобы въехать в свой строящийся дом с полным хозяйством. К населению обратился директор рудника. Он извинился, что не может так быстро обеспечить всем прибывающим нормальную, цивилизованную жизнь, работы только разворачиваются, отстаёт производство оловянного концентрата. Просит всех, кто сможет физически в свободное от работы время кустарным (вручную), старательским способом, добывать оловянный концентрат и сдавать его в приёмный пункт рудника. Как это делать, научат. Консультантов он пошлёт во дворы, необходимые приспособления, материалы предоставят. В обмен за сданный концентрат будут выдавать дополнительне продукты и промтовары без "карточных" ограничений ( в разумных пределах) и по государственным ценам. Началась всеобщая «оловянная лихорадка». В каждом дворе, при доме или на пустыре сооружалась установка по дроблению в мелкий порошок оловосодержащих камней. Сначала эти камни надо было найти в отвалах, принести, хорошенько отжечь на костре и, остудив, растолочь в большой металлической ступе до порошка, потом промыть его на лотке в воде так, чтобы отделить и смыть более лёгкую, не оловянную, часть порошка, оставив только тяжёлую, то-есть металлическую. Это и есть оловянный концентрат. Его подсушивали и фасовали в специально выданные прочные мешочки. Оплачивали спецбумажками - «бонами». Отоваривали боны в спецмагазине очень разнообразными, весьма дефицитными товарами. На боны МОЖНО было купить почти все необходимые продукты, в том числе и дополнительный к карточкам хлеб, макароны, крупы всякие, масло, невиданные до селе долгохранимые колбасы твёрдого копчения, драгоценные по тем временам мясные, рыбные и даже овощные и фруктовые консервы, а также одежду, обувь, нательное бельё, ткани, а также книги, канцтовары и др. Это "можно" не означает, что "всегда". Чтобы всё это купить, надо было очень много и тяжело потрудиться, причём - в нерабочее время. Конечно, все эти продукты и товары завозились не "враз". Их ещё надо было подкараулить и явиться с "бонами" к моменту выставления их в продажу: сегодня появилось одно, завтра что-то другое, наведывайся почаще и накупишь всякой дефицитной всячины. Большинство семей и наша в том числе, не имели возможности самостоятельно добывать оловянный концентрат, поэтому питались неравномерно, сегодня и почти всегда каши и "пустые" супы, а в отдельные дни и что-то с мясной тушонкой, или любимые всеми "сытные" салаты из консервированной дальневосточной горбуши, ( хоть в томате, хоть в собственном соку) с добавлением огромного количества собранных дикоросов крапивы, лебеды, щавеля и особенно любимой и желанной - ЧЕРЕМШИ или дикого лука. Зарослей всего этого вокруг было предостаточно, далеко ходить не надо, только не ленись, собирай, заготавливай впрок. Кроме того, в доступной близости водятся грибы, ягоды, орехи всякие и молодой папоротник. Этим мы промышляли постоянно. Кто старался, тот не голодал. В нашей семье мама всегда на рассвете, до ухода на работу, к постному супчику напекала гору пирожков с диким паслёном или щавелем, с капустой или картошкой (когда появилась в достатке). Ну, а по великим праздникам готовили что-то мясное и пышные пироги с повидлом, рыбой-кетой или с мясом. В "боновых" спецмагах также практиковались целевые заявки на определённую одежду с конкретными размерами и назначением. При страшном дефиците в магазинах готовых одежд, ухитрялись сами шить достаточно приличные, как нам казалось, одежды. Для жителей посёлка такой магазин был очень важен, а для администрации рудника существенная помощь в выполнении задания по выработке оловянного концентрата. К этому времени закончил службу в Манжурии после окончания войны с Японией мамин младший брат Володя и поселился в рабочем общежитии. Володя работал в электроцехе опытной обогатительной фабрики. До ввода главной фабрики, концентрат вырабатывала эта маленькая опытная. После работы Володя быстро освоил добычу домашнего концентрата. Соорудил прямо на берегу у воды всё необходимое. До поздней ночи он долбил или обжигал принесённые камни, с утра пораньше до работы он промывал полученный песок, а возвращаясь с работы, нёс на плечах новую порцию «драгоценных» камней. Бабушка по возможности сытно кормила его возле нашей палатки. В общежитие он уходил только спать. Так Володя зарабатывал себе на "гражданскую" одежду и дополнительное питание всей нашей семьи. Мы, дети, старательно помогали ему в мелких обязательных операциях процесса (например, загружать толкушу очередной порцией обожженных камней, паковать в мешочки готовый концентрат, аккуратно их завязывать). Володя щедро вознаграждал нас бонами. Как-то, завершив процесс по переработке очередной порции руды, Володя глянул на нас, перемазанных и вспотевших, громко крикнул: "Становись!" и вытянул руку. Мы торопливо выстроились в шеренгу. "Пять минут вам, чтобы взять полотенца, мыло, расчёски и ленточки, а также чистую одежду и строем, с песней за мной на помывку!" Вскоре мы, громко горланя песни, пришли, как выяснилось, в цеховую душевую на опытной фабрике. Смена работала, поэтому душевые были на тот момент свободны. Обычно, в семейной традиции по субботам мама водила нас в общую поселковую баню. Надо было ещё выстаивать огромную очередь и потом, голышом в общей толпе заходить по противному скользкому полу в жаркое,заполненное паром помещение, отыскивать уголок скамейки для своего тазика и мыть себя, не обращая внимания на брызги воды и мыльной пены из-под вихоток рядом моющегося незнакомого человека. Это было для Майи сущим наказанием. Она старалась под всякими предлогами увильнуть от этой процедуры. Бабушка Мария Петровна, понимая реакцию внучки на общую баню, торопливо предлагала помыться в тазике прямо в палатке взамен на обещание посторожить и бабушкину помывку дома. Так они секретно мылись, использовав момент, когда дома никого нет. Шагая теперь не в банный день мимо общей бани, Майя озадаченно недоумевала: "Куда это нас с мылом и вещами?" Пришли на чистенький объект, никакой толпы нет, дежурная встретила приветливо, помогла раздеться и встать под тёплый душ, под ногами деревянные чистые решоточки, через верхние окошки ярко светят солнечные лучи. Есть даже просторная скамеечка с тазиком для ног, можешь отмыливать что хочешь без помех. Чудо, а не душевая. Намылись очень тщательно и в завершение ещё долго полоскались под прохладным душем. Домой шли умиротворённые, свежие, счастливые. Володя мылся в мужском отделении и тоже сверкал чистотой и блаженством, вышагивая рядом. С тех пор походы в душевую фабрики стали для нас регулярными. Не смотря на отдалённость, даже бабушка иногда ходила с нами. А вся старательская эпопея по добыче домашнего концентрата продолжалась ещё года четыре и была (как и начиналась) ликвидирована за ненадобностью, когда ввели в эксплуатацию главную мощную обогатительную фабрику. Но в те первые годы зарабатывать боны было очень «круто», как говорят сейчас. Правда, в зимние морозы возникали проблемы с промывкой песка, замерзал вдоль берегов Хинган. Зимой самые активные лазили по отвалам в поисках камней, приносили, обжигали и складировали их в укромном местечке до весны.

 

                                 Часть 4. Знакомство с Каштанкой

В одну из очень морозных ночей, дежурившая у горящей плиты бабушка услышала, что где-то на улице близ нашей палатки жалобно плачет ребёнок. Бабушка обошла вокруг, никого не обнаружила, плач прекратился. Только зашла в палатку, опять тоненький голосок тихонько всхлипывает. Проснулась мама, тоже услышала плач, тихонько открыла дверь, прислушалась и поняла, что плачут под нашим крыльцом. Подняли папу и сообща достали живое существо. Им оказалась небольшая рыженькая собачка. Она вся дрожала от холода, подушечки передних лапок и носик были обморожены. Она с мольбой смотрела на всех нас, глазки слезились и даже гноились, некогда пушистый хвост понуро спрятался куда-то вниз. Мама ужаснулась, увидев состояние лапок. Собачка сама сделала себе «операцию», обгрызла обмороженные обрывки кожи и мякоти до открытой раны. Они кровоточили, сильно болели, не позволяя ходить. Мама промыла повреждённые лапки тёплой водой с марганцовкой, смазала густо гусиным жиром, забинтовала и надела вязанные «гусарики» для новорождённых (бабушка вязала их на продажу), дали собачке поесть и уложили в корзину Барона. Бедолага уснула и спала почти до обеда следующего дня. Днём мама привела единственного лекаря в посёлке- фельдшера Ускова. Он хоть и не ветеринар, но собачку осмотрел, выдал какие-то порошки, сказал, когда придти к нему за мазью и поведал историю её жизни,с горечью сообщив её «биографию». Собачку зовут Каштанка, привезла её семья большого начальника Степанова, поселившегося с женой Татьяной в одной из небольших квартир барака-гостиницы для приезжающих специалистов. Татьяна была весьма крупного телосложения. Чтобы худеть, доктор ей прописал больше гулять на свежем воздухе, а чтобы не забывать делать это ежедневно, завести собаку для обязательных прогулок с ней. Так появилась у них Каштанка. С наступлением морозов Татьяна перестала выходить на прогулки, а собачку выгоняла на улицу для самостоятельного решения своих каждодневных надобностей. Кормёжка тоже стала не регулярной, превратилась в мимоходные подаяния жалостливых прохожих. Каштанка исхудала, превратилась в ненужную никому бродяжку. Татьяна перепоручила Каштанку малознакомым не штатным уборщицам и уехала на период холодов к матери в Крым, а супруг судьбой собаки не интересовался, к тому же, часто выезжал в командировки. Волею судьбы неизвестная нам несчастная собачонка оказалась в нашей палатке. Усилиями лекаря, мамы и бабушки Каштанка стала быстро поправляться. Исчезла повышенная температура, не стало кашля, затягивались раны на лапках. Каштанка повеселела, усердно виляла своим, как оказалось, пушистым хвостиком, с аппетитом ела всё подряд. Фельдшер принёс нам полмешка отборной, чистой, но мороженной морковки (другой здесь не продавали, а рынков ещё не было) и несколько банок кабачковой икры (это тоже был дефицит). Бабушка готовила Каштанке "витаминную" еду и научила есть кабачковую икру с кашами или макаронами. Во всей её последующей сытой жизни у нас эта икра оставалась её желанным лакомством. Собачка оказалась очень ласковой и дружелюбной. Глазки чёрные, ушки с кокетливым пушистым обрамлением свисали на виски, а одно из них слегка приподнималось, когда с ней разговаривали, как бы выражая высочайшую внимательность к «собеседнику». Ещё Каштанка обладала удивительной, совсем человеческой мимикой–она умела улыбаться! Когда обращаешься к ней, говоришь что-то приятное, ласковое, она приподнимает мордочку, глазки её хитро прищуриваются, бровки приподнимаются, а рот как бы расползается в улыбке. Хвост при этом начинает отчаянно колотиться, вот-вот отвинтится и прыгнет вам в руки. А она вся не трогается с места, продолжает сидеть на том же месте, где вы её застали. Завершая портрет её, напомню, что вся она была светло рыжая, брюшко и грудка белые, шерсть длинная, не кудрявая, всегда чистая, даже в интимных местах. Пока лапки не зажили, она отчаянно сопротивлялась предложению выйти на улицу для обязательных надобностей. Тогда бабушка и Майя стали выносить её на руках, нежно поглаживая и разговаривая при этом. На улице в укромном местечке опускали на утоптанный снег и не отходили от неё. Она всё понимала, быстро делала «свои дела» и тут же просилась на ручки. Так продолжалось пока не закончились морозы. И долго ещё, до самого лета, она выходила гулять только в «гусариках» на передних лапках. Хоть раны давно затянулись, боль в подушечках ещё, видимо, ощущалась. Вернувшаяся из Крыма летом Татьяна захотела вернуть Каштанку, принудительно забирала её к себе домой, но Каштанка немедленно возвращалась к нам. Мы извинялись перед Татьяной, сами приносили Каштанку хозяйке, но испуганная собачонка вырывалась из ошейника, в панике убегала в тесную нашу палатку или втискивалась под наше крыльцо и тихо сидела там до ночи, пока рассерженная Татьяна не уходила домой. Наконец, муж Татьяны принял окончательное решение оставить собачку в покое, отнёс её на руках далеко на "нейтральню" территорию, опустил на землю, предложил угоститься каким-то собачим деликотесом и снял с поводка, сказав, куда, мол, прибежит, там и дом её будет! Через пару минут Каштанка была уже в нашей палатке, радостно виляла хвостом, подпрыгивала ко всем для жаркого целования. Вторую зиму Каштанка зимовала с нами в палатке на "законном" основании, следила за Бароном, чтоб не лез в жильё, жевал своё сено на улице, да не убегал далеко без неё. Каштанка стала "нашей" - навсегда! Став полноправным членом нашей семьи, Каштанка сама нашла себе главную обязанность в "доме". В зимние холода тепло в палатке поддерживалось всегда горящей печкой. Родители и бабушка по очереди дежурили по ночам, поддерживая огонь в печи. Мама и папа обычно что-то читали при свече и легко коротали время дежурства. У бабушки же часто случался конфуз, она надолго «задрёмывала», печь прогорала, холод быстро проникал внутрь. Каштанка как-то быстро поняла проблему и стала немедленно будить прикорнувшую бабушку, причём, не громким лаем, а тихонько подходила и дёргала её за подол. Если это не помогало, то она приподнималась на задних лапках и, глядя в лицо, прорычав негромко, сердито тявкала однократно. Этого было достаточно, чтобы, не разбудив всех, пробудить старушку. Бабушка вскакивала, виновато оправдывалась перед Каштанкой и исправляла положение. Что характерно, ни за мамой, ни за папой она не следила, спокойно спала в своём углу, не реагируя, даже если с ними случился подобный конфуз. С наступлением тепла дети почти круглосуточно болтались на улице, Каштанка всегда находилась при Майе и в играх, и в выполнении родительских поручений. Рядом так же обязательно присутствовал Барон. Сочетание сразу двух весьма любопытных, игривых и непредсказуемых животных при 10-летней девочке приводило всегда к весёлому «приключению» или неприятному казусу. Уйти Майе незаметно без «сопровождающих» даже в школу не получалось. Закрытые предусмотрительно бабушкой в сарае, они вскоре умудрялись выбраться, притупив бдительность старушки и догоняли свою любимицу у самой школы. А если уже опоздали и уроки начались, то продолжали ходить вдоль окон, пока не доберутся до её класса. При этом Барон заскакивал на высокую завалинку под окном и упорно глядел сквозь стекло на детей, отвлекая их от урока, пока Майя по просьбе учителя не отправляла его домой. Каштанка при этом сидела внизу, на завалинку не лезла, следила за действиями Барона, изредка удовлетворённо (или сердито) подтявкивала. Обратно домой бежали торопливо, без остановок кратчайшим путём, перепрыгивая через достаточно широкие канавки, лужи и другие препятствия. По окончании уроков они терпеливо ждали свою подружку у ближайшей развилки, где расходятся пути последних Маиных школьных попутчиков. Постоянной Маиной обязанностью был почти ежедневный поход после уроков в спецмагазин за покупкой на боны свежего хлеба, выпечку которого в дополнение к "карточным нормам" организовал директор в новой пекарне. Это была льгота от министерства добытчикам оловянного концентрата за их тяжёлый труд. Хлеба требовалось много, он был особо вкусный, хорошо пропеченный и охотно раскупался жителями на боны. Приезжим из соседних посёлков он не продавался, это привилегия для работников рудника. Своих знали, своих снабжали, доверяли и детям горняков. Буханка большая, пышная, ароматная, перед глазами превеликий соблазн немедленно обломать её, съесть тут же за порогом магазина. Бывало много нареканий от чьих-то родителей, что хлеба « не додали». Завмаг нашёл выход. Для особо «ненадёжных» или всегда «голодных» он создавал запас из свежих обломков припёка, образующегося на буханке на стыке верхнего края формы и верхней корки буханки. Они получаются во время выпечки всегда и обычно отваливаются сами. Набирается их достаточно много. Положишь такую загогулину в рот и от удовольствия млеешь, хрустишь ею или блаженно рассасываешь за щекой, что интереснее и процесс длительней, отчего весь путь домой твой рот постоянно «занят». Майя со своими прожорливыми четвероногими помошниками попала в категорию "ненадёжных" покупателей из-за симпатии завмага к её «сопровождающим». Он сам с ними сю-сюкал, совал угощеньица прямо в рот, а они, привыкнув к таким нежностям, стали выпендриваться перед ним специально. Каштанка становилась на задние лапы и кружилась, угодливо поглядывая весёлыми глазками в лицо благодетеля, а Барон суетился вокруг неё и немедленно бодал маленькими рожками, когда она опускалась на четвереньки, заставлял снова танцевать. Как только Майя получала газетный пакетик с горсточкой припёшек, они тотчас выскакивали на улицу и получали вознаграждение ещё и из этого пакета. Буханки оставались не тронутыми, все трое насыщались сполна этими хрустящими, неимоверно вкусными сухариками. Дорога до дома занимала минут 20-30. И все это время Барон нёс на себе два вьюка с четырьмя огромными буханками хлеба. Он шёл спокойно с деловым видом, не отвлекаясь ни на какие попутные мелочи. Каштанка бежала впереди, облаивая все встречные телеги, грузовики, чтоб не мешали шествию Барона. Так и завершался без потерь визит в магазин за хлебом. Иногда бабушка сама пыталась «эксплуатировать» козла, запрягала его в санки или тележку с маленькими колёсиками, чтобы привозить купленные товары из магазина. Но Барон своевольничал, не исполнял бабушкины команды, крайне неохотно, как упрямый ишак, двигался, да и то только за дополнительное угощение и за поводок. Хотя, запряжённый детьми в эти же сани или тележку, он с величайшим удовольствием лихо катал их по длинным дорогам посёлка. Ещё одной весёлой, но не безопасной забавой заразил нас Барон. На строительном пустыре лесного склада лежала огромная «гора» безобразно сваленных толстых не обработанных брёвен. По ним бегали мальчишки и девчонки, играя «в догонялки». На каком-то этапе к ним присоединился Барон, стал гоняться за ними, перескакивать с бревна на бревно. Отыскав «потерянного» как-то козла на этом складе, мы присоединились к беготне. Вместе с Майей в игру включилась Каштанка. Она не понимала смысла игры, просто старалась не отставать от Маиных ног, дополнительно создавая проблемы. Барон же был самым активным игроком, именно он задавал скорость игре. Он остервенело гонялся за убегающим, поддавал ему рожками под зад и переключался на другого. Бежать и прыгать приходилось, куда успеешь сообразить и пристроиться. Азарт неимоверный. Визг, хохот, мольбы о пощаде неслись с высоты. Бывали и падения, но, слава Богу, не существенные, без ран, только синяки да ссадины. Игра завлекала, тянула порезвиться каждый день. Конечно же, сбегались дети с соседних дворов. Как-то случайно нашей забавой заинтересовался дядя Володя, посмотрел, сердито покачал головой и строго запретил использовать козла, посоветовал держаться подальше от этой свалки, сказав, что если одно бревно сдвинется, вся куча тяжёлых стволов придёт в движение. Раздавит или покалечит всех! А Барона с тех пор перестали выпускать на свободное гуляние. Его привязывали к металлическому столбику на зелёной лужайке, чему он был не очень-то рад, привык к воле. Из-за этой беготни характер Барона стал заметно портиться. Он мог ни с того, ни с сего, боднуть проходящего мимо человека, даже у бабушки выбивал из рук кастрюльку или подойник с молоком. Стоял вопрос, что с ним дальше делать. Пустить на мясо – даже и речи быть не должно, продать желающим, тоже неизвестно что с ним сделают. Выход нашёл наш друг, фельдшер Усков. Он навёл справки, провёл переговоры и доложил: при руднике создаётся подсобное хозяйство по выращиванию овощей и зелени, есть животноводческое отделение, которому в дойное стадо коз нужен козёл-производитель. (Жених, то-есть, для всех коз!). Согласились! Весной после второй нашей зимовки в палатке Барона увезли. Провожать его собралась вся наша семья. Бабушка расцеловалась с ним, потихоньку перекрестила любимца, сунула в рот какую-то вкуснятину и долго махала рукой со всеми вместе, пока машина не скрылась за дальними домами. Майя не выдержала, разрыдалась, убежала в палатку. Уткнувшись в подушку своей кровати, долго тихонько плакала, пока не уснула тревожным, тяжёлым сном. 

                                                     Продолжение следует...