Эдуард Асадов - 1 Трусиха. Шар луны под звездным абажуром Озарял уснувший городок. Шли, смеясь, по набережной хмурой Парень со спортивною фигурой И девчонка - хрупкий стебелек. Видно, распалясь от разговора, Парень, между прочим, рассказал, Как однажды в бурю ради спора Он морской залив переплывал, Как боролся с дьявольским теченьем, Как швыряла молнии гроза. И она смотрела с восхищеньем В смелые, горячие глаза... А потом, вздохнув, сказала тихо: - Я бы там от страха умерла. Знаешь, я ужасная трусиха, Ни за что б в грозу не поплыла! Парень улыбнулся снисходительно, Притянул девчонку не спеша И сказал:- Ты просто восхитительна, Ах ты, воробьиная душа! Подбородок пальцем ей приподнял И поцеловал. Качался мост, Ветер пел... И для нее сегодня Мир был сплошь из музыки и звезд! Так в ночи по набережной хмурой Шли вдвоем сквозь спящий городок Парень со спортивною фигурой И девчонка - хрупкий стебелек. А когда, пройдя полоску света, В тень акаций дремлющих вошли, Два плечистых темных силуэта Выросли вдруг как из-под земли. Первый хрипло буркнул:- Стоп, цыпленки! Путь закрыт, и никаких гвоздей! Кольца, серьги, часики, деньжонки - Все, что есть,- на бочку, и живей! А второй, пуская дым в усы, Наблюдал, как, от волненья бурый, Парень со спортивною фигурой Стал спеша отстегивать часы. И, довольный, видимо, успехом, Рыжеусый хмыкнул:- Эй, коза! Что надулась?! - И берет со смехом Натянул девчонке на глаза. Дальше было все как взрыв гранаты: Девушка беретик сорвала И словами:- Мразь! Фашист проклятый!- Как огнем детину обожгла. - Комсомол пугаешь? Врешь, подонок! Ты же враг! Ты жизнь людскую пьешь!- Голос рвется, яростен и звонок: - Нож в кармане? Мне плевать на нож! За убийство - стенка ожидает. Ну, а коль от раны упаду, То запомни: выживу, узнаю! Где б ты ни был, все равно найду! И глаза в глаза взглянула твердо. Тот смешался:- Ладно... тише, гром...- А второй промямлил:- Ну их к черту! - И фигуры скрылись за углом. Лунный диск, на млечную дорогу Выбравшись, шагал наискосок И смотрел задумчиво и строго Сверху вниз на спящий городок, Где без слов по набережной хмурой Шли, чуть слышно гравием шурша, Парень со спортивною фигурой И девчонка - слабая натура, "Трус" и "воробьиная душа". Прямой разговор. Боль свою вы делите с друзьями, Вас сейчас утешить норовят, А его последними словами, Только вы нахмуритесь, бранят. Да и человек ли, в самом деле, Тот, кто вас, придя, околдовал, Стал вам близким через две недели, Месяц с вами прожил и удрал? Вы общались, дорогая, с дрянью. Что ж нам толковать о нем сейчас?! Дрянь не стоит долгого вниманья, Тут важнее говорить о вас. Вы его любили? Неужели? Но полшага - разве это путь?! Сколько вы пудов с ним соли съели? Как успели в душу заглянуть?! Что вы знали, ведали о нем? To, что у него есть губы, руки, Комплимент, цветы, по моде брюки - Вот и все, пожалуй, в основном? Что б там ни шептал он вам при встрече, Как возможно с гордою душой Целоваться на четвертый вечер И в любви признаться на восьмой?! Пусть весна, пускай улыбка глаз... Но ведь мало, мало две недели! Вы б сперва хоть разглядеть успели, Что за руки обнимают вас! Говорите, трудно разобраться, Если страсть. Допустим, что и так. Но ведь должен чем-то отличаться Человек от кошек и дворняг! Но ведь чувства тем и хороши, Что горят красиво, гордо, смело. Пусть любовь начнется. Но не с тела, А с души, вы слышите,- с души! Трудно вам. Простите. Понимаю. Но сейчас вам некого ругать. Я ведь это не мораль читаю, Вы умны, и вы должны понять: Чтоб ценили вас, и это так, Сами цену впредь себе вы знайте. Будьте горделивы. Не меняйте Золота на первый же медяк! Относительность. Ах, как все относительно в мире этом!.. Вот студент огорченно глядит в окно, На душе у студента темным- темно: "Запорол" на экзаменах два предмета... Ну а кто- то сказал бы ему сейчас: - Эх, чудила, вот мне бы твои печали! Я "хвосты" ликвидировал сотни раз, Вот столкнись ты с предательством милых глаз - Ты б от двоек сегодня вздыхал едва ли! Только третий какой- нибудь человек Улыбнулся бы:- молодость... люди...люди!.. Мне бы ваши печали! Любовь навек... Все проходит на свете. Растает снег, И весна на душе еще снова будет! Ну а если все радости за спиной, Если возраст подует тоскливой стужей И сидишь ты беспомощный и седой - Ничего- то уже не бывает хуже! А в палате больной, посмотрев вокруг, Усмехнулся бы горестно: - Ну, сказали! Возраст, возраст...Простите, мой милый друг, Мне бы все ваши тяготы и печали! Вот стоять, опираясь на костыли, Иль валяться годами (уж вы поверьте), От веселья и радостей всех вдали,- Это хуже, наверное, даже смерти! Только те, кого в мире уж больше нет, Если б дали им слово сейчас, сказали: - От каких вы там стонете ваших бед? Вы же дышите, видите белый свет, Нам бы все ваши горести и печали! Есть один только вечный пустой предел... Вы ж привыкли и попросту позабыли, Что, какой ни достался бы вам удел, Если каждый ценил бы все то, что имел, Как бы вы превосходно на свете жили! 24 декабря. Этот листочек календаря Особенным кажется почему-то. Двадцать четвертое декабря - День прибавился на минуту! Вчера еще солнце щурило глаз. Так, словно было на всех надуто. И вдруг улыбнулось. И день сейчас - Семь часов и одна минута! Минута. Ну что там она дает?! И света намного ли больше брызнет? Но эта минута — солнцеворот! Первый, радостный лучик жизни! По книгам старинным пришло рождество. Пусть так. Но для нас рождество не это, Есть более яркое торжество: В холодной зиме зародилось лето! И пусть еще всюду мороз и снег, Но тьма уже дрогнула, отступает… Припомни, ведь и с тобой, человек, Вот так же точно порой бывает… Вспомни, как тяжко пережил ты Недуг иль тоску, что бездонней моря, Потерю близкого, крах мечты - Короче: большое-большое горе. Казалось, ни жить, ни дышать нельзя, Что мрак навсегда в твою душу ляжет. Что кончились радости, смех, друзья, А сердце стало чернее сажи… Но время, не зря говорят, — река, А в ту же реку не входят дважды. И как твоя рана ни глубока, И как ни терзает тебя тоска, Но вспомни-ка, вспомни, как ты однажды Вдруг, слушая музыку, вновь постиг, Заметил, как мчатся над речкой утки, А где-то , пускай на короткий миг, Вдруг улыбнулся какой-то шутке. Пусть мир еще тесен, словно каюта. Печаль не исчезла и не прошла. И все-таки дрогнула в сердце мгла! День прибавился на минуту! А довелось ли тебе познать Любовь настоящую, но несчастливую, Сначала — большую, сначала — красивую, Потом — словно плеть: оскорбительно-лживую, Такую, что лучше не вспоминать?! И было обиду ни смыть, ни измерить. Казалось, все лживо: и мрак, и свет. Что честных людей уже в мире нет И больше нельзя ни любить, ни верить. И дичью казались любые страсти, Все ведь кругом для себя живут, А те, что кричат о любви и счастье,- Либо ломаются, либо лгут! И все же тоска не живет до гроба! Есть в жизни и мудрость и свой резон. Ведь человек не рожден для злобы, Он для хорошего в мир рожден, Помнишь, как вдруг ты светло проснулся? Нет, боль не прошла, не исчезла, нет! Но ты точно к людям вдруг потянулся, От доброй улыбки не отвернулся, А как-то тепло посмотрел в ответ… Нет, нет, спохватись, не смотри уныло, Себя не брани, не пугайся зря. Это в душе твоей наступило Двадцать четвертое декабря! Чувствуешь: беды отходят прочь, Сердце легким стучит салютом… Кончилась самая длинная ночь, День прибавился на минуту! Той, которая любит верно... Я, наверное, так любил, Что скажите мне в эту пору, Чтоб я гору плечом свалил,- Я пошел бы, чтоб сдвинуть гору! Я, наверное, так мечтал, Что любой бы фантаст на свете, Мучась завистью, прошептал: - Не губи! У меня же дети... И в тоске я сгорал такой, Так в разлуке стремился к милой, Что тоски бы моей с лихвой На сто долгих разлук хватило. И когда через даль дорог Эта нежность меня сжигала, Я спокойно сидеть не мог! Даже писем мне было мало! У полярников, на зимовке, Раз, в груди ощутив накал, Я стихи о ней написал. Молодой, я и сам не знал, Ловко вышло или не ловко? Только дело не в том, наверно, Я светился, как вешний стяг, А стихи озаглавил так: "Той, которая любит верно!" Почему на земле бывает Столько горького? Почему? Вот живет человек, мечтает, Вроде б радости достигает... Вдруг - удар! И конец всему! Почему, когда все поет, Когда вот он я - возвратился! Черный слух, будто черный кот Прыгнув, в сердце мое вцепился! Та же тропка сквозь сад вела, По которой ко мне она бегала. Было все: и она была, И сирень, как всегда цвела, Только верности больше не было. Каждый май прилетают скворцы. Те, кто мучился, верно знают, Что, хотя остаются рубцы, Раны все-таки зарастают... И остался от тех годов Только отзвук беды безмерной, Да горячие строки стихов: "Той, которая любит верно!" Я хотел их спалить в огне: Верность женская - глупый бред! Только вдруг показалось мне Будто кто-то мне крикнул:- Нет! Не спеши! И взгляни пошире: Пусть кому-то плевать на честь, Только женская верность в мире Все равно и была и есть! И увидел я сотни глаз, Заблестевших из дальней тьмы: - Погоди! Ты забыл про нас! А ведь есть на земле и мы! Ах, какие у них глаза! Скорбно-вдовьи и озорные, Женски гордые, но такие, Где все правда: и смех и слеза. И девичьи - всегда лучистые То от счастья, то от тоски, Очень светлые, очень чистые, Словно горные родники. И поверил я, и поверил! - Подождите!- я говорю.- Вам, кто любит, и всем, кто верен, Я вот эти стихи дарю! Пусть ты песня в чужой судьбе, И не встречу тебя, наверно. Все равно. Эти строки тебе: "Той, которая любит верно!" Телефонный звонок. Резкий звон ворвался в полутьму, И она шагнула к телефону, К частому, настойчивому звону. Знала, кто звонит и почему. На мгновенье стала у стола, Быстро и взволнованно вздохнула, Но руки вперед не протянула И ладонь на трубку не легла. А чего бы проще взять и снять И, не мучась и не тратя силы, Вновь знакомый голос услыхать И опять оставить все как было. Только разве тайна, что тогда Возвратятся все ее сомненья, Снова и обман и униженья - Все, с чем не смириться никогда! Звон кружил, дрожал не умолкая, А она стояла у окна, Всей душою, может, понимая, Что менять решенья не должна. Все упрямей телефон звонил, Но в ответ - ни звука, ни движенья. Вечер этот необычным был, Этот вечер - смотр душевных сил, Аттестат на самоуваженье. Взвыл и смолк бессильно телефон. Стало тихо. Где-то пели стройно... Дверь раскрыла, вышла на балкон. В первый раз дышалось ей спокойно. Мы решили с тобой дружить... Мы решили с тобой дружить, Пустяками сердец не волнуя. Мы решили, что надо быть Выше вздоха и поцелуя. Для чего непременно вздох, Звезды, встречи, скамья в аллее? Эти глупые «ах» да «ох»!... Мы серьезнее и умнее. Если кто-то порой на танцах Приглашал тебя в шумный круг, Я лишь щелкал презрительно пальцем – Можешь хоть на век с ним остаться. Что за дело мне? – Я же друг! Ну а если с другой девчонкой, Я кружился на вешнем ветру, Ты, плечами пожав в сторонке, Говорила потом мне тонко: - Молодец, нашел кенгуру! Всех людей насмешил вокруг. – И, шепнув, добавляла хмуро: - Заявляю тебе, как другу: Не танцуй больше с этой дурой! Мы дружили с тобой всерьез! А влюбленность и сердца звон... Да, для нас подобный вопрос Просто-напросто был смешон. Как-то в сумрак, когда закат От бульваров ушел к вокзалу, Ты прильнув ко мне вдруг сказала: Что-то очень прохладно стало, Ты меня обними... как брат... И обняв, я сказал, ликуя, Слыша сердца набатный стук: - Я тебя сейчас поцелую! Поцелую тебя... как друг... Целовал я тебя до утра, А потом и ты целовала. И целуя, все повторяла: - Это я тебя как сестра... Улыбаясь, десятки звезд Тихо гасли на небосводе. Мы решили дружить всерьез. Разве плохо у нас выходит? Кто и в чем помешает нам? Ведь ни где же не говорится, Что надежным, большим друзьям Запрещается пожениться? И от ныне я так считаю: Все влюбленности – ерунда, Вот серьезна дружба – Да! Я по опыту это знаю. Моя звезда. Наверно, так уж повелось от века, В народе говорится иногда, Что где-то есть порой у человека Далекая, счастливая звезда. А коль звезда по небу покатилась, В глубокой тьме прочерчивая след, То где-то, значит, жизнь остановилась И что кого-то в мире больше нет. Звезда моя! Прозрачно-голубая! Всю жизнь воюя, споря и любя, Как ты добра - я в точности не знаю. Но с детских лет я верую в тебя. Когда мне было радостно до боли При свете милых удивленных глаз, И в час, когда читал я в нашей школе На выпускном стихи в последний раз, И в час, когда шагал я с аттестатом В лучах надежды утренней Москвой, Когда я был счастливым и крылатым,- Ты в полный жар сияла надо мной! И в дни, когда под грохот эшелонов, Под пенье пуль, навстречу воронью, Я шел без сна в шинели и погонах Сквозь сто смертей за Родину мою, Когда я стыл под вьюгой ледяною, Когда от жажды мучился в пути, И в тихий час, и в самом пекле боя Я знал, что ты мне светишь впереди. Но так уж в мире, кажется, бывает, Что дальняя счастливая звезда Не всякий раз приветливо мигает И полным жаром блещет не всегда... И в том бою, когда земля горела И Севастополь затянула мгла, Ты, видимо, меня не разглядела И уберечь от горя не смогла. И вот, когда дыханье пропадает, Уходят силы, а сознанье - дым... Тогда для смерти время наступает, И смерть пришла за сердцем за моим. Да не сумела, не остановила. То ль потому, что молодость жила, Иль потому, что комсомольским было, Но только зря старуха прождала! Звезда моя! Я вовсе не стараюсь Всего добиться даром, без труда. Я снова сам работаю, сражаюсь, И все же ты свети хоть иногда... Ведь как порою нелегко бывает, Когда несутся стрелы мне вослед И недруги бранят не умолкая, Тогда сижу, курю я и не знаю, Горишь ты надо мною или нет! А впрочем, что мне недруги и стрелы! Звезда моя! Горячая звезда! Да, ты горишь! А если б не горела, Я не достиг бы счастья никогда! А я достиг... Чего мне прибедняться! Я знаю цель. Тверды мои шаги. И я умею даже там смеяться, Где слабый духом выл бы от тоски! Звезда моя! Ты тоже не сдаешься, Как я, таким же пламенем горя! И в час, когда ты, вздрогнув, оборвешься, Не скажут нам, что мы горели зря! И я мечтаю вопреки примете, Когда судьба нас вычеркнет навек, Пусть в этот миг родится на планете Какой-нибудь счастливый человек! Разрыв. Битвы словесной стихла гроза. Полные гнева, супруг и супруга Молча стояли друг против друга, Сузив от ненависти глаза. Все корабли за собою сожгли, Вспомнили все, что было плохого. Каждый поступок и каждое слово - Все, не щадя, на свет извлекли. Годы их дружбы, сердец их биенье - Все перечеркнуто без сожаленья. Часто на свете так получается: В ссоре хорошее забывается. Тихо. Обоим уже не до споров. Каждый умолк, губу закусив. Нынче не просто домашняя ссора, Нынче конец отношений. Разрыв. Все, что решить надлежало,- решили. Все, что раздела ждало,- разделили. Только в одном не смогли согласиться, Это одно не могло разделиться. Там, за стеною, в ребячьем углу Сын их трудился, сопя, на полу. Кубик на кубик. Готово! Конец! Пестрый, как сказка, вырос дворец. - Милый! - подавленными голосами Молвили оба.- Мы вот что хотим...- Сын повернулся к папе и маме И улыбнулся приветливо им. - Мы расстаемся... совсем... окончательно... Так нужно, так лучше... И надо решить, Ты не пугайся. Слушай внимательно: С мамой иль с папой будешь ты жить? Смотрит мальчишка на них встревоженно. Оба взволнованны... Шутят иль нет? Палец в рот положил настороженно. - И с мамой и с папой,- сказал он в ответ. - Нет, ты не понял! - И сложный вопрос Каждый ему втолковать спешит. Но сын уже морщит облупленный нос И подозрительно губы кривит... Упрямо сердце мальчишечье билось, Взрослых не в силах понять до конца. Не выбирало и не делилось, Никак не делилось на мать и отца! Мальчишка! Как ни внушали ему, Он мокрые щеки лишь тер кулаками, Понять не умея никак: почему Так лучше ему, папе и маме? В любви излишен, друзья, совет. Трудно в чужих делах разбираться. Пусть каждый решает, любить или нет? И где сходиться и где расставаться? И все же порой в сумятице дел, В ссоре иль в острой сердечной драме Прошу только вспомнить, увидеть глазами Мальчишку, что драмы понять не сумел И только щеки тер кулаками. Яшка. Учебно-егерский пункт в Мытищах, В еловой роще, не виден глазу. И все же долго его не ищут. Едва лишь спросишь - покажут сразу. Еще бы! Ведь там не тихие пташки, Тут место веселое, даже слишком. Здесь травят собак на косматого мишку И на лису - глазастого Яшку. Их кормят и держат отнюдь не зря, На них тренируют охотничьих псов, Они, как здесь острят егеря,- "Учебные шкуры" для их зубов! Ночь для Яшки всего дороже: В сарае тихо, покой и жизнь... Он может вздремнуть, подкрепиться может, Он знает, что ночью не потревожат, А солнце встанет - тогда держись! Егерь лапищей Яшку сгребет И вынесет на заре из сарая, Туда, где толпа возбужденно ждет И рвутся собаки, визжа и лая. Брошенный в нору, Яшка сжимается. Слыша, как рядом, у двух ракит, Лайки, рыча, на медведя кидаются, А он, сопя, от них отбивается И только цепью своей гремит. И все же, все же ему, косолапому, Полегче. Ведь - силища... Отмахнется... Яшка в глину уперся лапами И весь подобрался: сейчас начнется. И впрямь: уж галдят, окружая нору, Мужчины и дамы в плащах и шляпах, Дети при мамах, дети при папах, А с ними, лисий учуяв запах, Фоксы и таксы - рычащей сворой. Лихие "охотники" и "охотницы", Ружья-то в руках не державшие даже, О песьем дипломе сейчас заботятся, Орут и азартно зонтами машут. Интеллигентные вроде люди! Ну где же облик ваш человечий? - Поставят "четверку",- слышатся речи, Если пес лису покалечит. - А если задушит, "пятерка" будет! Двадцать собак и хозяев двадцать Рвутся в азарте и дышат тяжко. И все они, все они - двадцать и двадцать - На одного небольшого Яшку! Собаки? Собаки не виноваты! Здесь люди... А впрочем, какие люди?! И Яшка стоит, как стоят солдаты, Он знает: пощады не жди. Не будет! Одна за другой вползают собаки, Одна за другой, одна за другой... И Яшка катается с ними в драке, Израненный, вновь встречает атаки И бьется отчаянно, как герой! А сверху, через стеклянную крышу,- Десятки пылающих лиц и глаз, Как в Древнем Риме, страстями дышат: - Грызи, Меркурий! Смелее! Фас! Ну, кажется, все... Доконали вроде!.. И тут звенящий мальчиший крик: - Не смейте! Хватит! Назад, уроды!- И хохот: - Видать, сробел ученик! Егерь Яшкину шею потрогал, Смыл кровь...- Вроде дышит еще - молодец! Предшественник твой протянул немного. Ты дольше послужишь. Живуч, стервец! День помутневший в овраг сползает. Небо зажглось светляками ночными, Они надо всеми равно сияют, Над добрыми душами и над злыми... Лишь, может, чуть ласковей смотрят туда, Где в старом сарае, при егерском доме, Маленький Яшка спит на соломе, Весь в шрамах от носа и до хвоста. Ночь для Яшки всего дороже: Он может двигаться, есть, дремать, Он знает, что ночью не потревожат, А утро придет, не прийти не может, Но лучше про утро не вспоминать! Все будет снова - и лай и топот, И деться некуда - стой! Дерись! Пока однажды под свист и гогот Не оборвется Яшкина жизнь. Сейчас он дремлет, глуша тоску... Он - зверь. А звери не просят пощады... Я знаю: браниться нельзя, не надо, Но тут, хоть режьте меня, не могу! И тем, кто забыл гуманность людей, Кричу я, исполненный острой горечи: - Довольно калечить души детей! Не смейте мучить животных, сволочи!