Я выросла в семье, в которой любовь выражалась глаголами повелительного наклонения "поешь" и "надень". Я не жалуюсь и не хвастаюсь, я констатирую. Взрослые вокруг меня не практиковали тактильных объятий и поцелуев, не говорили друг другу ласковых слов. Им было важно, чтобы я была сыта, одета по погоде и делала уроки. 

Я не знала, что бывает иначе. Даже не догадывалась. И выросла в этом сценарии. Не зная, что любовь может быть синергией нежных слов и мягких объятий. При этом я была счастлива. Обычным детским счастьем. Детское счастье отличается от взрослого безусловностью и отсутствием анализа происходящего. Потому что весело. Потому что птичка. Потому что классики. Потому что солнышко. Я называю это «заряжена детством». Внутри постоянно – восторженные салюты. Потому что детство.

У будущего мужа другая история. Он долго не получался у родителей, а потом, уже на пике их отчаяния, вдруг получился. И родился маленький мальчик, пухленький купидончик, и на него вылилась лавина нежности. Мишенька купался в родительском любовании, был обласкан, зацелован, затискан. Он так и рос, залюбленным пупом земли, целых пять лет, а потом всё кончилось. Родился брат. Потоки нежности пошли в обход первенца.

Мишенька растерялся. Испытал стресс. Пытался понять, почему? Он плохо себя вёл? Сломал самосвал? Он больше так не будет… Родители были заняты выживанием, барахтались в тугих 90-х. Крохотная комнатка, двое маленьких детей – быт безжалостно выжирал молодость, время и силы. Целовали Мишеньку теперь иногда, по касательной, любовь проходила рикошетом от брата. Но все равно в семье был культ восхищения детьми и их успехами.

Еще через пять лет родилась сестра. В десять лет Мишеньке пришлось принудительно повзрослеть. Хорошо учиться, присматривать за братом, гулять с сестрой. И за взрослость - плата в виде хоть и мимолетной, но обязательной ласки, уставших маминых объятий, папиной руки, запутавшейся в вихрах давно нестриженной шевелюры.

Так Мишенька и рос, ощущая на контрасте дефицит любви, и, повзрослев, упрямо искал в девочках свою потерянную нежность. И тут судьба, словно насмехаясь, предложила ему меня. Я была одета в хмурость, закрыта от людей на все замки и щеколдочку. Миша брал штурмом. Прорывался. Завоевывал. Окружил заботой, оформленной в слова и действия. Я не стала выбираться из окружения – сдалась. Ослабила оборону. Разрешила себя целовать.

У Миши были серьёзные намерения. Он привел меня в родительский дом.

- Здравствуй, Оленька, - сказала мама. – Проходи. Мы с папочкой ждем вас с Мишенькой. Сейчас придут Ирочка и Коленька, и будем обедать.

Я была в недоумении. Я думала, что имя, как одежда, должно расти вместе с носителем. В 4 года можно носить ползунки, а к 20-тилетию нужно купить костюм. В детстве можно быть Оленькой, но к двадцати пора одеться в отчество. Почему Оленька? Потом поняла: эта семья - территория уменьшительно-ласкательных суффиксов. Тут все Оленьки, Мишеньки, Коленьки.

Я прошла в комнату. На стенах - дипломы и грамоты детей. Присмотрелась. За четвертое место. За пятое. За участие. Лауреат... Дети не побеждали в конкурсах, просто участвовали, но родители восторженно видели победу и в факте участия, и, аплодируя, вешали рамочки. Я опять удивилась. Мои грамоты за победы в Олимпиадах пылились в старой папке с ненужными документами. Мои победы не были культивированы, они были упакованы в пыль. Меня очень боялись перехвалить, и на всякий случай, не хвалили вообще. А вот растут трое перехваленных, и ничего, вроде, нормальные, не зазнавшиеся, вполне себе перспективные дети.

«Надо же, бывает по-другому!» - подумала я, впервые усомнившись незыблемости моего сценария.

Мы с Мишей стали жить вместе. Он поминутно говорил, что я - красивая. Я раньше как-то не задумывалась, красивая я или так, обычная. А тут... Он не мог пройти мимо, чтобы не выразить свой восторг, смотрел с восхищением, подходил обнять, не веря своему счастью обладания. «Наверное, я и правда красивая», - подумала я, озадаченно глядя на себя в зеркало, и усилила эффект каблуками и мини. Чтобы подчеркнуть.

Он говорил, что я талантливая. Я подозревала, что он прав, но пока ощущала всё пунктиром, не точно. Мишу же приводил в восторг любой продукт моего творчества. Стихи, статьи, танцы, песни. Ну, первые три пункта – ладно. Но вот песни. У меня нет слуха. Категорически. Я заподозрила мужа в субъективности. Но уже не спорила. Да, талантливая.

Он говорил, что ему со мной повезло. Что "спасибо, что выбрала его". Я ежедневно привыкала к мысли, что я - звезда. Что мое призвание - светить. А его - аплодировать мне. Это хорошая мысль, к ней удобно привыкать. Она мягкая, приятная телу и душе. Я плыла по жизни в коконе чужого восхищения.

Мне и в голову не приходило, что Миша тоже нуждается в моих аплодисментах. Ждет их и надеется. Зачем? Звезды не аплодирует зрителям... Без нежности и ласки вполне можно жить. Я же жила! Первые 20 лет… Я не знала, что любовь нужно зеркалить и возвращать сторицей. Образно говоря, в ответ на "Я тебя люблю", нужно ответить хотя бы "Я тоже", а не "Я знаю". А в ответ на "Ты красивая" нужно сказать: "Это ты красивый!", а не "Да, спасибо!"

Шли годы. Муж отчаялся ждать. Аплодисментами стер ладони в кровь. Аплодисменты стали утихать.Я к тому моменту признала в себе звезду. Поймала талант за руку. Сформулировала. И очень удивилась, почему муж вдруг стал хандрить, прыскать раздражением. Рядом с ним живет звезда! Она выбрала его! Что еще надо? Я отчитывала его скандалами за ослабленное восхищение. Давай-ка поактивней там, видишь, я расправила крылья, лечу, скажи мне, как хороша я в полете, что молчишь? Но он терял интерес к аплодисментам. Стал посматривать на другую сцену.

Дома звезда ходит в халате и ест куриную ножку прямо из кастрюли. Как бы снимает образ в прихожей и надевает перед выходом. И где-то там, на жизненной сцене, стоит, раскинув руки, и отдает энергию. А домой приползает уставшая и разряженная. А муж должен обогреть, отлюбить, зарядить. Принести чай, укрыть одеялом, сказать: "Боже, какая же ты невероятная!" А за это – плата в виде халата и куриной ножки.

Миша понял, что ошибся. Что я не находила его потерянную нежность, и не смогу ее вернуть.

Однажды я, красивая, умная и талантливая, пришла домой и услышала пустоту. Никто не хлопал и не заваривал чай. Никто не приготовил бензин восхищения – залить в мой бензобак таланта. И в этот момент я поступила как настоящая женщина. Я - обиделась. Как он мог? Неблагодарный, безответственный человек. А говорил, что любит. Лжец. Я испытывала злость. И желание отомстить. Отомщу-ка я ему своим успехом

Он будет идти по улице и на каждом столбе видеть мои афиши. По радио –анонс моего выступления. Он включит телевизор – а там я. И он станет кусать локти и проситься назад. Но я не пущу. Я гордая. Я не прощаю предательства!

Шло время. Я упала навзничь в глухую депрессию. Пустой бензобак отказывался творить без дозаправки. Не пелось, не писалось, не танцевалось.

Только лежалось лицом в подушку. Страдалось. Хандрилось. Я вдруг заметила своего мужа. Услышала. Потерявши - заплакала.И стала кусать локти и проситься назад...

Я научусь, обязательно научусь нежности. Я буду возвращать ее тебе порционно, только дай мне этот кредит доверия. Я обещаю, это будет прекрасная кредитная история, со своевременностью каждого платежа. И я стала учиться любить своего мужчину. Восхищаться. Боготворить. Оформлять свою любовь в слова и поступки. В смс-ки, объятья, вязаные свитера. В утренний горячий кофе, в укрывание его, заснувшего, пледом, в замечание его настроения. В "ешь, всё готово", в "дай, я поглажу", в "нет, лучше галстук". В "ТЫ САМЫЙ ЛУЧШИЙ".

И тогда всё получится. И найдется потерянная нежность, и приумножится, и отольется дивидендами в счастливых глазах наших детей, которые растут в правильном жизненном сценарии, и, повзрослев, подарят любовь своим половинкам, и родят новых счастливых детей.

И концентрация счастья вокруг стихийно увеличится. И люди станут друг другу улыбаться. Потому что весело. Потому что птичка. Потому что классики. Потому что солнышко...

 

http://www.omind.ru/1506-i-storija-odnoi-zheny.html