Певец «Белой богини» Роберт Грейвз (1895 - 1985) пошел на Первую мировую добровольцем

  Волей-неволей слышишь в последнее время, как историю наших дней сравнивают то с одним, то с другим историческим периодом. Нередко – военным. Конечно, подобного рода сравнения – дело скорее политологов и футурологов, но даже и тот, кто наглухо закрыл глаза и уши и отчаянно пытается не открывать их, не может не заметить: что-то происходит. Что-то случается в мире вообще и в европейском пространстве в частности – случается у нас на виду, средь бела дня. «Сегодня земля дымится», – писал Карло Ступарич в 1916. Дымится земля и спустя без малого век. Вернее всего оценить происходящее поможет только время – и мы не раз убеждались в этом, как и в том, что тяжелые исторические периоды настойчиво просят нас оглянуться, посмотреть, как это было (так или иначе идея разрушения со временем глобально не меняется, различны только средства), и, может быть, что-то понять. А, может, нет. Но попытаться стоит. К тому же и дата соответствующая – 100 лет с начала Первой мировой или «великой», как эту войну называли до 1939. 

  Хроника, исторические материалы, фотографии, шаржи, листовки, картины – все сейчас в той или иной степени доступно. Куда как сложнее – и оттого интереснее – обстоит дело с литературным, а вернее сказать, письменным портретом войны.   Попытку художественного осмысления войны предлагает в рубрике «Литературный гид» номер журнала «Иностранная литература» за август этого года. Впрочем, месяц и год не так важны: этот номер вряд ли утратит актуальность – в нем собран по-настоящему ценный материал, начиная от редких фотографий 18–19-летних Роберта Грейвза, Зигфрида Сассуна, Джузеппе Унгаретти и других авторов, добровольцами бросившихся во фронтовую мясорубку, до самих текстов, иной раз несколько наивных в стилевом отношении, но наполненных таким опытом, какого не заменят никакие литературные изыски.

  Чего стоит одна только глава из книги Роберта Грейвза «Со всем этим покончено» в переводе Елены Ивановой и с предисловием Ларисы Васильевой. Это прямое честное высказывание, написанное практически с документальной точностью, с подробным описанием реалий войны, и в то же время тонко и иронично. После этой публикации многие по-новому посмотрят на творчество Грейвза, известного в России в основном как автора романа «Я, Клавдий» и мифологического трактата «Белая богиня». В конце главы Грейвз пишет о своем тяжелом ранении, узнав о котором, Зигфрид Сассун создал стихотворение «Мертвому, тебе», полагая, что его друг Роберт убит. Это стихотворение, как и два других хрестоматийных у Сассуна, есть в августовском «Литгиде»  «Иностранки».

Зигфрид Сассун (1886-1967) в форме полка Королевских уэльских фузилёров

Я одного солдата знал,
Он был веселый зубоскал
И ночью в крепком сне храпел,
А утром с жаворонком пел.

Зимой, застряв в грязи траншей,
Без рома, среди крыс и вшей,
Он пулю в лоб себе пустил.
Никто о нем не говорил.

О вы, бегущие толпой
Приветствовать военный строй,
Не дай вам бог попасть в тот ад,
Где молодость и смех громят.

Зигфрид Сассун

перевод: Михаил Зенкевич

  Так называемая окопная поэзия англичан и – в более широком контексте – разноязычная многоголосая поэзия Первой мировой по-прежнему остается во многом terra incognita, необъятным пространством для историков литературы и прежде всего переводчиков. В аспекте исторического переводческого опыта «Литгид» предлагает читателю несколько русских версий самого известного стихотворения Руперта Брука (и без преувеличения – «визитной карточки» окопной поэзии) – «Солдат». Кроме текстов современных переводчиков опубликован и знаменитый перевод Владимира Набокова. Есть что сравнить и над чем подумать.

  Стоят упоминания и остальные поэтические подборки-открытия «Литгида». Немцы в переводе Алеши Прокопьева, итальянцы в интерпретации Петра Епифанова, Ольги Поляк (прозаические фрагменты Паоло Монелли) и классика Евгения Солоновича. Он представил целую плеяду итальянских поэтов.

  С исторической точки зрения интересна трагическая фигура венгерского поэта Гезы Дёни. О нем пишет Юрий Гусев, иллюстрируя рассказ самым известным стихотворением автора: «Пусть хотя бы на день». Юрий Гусев знакомит нас также и с пьесой Гезы Сёча, современного венгерского поэта, прозаика и драматурга, «Распутин: миссия». Главные действующие лица, помимо Распутина, Николай II, Георг V, король Великобритании, Вильгельм II, император Германии и Франц Иосиф I, император Австрии и король Венгрии. Взгляд Сёча на историю интересен еще и тем, что автор прославился как борец с диктатурой Чаушеску, оппозиционер и защитник прав человека.

  Объемным получился польский раздел со вступлением переводчика Виктора Костевича о судьбе Польши в войне – попытка восстановить некоторую историческую справедливость: про поляков, пишет Костевич, как-то все всегда забывали в контексте Первой мировой. Здесь хочется добавить, что поляки не одиноки в своем военно-поэтическом забвении. Бесконечно мало мы знаем также и о сербских стихах этого периода. Своих переводчиков ждут как тексты участников сербской кампании, так и народные песни и поэтические рассказы.

  Внимание любителей исторических фактов и расследований хочется обратить на повесть современной писательницы Майлис де Керангаль «Ни цветов, ни венков» (перевод с французского Марии Липко). В ней рассматривается знаменитое и «темное» дело о пассажирском корабле «Луизитания», затонувшем в результате нападения немецкой подлодки.

  Обязательно хочется рекомендовать к прочтению фрагмент книги Веры Бриттен (1893 - 1970) «Заветы юности» (перевод Антона Ильинского, вступление Бориса Дубина). «Это вещь строго документальная. К тому же написана не о фронте, а о тыле. И, наконец, создана женщиной и посвящена во многом именно миру женщин». Книга Веры Бриттен неоднократно переиздавалась, экранизировалась на родине писательницы, по ее письмам и стихам даже был поставлен балет Gloria. Тем не менее девятая глава из «Заветов юности», вышедшая в номере, – это первая публикация Веры Бриттен на русском языке.

  Читаешь все эти тексты – разноязычные, разноплановые – и понимаешь, насколько они едины в самом главном и самом страшном (ничто не объединяет с такой силой, как трагедия) – едины в том, что составляют уникальную литературную летопись войны, преподносят нам урок, который мы учили, но, судя по современным событиям, так и не выучили.

http://www.ng.ru/ng_exlibris/2014-11-06/5_strokina.html

12.11.2014 Великобритания. Генерал лорд Дэннет зачитывает списки погибших во время Первой мировой войны — в Лондоне завершилась установка инсталляции художника по керамике Пола Камминса и сценографа Тома Пайпера, посвященной павшим. Инсталляция размещена рядом с лондонским Тауэром и представляет собой 888 246 керамических маков, которые устанавливали с 5 августа по 11 ноября. Каждый мак — дань памяти одному из погибших в Первой мировой войне. Когда инсталляция будет демонтирована, любой желающий сможет купить один из маков за 25 евро. 

Почему красный мак стал символом Дня памяти? Много красных маков появилось в Западной Европе после наполеоновских войн. Эти цветы были практически единственной растительностью на голой разрушенной земле. Те же красные маки в большом количестве росли и на полях сражений после Первой мировой. 

Красный мак в качестве символа павших на полях сражений увековечил канадский военный врач Джон МакКрай в поэме «На полях Фландрии». Мак был принят в качестве символа Королевским Британским Легионом после его создания в 1921.

Святослав Зеленский   http://www.vokrugsveta.ru/photo_of_the_day/215766/