Мне очень понравилось это виртуальное интервью Маргариты Кононовой от 17 марта 2012 года. Я решила его напечатать. Интервью большое по содержанию, пришлось разделить на две части, немного его приукрасив. В поcледнее время мне очень редко попадаются интервью с Валерием Леонтьевым, которые меня хоть чем-нибудь бы зацепили. И я сказала себе, хватит ворчать, ты можешь сама сделать интервью, которое тебя бы устроило. И сегодня я могу воспользоваться без всяких угрызений совести компиляцией как самым востребованным методом современной журналистики и сделать себе подарок по случаю наступающего Дня рождения Кумира. И вот я его (интервью) слепила из того, что было, а потом, что было, то и... прочитала. - Вы себя любите? Вот говорят, нужно себя любить… - Пожалуй, нельзя сказать, что каждую минуту я себя люблю и за каждый поступок оправдываю. Конечно же, нет. И часто мне напоминают об этом друзья: «Ты себя не любишь! Куда ты прешься, больной?» Ведь пока у меня на градуснике не дойдет до 39 градусов, я считаю, что я здоровый, – и вперед, работать, потому что ставлю во главу угла интересы публики, а себя, когда дело касается здоровья, совершенно не щажу и не люблю. А надо бы себя любить, пора уже. - Зато вы не курите, не употребляете алкоголь… - Употребляю! Очень даже могу употребить. Просто надо знать место и время, когда это можно делать. А то, что не курю, это правда. Сорок лет курил, а потом бросил в один день. Сам себе сказал – все, с 2006 года. Тогда как раз началась антиникотиновая кампания. Курильщики, особенно в Америке, были поставлены в столь невыносимые условия, что чувствовали себя людьми третьего сорта. Мне это надоело, тем более, я увидел, сколько людей бросили, и бросил сам. Хотя сейчас замечаю: идет послабление, уже и экранные герои у них начали покуривать. Но я не буду. - Ну, хорошо, вы не курите, в спортзале смоделировали прекрасную фигуру, как у античной статуи. Это все от любви к себе или от любви к профессии? - Да ничего я не моделировал! Просто маме с папой спасибо. У меня нет возможности сидеть в спортзалах. Вон дома под лестницей один несчастный тренажер стоит, на нем я иногда что-то делаю. И больше из любви к профессии. Себя-то я переживу в зеркале любым, надо, чтобы публика не плевалась. Просто я считаю, что артист не может и не должен быть свиньей на сцене, на него должно хотеться смотреть. Поэтому и держу себя в определенных рамках веса, объема. - И как вы добиваетесь этих определенных рамок? - Ночевать надо в спальне, а не у холодильника! (Смеется.) Основательно ем я один раз в день – вечером после концерта. А в течение дня то кофе, то яичко вареное, то яблоко, то виноград. Перехватил – и ладно. - А вы в кого из семьи такой кудрявый? - Это у меня от матери. Как, кстати, и голос. Моя мама — украинка, она очень хорошо пела, у нее было такое сильное, пронзительное сопрано. - Сейчас-то вьющиеся волосы — часть вашего образа. А вот в детстве, наверное, из-за них настрадались. - В детстве я как раз не страдал. Потому что до шестнадцати лет волосы у меня были прямые. Это случилось однажды летом. Утром мы с пацанами, как обычно, пошли купаться на Волгу — мы тогда жили в Юрьевце Ивановской области. Искупались, вылезли, а когда обсохли, я заметил, что мои волосы стали завиваться. Сначала я думал: да и бог с ним. Но со временем положение стало усугубляться, волосы пошли волнами, а потом так скрутились! Вот тогда уже меня по этому поводу стали доставать. А я стал пытаться их выпрямить. Даже спать ложился: намочу их, расчешу гладко, туго завяжу полотенцем. К утру они распрямлялись, а к вечеру — опять скручивались в кольца. Я расстраивался. Но потом понял: мои волосы — это хорошо! А став артистом, понял: это очень хорошо! - И как же вы однажды все-таки решились расстаться с таким роскошеством? - Дело было в начале июня. Я взял ножницы и сделал вот так (показывает), вырезав себе немалую лысину. - Для чего же? - Надоело! - Дошли слухи, что это еще драматичнее происходило. Якобы Леонтьев прилетел на Майами и, не входя в свой дом (чтобы не видеть зеркало!), взял ножницы и на пороге сам себя обкромсал... - Нет, в дом я все-таки вошел. Но, действительно, первое, что сделал, - взял ножницы и отрезал все, что в руку поместилось (смеется). - Не смотрясь в зеркало? - Не смотрясь! А потом Люся взяла машинку и срезала все, что оставалось. У меня две причины было: надоел до смерти сам себе, и еще очень жаркое лето. Можно эти причины местами поменять. Ну ничего, по крайней мере, отрастет на голове что-то новое, такой вот дискошарик 70-х. - Но это же был экзальтированный поступок! Прямо на пороге дома, не смотря в зеркало... - А это чтобы не рассуждать и не мучиться: делать - не делать, стричься - не стричься. Взял - обстриг. Зато теперь растут быстрее предполагаемого (улыбается). Но я понял, что на сцене работать с короткой прической никогда не буду. Больше не хочу лишать себя пышного, богатого реквизита. - И все это из любви к профессии? А вопрос-то изначально был о любви к себе. - А вот здесь я отвечу, что скорее нет, чем да. У меня есть основания себя не­долюбливать... - Если не секрет, какие именно? - Не понимаю, с какой стати я должен колоться — ко­паться в себе, заниматься самобичеванием, рассказывать на страницах прессы, что во мне плохого, а что хорошего? Вы это сделаете и без меня. - Если я правильно понимаю, вы хотите, чтобы публика воспринимала Леонтьева как некоего иллю­зорно — романтического героя, и боитесь: едва будут обнародованы реальные факты вашей жизни, этот образ померкнет? - В миру я тот же, что и на эстраде, просто существуют как бы две ипостаси одного человека. Как правило, так про­исходит у каждого артиста. То, что недоделываешь в жиз­ни, не можешь выразить в рутине быта, реализуешь на сце­не. Именно здесь проявляется твоя истинная личность. - Считаете ли вы себя интеллектуально развитым человеком? - В контексте среды, в которой существую, думаю, да. - А могли бы сказать о себе: «Я — нормальный че­ловек, нормальный мужик, такой, как все»? - Наверное, нет, это было бы слишком самонадеянно. Понятие нормы очень расплывчато. С точки зрения обыва­теля — человека, не имеющего ни отношения к нашей про­фессии, ни понятия о нашем образе жизни, — многое во мне может показаться неприемлемым. То, что для нас в по­рядке вещей, людям, далеким от сцены, от музыки, от ис­кусства, представляется просто дикостью. Поэтому и не пытаюсь заявлять; дескать, вполне обыкновенный. Для своих — нормальный, для некоторых — сумасшедший. - Возвращаясь к теме ваших поклонников и по­клонниц, хочу задать вопросы, которые наверняка волнуют даже самых спокойных, уравновешенных по­читателей: «С кем он живет? Кого предпочитает?» - Выразителями этого интереса стали сегодня «акулы пера». Если журналист не полезет под одеяло к звез­де — он просто распишется в собственном непрофессио­нализме: говорить — то практически больше не о чем! Я под одеяло никого не пускаю... Обидно, да? - А почему не пускаете? По каким — то принципи­альным соображениям или из чувства противоречия? - Дескать, все это нынче делают, а я не буду...Мне кажется, каждый человек чувствует опреде­ленный дискомфорт оттого, что к нему в постель лезет кто — то третий. Естественно, в том случае, когда третий в крова­ти — лишний. - А вам не приходило в голову, что, выходя на сце­ну, уже обрекаешь себя на публичное существование и, соответственно, на всесторонний — в том числе и по­стельный — интерес к своей жизни? - Конечно, я знаю, что это моих поклонников интере­сует, но и они должны понимать: я на эстраде не для того, чтобы рассказывать о том, как я решаю свои сексуальные проблемы. Я там по другому поводу нахожусь! - Сегодня вас с радостью возьмет в свои ряды любой эстрадный клан, любой фестиваль, любая телепрограмма. И тем не менее в каком-то смысле Вы продолжаете на эстраде оставаться «белой вороной»... - Да, многие журналисты утверждают, что мне удается находиться в сторонке от происходящего… - Точней, над происходящим, выше! -Спасибо! Вы сказали: выше, а я сказал: в сторонке. Но суть не в этом, а в том, что я не знаю, почему так происходит, я специально никак не упираюсь, просто делаю то, что мне представляется интересным, нужным. Вот так себя вижу в этом деле. Может быть, поэтому в сторонке и нахожусь, может быть, поэтому «не ко двору». Раньше был буквально «не ко двору» – не пущали, не велено было. А сегодня как бы эстетически не ко двору. - Вы всячески избегаете тусовок, ведя линию на полную суверенность. Вы делаете это сознательно? - Конечно. У меня нет уверенности, что необходимо постоянно – утром, вечером и в обед – показываться народу. Скажем, по телевизору. Есть категория артистов, которые могут позволить себе сделать паузу. И в общении со средствами массовой информации, и вообще. Мне хотелось бы надеяться, что я принадлежу к этим артистам. - Часто ли отказываетесь от предложений прийти на ТВ? - Часто. Как правило, от всевозможных ток-шоу, где нужно пожарить яичницу или высказать свое отношение к какому-то событию, которое меня вообще не касается и не волнует. Было бы интересное предложение! Вот как-то снялся в новом ТВ-цикле «Цена успеха» с Ангелиной Вовк. Эта программа о профессии, о жизни, все вполне конкретно, а значит, мне интересно. - А если зовут в программы политические, социальные, просят высказаться по острым вопросам? - Честно говоря, не тянет… Одно время часто звали в такого рода передачи, сейчас, к счастью, перестали. - Вы еще и сборные концерты не жалуете… - В сборных концертах я участвую очень редко, по случаю праздничных дат. Я предпочитаю работать сольно. В таком случае я сам себе хозяин, сам отвечаю за Дело. Создаю свою атмосферу, навязываю свои правила игры. А за несколько минут в сборнике не успеваешь кайф поймать. - В так называемом свете вы практически не появляетесь, личную жизнь не афишируете, во время сборных концертов проводите время преимущественно в гримерной, почти не выходя в закулисные коридоры. Такая обособленность не тяготит вас сегодня, не доставляет какого-то внутреннего дискомфорта? - Напротив, это очень хорошо. - И в хит-парадах вас не увидишь. - Да, мне тут недавно показали один хит-парад и заметили, что меня в нем нет. Мол, нужно исправить ситуацию. - Вы хотите сказать, что вас не беспокоит то, что последнее время Ваше имя не появляется в хит-парадах? Или Вы чувствуете себя мэтром, и Вам это не важно? - Я никогда, ни в прежние годы, ни сегодня, не считал, что моя фамилия обязательно должна мелькать в хит-парадах. Может быть, я и не прав, но я не придаю этому слишком большое значение. Я придаю значение тому, чтобы зритель, уйдя с концерта, чтобы даже еще идя на мое представление, знал, что Леонтьев – это всегда надежно, что это будет наверняка хорошо. А хит-парады… Это вообще сложная проблема и достаточно широкая, потому что она вплотную стыкуется с понятием вкуса. Когда я читаю списки зарубежных лидеров, получается, что знаю практически всех. Когда смотрю наши рейтинги, теряюсь, поскольку в половине случаев не понимаю, о ком идет речь. Я телевизор не смотрю, отчасти из-за того, что не желаю вторжения в свою жизнь той музыки, которой обдалбливают сегодня нашего зрителя. Не хочу этого слышать. Я человек восприимчивый и, если долго начну смотреть ТВ, не дай Бог, стану делать то, что мне показывают. - Удивительное дело: на радио вас почти не слышно, но аншлаги собираете по всей стране. Чем объяснить такой парадокс? - На радио меня мало только потому, что ни рубля, ни цента я за эфиры никогда не платил, чем, как известно, не гнушаются многие мои коллеги по цеху. Все новое, что у меня появляется, я просто рассылаю по радиостанциям, а там решают, что с этим делать: ставить в эфир или нет? Почему редко «звучу»? Может быть, потому что законодателем моды и вкуса стал с некоторых пор так называемый формат? Понятие, изобретенное неведомо где и кем. Согласно этому неосязаемому формату сегодня и решается, какой песне надлежит быть в эфире, а какой - ни в коем случае. Но, по моему глубокому убеждению, настоящий артист всегда «не формат», он всегда оригинален. Если он личность, то интерес публики ему обеспечен надолго. Формат? Это угода сиюминутным вкусам, он печется, как блины. Идет напор молодых продюсеров, которые и занимаются подобной «кулинарией». Как-то целый месяц подряд слушал "Русское радио" и был неприятно удивлен - меня ни разу не поставили. Пришлось самого себя успокаивать: "Я - хороший артист. Сменятся время, радио, номенклатура, фактура. И сколько раз это уже было... Не грусти. Не обижайся". geniavegas