verbava все записи автора Анджела Картер – Любовь

Деверь однажды преподнес ей набор порнографических открыток. Аннабель рассеянно приняла подарок, даже не оказав деверю чести задуматься о сложных мотивах такого подношения, и одну за другой рассмотрела картинки с каким-то отстраненным любопытством. Угрюмая размалеванная девица, основное действующее лицо (туловище и ноги затянуты в черную кожу, промежность оголена), безразлично таращилась в объектив, словно говоря: ну и наплевать, что мне в каждую дырку чего-то понапихали; своим непристойным делом она занималась без наслаждения и без отвращения, скорее с абстрактной точностью геометра, так что все эти ничем не приукрашенные сочетания гениталий – сама противоположность эротике – выглядели холодными, как Россия в глухую морозную ночь.

***

Ему нравилось устраивать вечеринки, ибо он постоянно надеялся, что, если в одном месте пересекается столько людей, непременно должно произойти что-нибудь ужасное.

***

Движения у нее были колючие, угловатые и грациозные; откуда ему, такому юному, было знать, что он станет мальчишкой-спартанцем, а она – лисицей под его туникой и выгрызет ему сердце?

***

Женщина эта была лет на пять старше Ли, и он испытывал к ней некое насмешливое расположение, хотя связь продолжал только потому, что был уверен: он для нее ничего не значит, их взаимный опыт пересекается совершенно абстрактным образом, а индивидуальностей друг друга они не признают. Изящная угрюмая брюнетка, мать троих детей. В ней чувствовалось наждачное качество хронически несчастной женщины, и она третировала юного любовника, которого завела из вредности и скуки, с неистовым презрением, если не брать во внимание отдельных мгновений всепоглощающего неспокойства, когда она льнула к нему после соития. «Это как трахаться с женской страницей „Гардиан“», – сказал он Баззу, но ни с кем другим о ней никогда и не заикался – не столько из порядочности, сколько от безразличия.

***

Он испытывал определенное удовольствие от того, что совокуплялся с супругой человека, учившего его этике.

***

В очень нежном возрасте Ли обнаружил, что с помощью своего ассортимента улыбок может управлять людьми, и вскоре научился этим облегчать себе жизнь, потому что ему нравилось жить легко; именно такую жизнь он и называл счастьем. Он выбрал улыбку предполагающую и поощряющую; улыбка щелчком встала на место – так гладко, что можно было бы поклясться: Ли распахнул всю свою душу.

***

Ли вздохнул. Сейчас он не способен оценить оттенков смысла. Дверь может быть либо открыта, либо закрыта, и люди в общем и целом говорят то, что хотят сказать.

***

Она начала рисовать серию его портретов. Первый – наутро после их первой настоящей ночи вместе, когда некие клятвы лишь подразумевались; на этом рисунке он походил на золотого льва, слишком кроткого даже для того, чтобы питаться мясом. В последующие годы она вновь и вновь рисовала и писала его в стольких разных обличьях, что он в конце концов вынужден был уйти к другой женщине, чтобы понять, как же выглядит его настоящее лицо.

***

Проснувшись среди ночи, она иногда видела замерших на потолке белых птиц, вероятно – альбатросов; если не удавалось точно разглядеть их контуры, птицы ужасали ее еще больше, а никакого успокоения от человека, спавшего с нею рядом, не было – он, несомненно, тоже в кого-то превращался, в какую-то иную тварь. Она недвижно лежала под одеялом, прислушиваясь к угрожающим раскатам его дыхания, и не смела протянуть руку и коснуться его, боясь ощутить под пальцами кожистые складки драконьего крыла.

***

«Поступай правильно, потому что это правильно», – подумал Ли, однако девиз абсолютно не помог, ибо подразумевал лишь вопрос о природе правильного.

***

Я – мальчик-спартанец, но у меня под туникой нет лисы, там только мое сердце, и оно жрет само себя.

***

Он мог бы и догадаться, что жизнь ее будет кратка и трагична, ибо лицо Аннабель с самого начала было слепым – как у тех, кому суждено умереть молодыми, а потому видеть жизнь им, по большей части, вовсе не обязательно; но моральный императив – любить ее – оказался сильнее его ощущений, и естественная жажда счастья убедила его, по крайней мере вначале, что такие интуитивные предчувствия неоправданны.

***

Теперь, зная, что идти ему некуда, он передвигался с большей решимостью и гораздо большим высокомерием.

***

Ли объявился в клубе раньше, чем Аннабель ждала его, и она смутилась; даже спряталась за пластиковым деревом, чтобы посмотреть, каков он, когда сам по себе, ибо в последнее время она иногда задумывалась, существует ли он вообще, когда ее нет рядом и некому проецировать на него ее представление о нем.

***

Ей казалось, что Ли насильно подверг ее чудовищным крайностям страха, боли и страсти, которые теперь, когда между ними все кончено, кажутся воспоминанием о полете на далекую планету; ей требовалось лишь чуточку уверенности в том, что путешествие не было пустой тратой времени, ибо то, что произошло с ней, для нее было важно, только она не имела ни малейшего понятия, что это все могло означать.

***

Они поддавались своему воображению слишком часто и чересчур много, а потому истощили все возможности. Они обнимали фантомы друг друга, и в тайном уединении каждый лелеял изысканнейшие удовольствия, но таким знатокам нереальности, как они, невыносимо чувствовать грубую тяжесть, дурной запах и спелый вкус настоящей плоти. Осуществлять фантазию – всегда опасный эксперимент; они предприняли его слишком опрометчиво, и он не удался, но Аннабель пострадала сильнее – ведь это она пыталась убедить себя, что жива.

***

В белесой тени готической башни он рухнул на скамью и зарылся лицом в ладони. Но не чувствовал ничего, кроме отсутствия всяких чувств, а именно это и есть отчаяние.

***

Утонченное удовольствие охватило ее, когда послышалось первое слабенькое шипение газа, врывающегося в комнату. Аннабель знала, что потребуется немало времени, но, подобно Офелии, с радостью отдалась течению реки – легкая и безвольная, словно бумажная лодочка. Записок или писем она не оставляла, ни страха, ни боли не чувствовала – теперь она была довольна. Ни на миг не задумалась она о тех, кто любил ее, не пожалела их, ибо всегда считала их лишь гранями той себя, которую сейчас собиралась уничтожить, поэтому в каком-то смысле забирала их с собой в могилу, а значит, естественно, что они сейчас должны вести себя так, словно никогда ее не знали.

***

Он прощупал совесть на предмет первых угрызений, как пробуют языком зуб, который подозревают в зарождении боли, но, сколько бы ни старался, никаких сожалений не почувствовал.

free_readings