Глава 3

В поле ветер - о чём он историю пишет?
И ковыль - как упавшая в бурю свеча...
Ветер в поле поёт и как будто не слышит
Кто сказал пару слов, невзначай, сгоряча...

Ненаписанных. Пара обрушенных строчек
На чужие доспехи и согнутый меч.
Ветер резок и зол. И, конечно, не хочет
Ни спасать, ни любить, ни, тем паче, беречь...

Облака пробегают, а может, сбегают от бури.
На потухшем костре разметает остатки золы
Чёрный меч. И взлетают уголья как пули,
Что таились и ждали приказа "Оглы"…

 

Настя

 

Я думала, что не смогу заснуть. Ёрзала на ветках и зябко куталась в куртку. Хорошо, хоть её надела. Ночь подкрадывалась сизым туманом, заполняла собой овраги, стелилась вдоль реки. А потом опустилась мерцающей темнотой и укутала со всех сторон. Из ночного бдения леса, из тысячи шорохов и бормотаний выделился, грянул и обрушился на меня хор мужских и женских голосов. Пели слаженно, красиво, словно в храме. Я зажмурилась и решила не обращать внимания. «Я не схожу с ума». Невидимая песня мощным потоком лилась отовсюду, заполняя лес и небо, вторя речным перекатам и далёкому грому.

«Как красиво!»

Я приказала себе привыкнуть. К темноте, к песне, к мерцающим в темноте глазам, к шорохам. Здесь, в лесу всё было по-другому. Иначе, чем в городе. Лес бережно обнимал, укрывал вышитым звёздным небом, убаюкивал, шептал. Усталость накатывала незаметно, неотвратимо, будто поднимающийся от болот туман. Казалось, что на меня со всех сторон смотрят сотни заинтересованных глаз. Это ощущение пристального и доброжелательного внимания возникло почти сразу, стоило войти в лес. Темнота дышала, была живой и любознательной. В кустах, совсем рядом, мелькнула шкура неведомого зверя. Зажглись и потухли странные огоньки. Большеглазая девушка с зелёными волосами присела рядом со мной, тихонько говорила что-то и гладила по голове. Свод неба, словно гигантское пушистое одеяло, двигался,  колыхался, иногда собираясь складками. Я спросонок сладко опёрлась о мохнатый тёплый бок зверя. Я понимала, что сплю, свернувшись калачиком, и одновременно видела свои руки, работавшие на старинном ткацком станке. Челнок резво метнулся в сторону, я прихлопнула сверху «бердо». Кросна украшены затейливой резьбой – батя сам резал, ещё когда они с мамой живы были. Сновать – основу делать – мне бабуля помогла. Потом вместе намотали нити на вал, и уже можно было ткать. На кроснах рождался весёлый половичок, коими все полы в домине высланы. Ко мне подошёл высокий бородатый светловолосый мужчина и осторожно приладил на кросна несколько чудских светильников, что горели от земной силы.

 

Проснулась от сырости и холода, что впились в тело. Как  я смогла заснуть? И почему называла незнакомого человека «батей»? Вокруг был всё тот же лес, пропитанный утренним туманом. Внизу шелестела о своём речка. Я совершенно не понимала, откуда я пришла и где лагерь – вниз или вверх по течению? Спустилась к воде, цепляясь за мокрые от росы папоротники. Умылась и напилась речной воды, от которой ломило зубы. Новый день блестел в каплях росы, перекликался птичьими голосами, проглядывал среди лесных крон кусочками ясного голубого неба. Вверху, на другом берегу среди кустов неожиданно мелькнули серая куртка и кепка. Вчерашний вор, оказывается, был совсем рядом. Мысль об этом оказалась противной и пугающей. Этот  человек не спешил и знал, куда шёл. Рано или поздно он найдёт просвет в горах, что шли с двух сторон сплошной стеной, и выйдет к какой-нибудь деревне. Оставаться одной в лесу без еды было страшно, невыносимо. Я решила тайно следовать за этим человеком. И, возможно, это было моей самой большой ошибкой…

 

 

Войта

 

Всё исполнится. Вздрогнут молчавшие трубы.
У ворот всколыхнутся знамёна врага-подлеца.
Покрасневшая медь охладит терпеливые губы
Трубача. Это будет начало. Начало конца.


Этот город насупится, выставив колья и копья,
Этот город не станет, не сможет склонить головы.
Значит - штурм. Значит будут таран и ворота,
И огонь... В храме тихо затянут псалмы.

Снова люди забудут, как тихо живётся в метели
У костра, как трещит свою сказку огонь,
Как приятно понежится в тёплой и мягкой постели,
По скрипучему снегу пройтись от ворот - посолонь...

Нынче песни другие. Другие мотивы и ноты,
Нынче горн позовёт в бездну зла и нелепой войны.
Гулко бахнет таран - содрогнутся и скрипнут ворота...
И не вспомнит никто о минутах былой тишины...

 

Вторая батарея, состоящая из пяти пушек и одного «единорога» уже пару часов садила по Меновому двору. Войска хана под жёлтым знаменем с чёрной совой – символом великой Тартарии - плотно окружили Оренбург со всех сторон. Только несколько десятков стрельцов в крепости всё ещё держали осаду. Золотая  дружина пережидала начало сражения в небольшой лощине, укрытой от крепостных пушек  седым ковылём. Кони привычно прядали ушами, похрапывали и неспешно щипали редкую траву.  Войта тихо поглаживал шею своего Ворона. Молодой конь уже привык к грохоту и свисту летящих ядер. Но оба – и всадник, и конь - были напряжены и ждали сигнала атаки.

- Возьмём этот град и закрепимся, - пробасил рядом Легша. Его Серко, красивый и сильный,  легко переступил стройными ногами. Пронзительно голубое с утра небо потемнело от дыма.

Дружина услышала барабаны и сигнал сотника побежал по позвоночникам – пора! Первые в дружине тронули коней. И потекла-понеслась волна лошадиных крупов и напряжённых лиц, стремян, сабель и знамён. Рядом с Войтой со свитом вспахало землю ядро. «Плотно сОдют», - пронеслось в голове и пропало. Только выхватил где-то слева светлый круп легшиного коня и поддал своему. Войта налетел на дюжего пушкаря, истово рубился, изворачиваясь в седле. От предательского копья, поднявшего откуда-то сбоку его спас Ворон, вовремя вставший на дыбы. Визжали кони, где-то всё ещё гремела канонада. Рядом маленький и худой солдат ловко подрубил дружинника, вынырнув из-под самого пуза лошади. Седой татарин медленно вскинул руки и начал заваливаться назад.  Другой солдат в сером кафтане начал вскидывать длинный ствол ружья. Время замедлило бег, воздух застыл, пропали звуки. Войта хорошо видел, как билась синяя жилка на виске у совсем ещё молодого безусого рыжего парня, как он с натугой вскидывал тяжёлый мушкет и долго прицеливался. Он слышал громкий стук своего сердца. Коротким движением чудин выдернул пистоль из луки седла и выстрелил наугад. На сером кафтане начало расплываться красное. Воздух вокруг Войты вздрогнул и снова наполнился звоном сабель, беспорядочными криками людей и лошадей. На утоптанной жёлтой земле у крепостной стены виднелась туша убитого ядром верблюда. За тюками шерсти укрылись несколько солдат гарнизона, там же мелькала высокая стрелецкая шапка.

«Каким ветром занесло сюда московского стрельца?»

Дружинники уже оттеснили гарнизонных к церкви, на ступенях которой шла жестокая рубка. Добивали последних, которые не сдались в плен.

- Войта! Живой! – знакомый бас прорвался сквозь пушечный грохот.

Рядом заплясал Серко.

- Слыш-ка. Наши содят по южным варотам. ..

 

Брагин

 

Замысел Николая Брагина был прост и прекрасен одновременно. Забрать золотишко у вечно рассеянного толстяка-профессора, укрыться лунной ночью в лесу, а с утреца выйти к водопаду Девичья коса  и проскользнуть в проход меж двух невысоких скал; а там и до деревни, где жил нужный человечек, рукой подать. Проход этот натоптало зверьё и знали только местные охотники.

Сначала всё было фартово. Профессор, как всегда, забыл закрыть сейф, золотые пластины, завёрнутые в холщовый мешок, даже не звякнули и уютно поместились за пазухой. Храп в лагере стоял такой, что раздувались и опадали стенки палаток, луна светила во всю свою небесную мощь. Колька лёгкой трусцой по сухой шелестящей траве преодолел небольшой открытый кусок степи, укрылся среди деревьев, немного прошлёпал по  речке Аюте и устроился на ночлег, благо ночи стояли ещё тёплые. Едва рассвело, Брагин неспешно начал подниматься к проходу. И тут случилась первая неприятность – тропа была завалена. Скорей всего, ветер сорвал с вершины несколько камней, которые весьма неудачно закрыли проход. Колька чертыхнулся, почесал голову под кепкой и понял, что другого выхода нет – надо двигаться к Марусиному броду. Через пять километров Аюта делала неспешный плавный поворот и немного расширялась, открывая отмель. Летом речку можно было здесь перейти вброд, хотя кое-где вода доходила и до груди. Это место называли Марусиным бродом. В желудке у Брагина уже ворчало с голодухи, но золото стоило того, чтобы потерпеть. Колька справедливо решил, что по руслу идти будет проще и начал спускаться вниз по тропинке, что вилась среди пихтовых стволов. Ноги немного скользили по бурым прошлогодним иголкам, но в остальном спускаться было нетрудно. Он уже обдумывал, как заявится к куму и какой процент потребует ушлый Мишаня  за посредничество. И тут случилась с Колькой вторая неприятность – у самой воды умывалась рыжая девчонка-археологша. Зелёная куртка её скрыла или Колька был слишком в себе уверен, однако он просмотрел погоню. Факт! И этот факт сейчас тихонько плескал себе в лицо студёной речной водой. Колька отступил за ствол и с досады рубанул рукой по дереву – только этой дуры на хвосте ему не хватало! Но вместе с болью в ушибленной руке пришли и другие мысли. Что она сделает с ним в лесу? Если выскочила налегке и без телефона, да к тому же не знает местности, то ей не позавидуешь. Да и потом… Девка смачная, с нежной кожей и голубыми наивными глазищами. Главное было  подойти незаметно. Хотя городская  не услышит, хоть топай, как стадо слонов. Дело приобретало неожиданный и весьма приятный оборот. Улыбаясь своим мыслям самыми уголками тонких губ, мужчина неторопливо спускался вниз к реке, стараясь, чтобы кусты и камни закрывали его от археологши. И тут случилась с Колькой третья неприятность! В двух метрах перед ним, возле большого мшистого камня на пути у Брагина стоял волк. Зверь как будто соткался за пару секунд из воздуха. Мощная грудь отливала серебром. Он был белый,  слишком крупный и слишком странный для обычного животного. Жёлтые волчьи глаза смотрели спокойно и осмысленно, будто уже примеривались к шее, и буднично обещали: «Убью прямо сейчас».

Колькина спина моментально взмокла под рубахой. По вискам, по животу, даже по ногам побежали предательские холодные струйки пота. Так страшно Брагину не было даже по малолетке на зоне, когда блатные устроили бунт, начали резать охрану и пули стрелявших с вышек перепуганных вертухаев визжали и вспарывали воздух у самого уха.  Вот теперь и мелькнула в голове щемящая мыслишка, что не стоило тырить это чёртово золото. Заваленный проход, археологша, что шла по пятам, и жуткий оборотень – всё было неспроста. В это не верилось, и не укладывалось в голове, но своим обострившимся за долгую нелёгкую жизнь чутьём Колька понимал – не случайно.

Стоило только мигнуть, как волк исчез. Брагин выругался, понял, что не дышал мучительные секунды, пока оборотень смотрел ему в глаза. Подумав, перекрестился и понял, что к реке спускаться не будет. Придётся переть по буреломам. Ничего он ему не сделает, этот волк. Скорей всего, обычный старый зверь. Так… померещилось что-то с усталости и голодухи. До Марусиного брода оставалось день пути. Да, ещё нужно обогнать археологшу, чтоб её… Может, повезёт и она заблудится…

 

 

Императрица

 

1

 

Оренбургские дела принимали худой оборот. С часу на час ожидали подхода ханской армии, первые отряды которой уже взяли Царицын и двигались к Москве. Казаки и башкиры, взволнованные своими старшинами, коих тартарцы усердно задарили верблюдами и шёлком, начали нападать на русские селения, что были под Империей, и присоединяться к войску хана Мелеши. Служивые калмыки бежали с форпостов. Мордва и чуваши перестали повиноваться московскому начальству. Крестьяне уходили  из господских имений. За  несколько дней волнение охватило уже все приграничные губернии.

2

 

Негромко потрескивают свечи, выхватывая из сумрака то искусную позолоченную резьбу на стенах комнаты, то глубоко синий, почти чёрный бархат дивана.  Усталый взгляд покрасневших глаз полной светлокожей женщины в зелёном атласном халате, наброшенном на кружевную длинную рубаху, останавливается на изящной золотой табакерке. Крупный сапфир на крышке таинственно вспыхивает в полумраке комнаты, которую она любила и ласково именовала за небольшие размеры «Табакеркой».

«Знатный мастер швейцарец Пезье, такую чудесную вещицу смастерил, потешил, порадовал душеньку.»

            Тёмно-русые волосы небрежно упали на плечи. Не каждый узнал бы сейчас в этой голубоглазой женщине, так просто, по-бабьи подперевшей   рукой подбородок, великую государыню Российской империи Екатерину Вторую. Хоть и веет жаром от израсцовой печи, но тянет холодом по ногам, заставляя императрицу зябко поджимать ноги в мягких расшитых серебряной нитью валенках. Холоден и мрачен в этом году март. Только и спасает тёплая, надёжная обувь.

 «Сейчас позвать Петрушу, пусть подкинет дров».

Хоть и топят печь усердно, а не дают покоя сердитые русские ветра, к которым за столько лет так и не привыкла после маленького Штеттинского замка.

И не дают покоя мысли, как уберечь Империю и себя самоё от дерзкого тартарина, государя Мелеши. Который год идёт война с могучим соседом, волнуются казаки, восстаёт рабочий люд на металлургических заводах. Но это надобно упустить в письме, что она нынче пишет. Не следует знать правду долгоносому Фридриху, который до сих пор не простил ей смерть своего любимчика Карла Петра. И  длинное перо императрицы уверенно выводит на плотной бумаге: «толпа разбойников…более негодная и достойная презрения, чем опасная…если эта неприятная для меня шалость доставила удовольствие моим врагам, то я имею причину думать, что это не надолго».

 

И отозвать. Немедленно отозвать Суворова с турецкаго фронта. Хоть и дерзок,да остёр на язык, а служит преданно России. И опыт имеет немалый.

А тартарин так пусть и останется записанным в исторических бумагах Емелькой, что только сирых да убогих пугает. Емелькой Пугачёвым.

 

 

 

 

Варя

 

1

 

Не кружи меня, карусель-судьба,
Не плети ты сеть за моей спиной,
Дай понять: как петь, если я одна,
Как расти, как быть... среди всех - одной...

Эта песня будет допета до дна,
Только Небо - кружится над головой,
Расскажи, родное, как плещет волна,
Что у стен... А ещё - как стоять стеной?

В этом танце взлетят к небу - рукава,
Чтобы крыльями стать за моей спиной.
Не кружи, карусель, ты опять не права,
Не удержат оковы - взлетевших стрелой.

 

 

Ч.25 Августа, 1774

 

Получила нежданное письмо от моего жениха Войты.

Так чудно это писать - мой жених. Однако я ни капли не жалею. Знаю, что Руна Выбора направила мой путь, и я не ошиблась. Рута права, в рунах скрыты великие знания и великая сила, что может менять судьбы людей и всего мира. Перепишу письмо полностью, пусть читала его уж  десятки раз.

 

«Милый мой друг Варенька.

Я пишу к тебе, хоть  взволнован и долго собирался с решимостью. Мы виделись всего несколько часов. Воспоминания о них возвращают меня к жизни, когда  я в отчаянии начинаю думать, что ты скоро поедешь в Тобол продолжать учение и подле тебя  в Академии будет  много молодых  и достойных мужей. Я помню блестящие воды реки, помню строгие белые колонны Академии Художеств, твоей almamater. Мы часто гуляли там, будучи курсантами.  Мне так хочется тебя увидеть и много хочется высказать. Говорить бы и любоваться твоим милым лицом.

Нынче выдалась передышка. Хан разместил войско в Бердской слободе. Поочерёдно держим осаду, а затем отдыхаем в избах. Настрой решительный, все верят в победу. Наша добрая хозяйка потчует дружинников пирогами.

Скажи мне, как ты? Как твоё  обучение художественному ремеслу? Не сердишься ли ты на мою отчаянную смелость к тебе написать?

Благоволи принять уверения в моей преданности и уважении. Прошу, милая Варенька, напиши мне хотя бы две строчки в ответ.»

 

 

Ч.29 Августа, 1774

 

Рута наказала выбить нынче все половики. Я собрала их на крыльце. Пахнет яблоками. Золотистые пылинки танцуют в солнечном свете. Пёс лениво шевелит ушами – разморило на жаре. Я неторопливо шлёпаю по плетёным полотнам старым веником, а в голове кружится одно – нынче из заветного мешочка выпала руна Смерти. И Рута уж которую неделю не может встать на ноги. Кашляет и слабеет с каждым днём. Не к добру это… Да и сама бабуля на днях велела подать ей ларец с рунами и долго над ними сидела. Слушала… Потому ленивая жаркая деревенская тишина кажется  мне затишьем перед бурей. Тревожно. Будто недобрая чёрная тень уже тронула мою голову своим крылом.

Серия сообщений "Облака не царапают небо":
Часть 1 - Облака не царапают небо. Предисловие
Часть 2 - Облака не царапают небо. Глава 1-1
...
Часть 4 - Облака не царапают небо. Глава 2-1
Часть 5 - Облака не царапают небо. Глава 2-2
Часть 6 - Облака не царапают небо. Глава 3-1
Часть 7 - Облака не царапают небо. Глава 3-2
Часть 8 - Облака не царапают небо. Глава 4-1
Часть 9 - Облака не царапают небо. Глава 4-2
Часть 10 - Облака не царапают небо. Глава 5-2