7 мая исполняется 110 лет со дня рождения замечательного русского поэта Николая Алексеевча Заболоцкого.

                                                                       Н.А.Заболоцкий.

Слова должны обнимать и ласкать друг друга, образовать живые гирлянды и хороводы, они должны петь, трубить и плакать, они должны перекликаться друг с другом, словно влюбленные в лесу, подмигивать друг другу, подавать тайные знаки, назначать друг другу свидания и дуэли. Не знаю, можно ли научиться такому сочетанию слов. Обычно у поэта они получаются сами собою, и часто поэт начинает замечать их лишь после того, как стихотворение написано. Поэт работает всем своим существом одновременно: разумом, сердцем, душою, мускулами. Он работает всем организмом, и чем согласованней будет эта работа, тем выше будет ее качество. Чтобы торжествовала мысль, он воплощает ее в образы. Чтобы работал язык, он извлекает из него всю музыкальную мощь. Мысль - Образ - Музыка - вот идеальная тройственность, к которой стремится поэт .

                                                                                                      Н.А.Заболоцкий.

         Гроза идет.

     Движется нахмуренная туча,

     Обложив полнеба вдалеке,

     Движется, огромна и тягуча,

     С фонарем в приподнятой руке.

     Сколько раз она меня ловила,

     Сколько раз, сверкая серебром,

     Сломанными молниями била,

     Каменный выкатывала гром!

     Сколько раз, ее увидев в поле,

     Замедлял я робкие шаги

     И стоял, сливаясь поневоле

     С белым блеском вольтовой дуги!

     Вот он - кедр у нашего балкона.

     Надвое громами расщеплен,

     Он стоит, и мертвая корона

     Подпирает темный небосклон.

     Сквозь живое сердце древесины

     Пролегает рана от огня,

     Иглы почерневшие с вершины

     Осыпают звездами меня.

     Пой мне песню, дерево печали!

     Я, как ты, ворвался в высоту,

     Но меня лишь молнии встречали

     И огнем сжигали на лету.

     Почему же, надвое расколот,

     Я, как ты, не умер у крыльца,

     И в душе все тот же лютый голод,

     И любовь, и песни до конца!

Не позволяй душе лениться.

Не позволяй душе лениться!

Чтоб в ступе воду не толочь,

Душа обязана трудиться

И день и ночь, и день и ночь!

 

Гони её от дома к дому,

Тащи с этапа на этап,

По пустырю, по бурелому

Через сугроб, через ухаб!

 

Не разрешай ей спать в постели

При свете утренней звезды,

Держи лентяйку в чёрном теле

И не снимай с неё узды!

 

Коль дать ей вздумаешь поблажку,

Освобождая от работ,

Она последнюю рубашку

С тебя без жалости сорвёт.

 

А ты хватай её за плечи,

Учи и мучай дотемна,

Чтоб жить с тобой по-человечьи

Училась заново она.

 

Она рабыня и царица,

Она работница и дочь,

Она обязана трудиться

И день и ночь, и день и ночь!

1958 

 Сентябрь.

Сыплет дождик большие горошины, 

Рвётся ветер, и даль нечиста. 

Закрывается тополь взъерошенный 

Серебристой изнанкой листа. 

Но взгляни: сквозь отверстие облака, 

Как сквозь арку из каменных плит, 

В это царство тумана и морока 

Первый луч, пробиваясь, летит. 

Значит, даль не навек занавешена 

Облаками, и, значит, не зря, 

Словно девушка, вспыхнув, орешина 

Засияла в конце сентября. 

Вот теперь, живописец, выхватывай 

Кисть за кистью, и на полотне 

Золотой, как огонь, и гранатовой 

Нарисуй эту девушку мне. 

Нарисуй, словно деревце, зыбкую 

Молодую царевну в венце 

С беспокойно скользящей улыбкою 

На заплаканном юном лице. 

1957

Можжевеловый куст.

Я увидел во сне можжевеловый куст, 

Я услышал вдали металлический хруст, 

Аметистовых ягод услышал я звон, 

И во сне, в тишине, мне понравился он. 

Я почуял сквозь сон лёгкий запах смолы. 

Отогнув невысокие эти стволы, 

Я заметил во мраке древесных ветвей 

Чуть живое подобье улыбки твоей. 

Можжевеловый куст, можжевеловый куст, 

Остывающий лепет изменчивых уст, 

Лёгкий лепет, едва отдающий смолой, 

Проколовший меня смертоносной иглой! 

В золотых небесах за окошком моим 

Облака проплывают одно за другим, 

Облетевший мой садик безжизнен и пуст... 

Да простит тебя бог, можжевеловый куст! 

1957

 

Прощание с друзьями.

В широких шляпах, длинных пиджаках, 

С тетрадями своих стихотворений, 

Давным-давно рассыпались вы в прах, 

Как ветки облетевшие сирени. 

Вы в той стране, где нет готовых форм, 

Где всё разъято, смешано, разбито, 

Где вместо неба - лишь могильный холм 

И неподвижна лунная орбита. 

Там на ином, невнятном языке 

Поёт синклит беззвучных насекомых, 

Там с маленьким фонариком в руке 

Жук-человек приветствует знакомых. 

Спокойно ль вам, товарищи мои? 

Легко ли вам? И всё ли вы забыли? 

Теперь вам братья - корни, муравьи, 

Травинки, вздохи, столбики из пыли. 

Теперь вам сёстры - цветики гвоздик, 

Соски сирени, щепочки, цыплята... 

И уж не в силах вспомнить вам язык 

Там наверху оставленного брата. 

Ему ещё не место в тех краях, 

Где вы исчезли, лёгкие, как тени, 

В широких шляпах, длинных пиджаках, 

С тетрадями своих стихотворений. 

1952

Журавли

Вылетев из Африки в апреле 

К берегам отеческой земли, 

Длинным треугольником летели, 

Утопая в небе, журавли. 

Вытянув серебряные крылья 

Через весь широкий небосвод, 

Вёл вожак в долину изобилья 

Свой немногочисленный народ. 

Но когда под крыльями блеснуло 

Озеро, прозрачное насквозь, 

Чёрное зияющее дуло 

Из кустов навстречу поднялось. 

Луч огня ударил в сердце птичье, 

Быстрый пламень вспыхнул и погас, 

И частица дивного величья 

С высоты обрушилась на нас. 

Два крыла, как два огромных горя, 

Обняли холодную волну, 

И, рыданью горестному вторя, 

Журавли рванулись в вышину. 

Только там, где движутся светила, 

В искупленье собственного зла 

Им природа снова возвратила 

То, что смерть с собою унесла: 

Гордый дух, высокое стремленье, 

Волю непреклонную к борьбе - 

Всё, что от былого поколенья 

Переходит, молодость, к тебе. 

А вожак в рубашке из металла 

Погружался медленно на дно, 

И заря над ним образовала 

Золотого зарева пятно.  

1948

В этой роще берёзовой

В этой роще берёзовой, 

Вдалеке от страданий и бед, 

Где колеблется розовый 

Немигающий утренний свет, 

Где прозрачной лавиною 

Льются листья с высоких ветвей, — 

Спой мне, иволга, песню пустынную, 

Песню жизни моей. 

Пролетев над поляною 

И людей увидав с высоты, 

Избрала деревянную 

Неприметную дудочку ты, 

Чтобы в свежести утренней, 

Посетив человечье жильё, 

Целомудренно бедной заутреней 

Встретить утро моё. 

Но ведь в жизни солдаты мы, 

И уже на пределах ума 

Содрогаются атомы, 

Белым вихрем взметая дома. 

Как безумные мельницы, 

Машут войны крылами вокруг. 

Где ж ты, иволга, леса отшельница? 

Что ты смолкла, мой друг? 

Окружённая взрывами, 

Над рекой, где чернеет камыш, 

Ты летишь над обрывами, 

Над руинами смерти летишь. 

Молчаливая странница, 

Ты меня провожаешь на бой, 

И смертельное облако тянется 

Над твоей головой. 

За великими реками 

Встанет солнце, и в утренней мгле 

С опалёнными веками 

Припаду я, убитый, к земле. 

Крикнув бешеным вороном, 

Весь дрожа, замолчит пулемёт. 

И тогда в моём сердце разорванном 

Голос твой запоёт. 

И над рощей берёзовой, 

Над берёзовой рощей моей, 

Где лавиною розовой 

Льются листья с высоких ветвей, 

Где под каплей божественной 

Холодеет кусочек цветка, — 

Встанет утро победы торжественной 

На века. 

1946

 

Ночной сад

 О сад ночной, таинственный орган,

  Лес длинных труб, приют виолончелей!

  О сад ночной, печальный караван

  Немых дубов и неподвижных елей!

   Он целый день метался и шумел.

   Был битвой дуб, и тополь -- потрясеньем.

   Сто тысяч листьев, как сто тысяч тел,

   Переплетались в воздухе осеннем.

   Железный Август в длинных сапогах

   Стоял вдали с большой тарелкой дичи.

   И выстрелы гремели на лугах,

   И в воздухе мелькали тельца птичьи.

    И сад умолк, и месяц вышел вдруг,

    Легли внизу десятки длинных теней,

    И толпы лип вздымали кисти рук,

    Скрывая птиц под купами растений.

    О сад ночной, о бедный сад ночной,

    О существа, заснувшие надолго!

    О вспыхнувший над самой головой

    Мгновенный пламень звездного осколка!

     1936

 

Портрет

 Любите живопись, поэты!

Лишь ей, единственной, дано

     Души изменчивой приметы

     Переносить на полотно.

     Ты помнишь, как из тьмы былого,

     Едва закутана в атлас,

     С портрета Рокотова снова

     Смотрела Струйская на нас?

     Ее глаза - как два тумана,

     Полуулыбка, полуплач,

     Ее глаза - как два обмана,

     Покрытых мглою неудач.

     Соединенье двух загадок,

     Полувосторг, полуиспуг,

     Безумной нежности припадок,

     Предвосхищенье смертных мук.

     Когда потемки наступают

     И приближается гроза,

     Со дна души моей мерцают

     Ее прекрасные глаза.

     1953

Стирка белья

 

В стороне от шоссейной дороги,

     В городишке из хаток и лип,

     Хорошо постоять на пороге

     И послушать колодезный скрип.

     Здесь, среди голубей и голубок,

     Меж амбаров и мусорных куч,

     Бьются по ветру тысячи юбок,

     Шароваров, рубах и онуч.

     Отдыхая от потного тела

     Домотканой основой холста,

     Здесь с монгольского ига висела

     Этих русских одежд пестрота.

     И виднелись на ней отпечатки

     Человеческих выпуклых тел,

     Повторяя в живом беспорядке,

     Кто и как в них лежал и сидел.

     Я сегодня в сообществе прачек,

     Благодетельниц здешних мужей.

     Эти люди не давят лежачих

     И голодных не гонят взашей.

     Натрудив вековые мозоли,

     Побелевшие в мыльной воде,

     Здесь не думают о хлебосолье,

     Но зато не бросают в беде.

     Благо тем, кто смятенную душу

     Здесь омоет до самого дна,

     Чтобы вновь из корыта на сушу

     Афродитою вышла она!

     1957