капитан_Немо_ все записи автора

 

 

«Я был в тюрьме, за решеткой. И думал только об одном: „Что скажет отец?“

Уэйн Гретцки. 1983 год

 

Казалось, наступили спокойные времена. После всех споров, перебранок и борьбы с ОМХА, после судебного разбирательства и связанного с ними шума в газетах Уэйн наконец прочно утвердился в юношеском хоккее.

Он был признан лучшим новичком года, несмотря на то что пропустил почти два месяца. И самое главное, его положение было законным. Теперь на него могли нападать только люди с коньками на ногах, но с этими‑то он умел справиться. Так что нас ждал сезон удовольствий, сезон без проблем: сиди и любуйся.

Я поехал на первую игру Уэйна, и то, что увидел, показалось мне ужасным. Он играл из рук вон плохо.

«Ну ладно, первая игра», – успокаивал я себя. К тому же в команде произошли изменения. Джин Попил не поладил с руководством и ушел. Теперь у Уэйна был новый тренер Брюс Уоллес. Это, конечно, сказалось на его игре. Конечно, он скоро выправится, все образуется, он заиграет по‑прежнему.

Я пошел на вторую товарищескую встречу. Все было так же плохо. Где темперамент, сила, настроение? Он не походил на себя. И каждый раз, когда я спрашивал, что происходит, он отвечал: «Ничего. Ничего страшного». Так проходила игра за игрой. Наконец после тренировочной встречи в Ошауа я дождался его у лестницы (я никогда не захожу в раздевалку, считаю, что родителям там делать нечего) и еще раз спросил: «Что случилось?»

– Ничего, – как всегда, ответил Уэйн и попытался проскользнуть мимо меня на лестницу.

Мое терпение лопнуло.

– Или ты сейчас же скажешь мне, в чем дело, или я тебя увезу домой сегодня же, – твердо сказал я. – Все. Хватит. Ты сам не свой. Что‑то случилось. Рассказывай или едем домой.

Тут он как‑то успокоился. Мне показалось, что он выглядит испуганным. Чего он боится? Этого я еще не знал.

– Я сегодня заснул на игре, папа, – выпалил он, – представляешь? Вдруг заснул прямо на скамейке. Еле‑еле открыл глаза, когда настала моя смена. Я, видимо, устал! Не хочется сидеть в запасных, поэтому я никому ничего не говорю. Я думал, все само пройдет. Я не понимаю, что со мной творится.

Естественно, первым делом мы подумали о мононуклеозе. Иногда у детей встречается это заболевание, лучшее лечение от которого – полный покой. Это было бы очень и очень плохо, но не смертельно. Во всяком случае, мы точно знали, с чем бороться и как. Тут же отвезли Уэйна к врачу в Торонто. Сделали все анализы. Мононуклеоза не обнаружили. Тогда мы заволновались по‑настоящему.

Уэйна осмотрел и наш семейный доктор в Брэнтфорде. Тоже ничего не нашел. Все это время сын находился дома, ничего не делал, только спал. Но сколько бы он ни спал, он все равно чувствовал себя усталым. Парень приходил из школы домой в половине четвертого и ложился спать. Просыпался он в половине шестого только для того, чтобы поесть, и опять ложился. Часов в одиннадцать вечера он просыпался от голода. Поев, опять тут же засыпал и спал до утра, пока не приходила пора отправляться в школу. Так продолжалось день за днем. И ничего не менялось.

Мы были в отчаянии и просто не знали, что делать. Наконец нам предложили показать Уэйна доктору Буллу, врачу сборной команды Канады с 1972 года. Доктор снова обследовал его. То, что обнаружилось, он назвал «атипичной формой мононуклеоза». Он прописал покой, тонизирующие средства и витамины, которых, по его мнению, Уэйну не хватало. Уэйн начал принимать лекарства и, черт меня побери, стал быстро поправляться! Вскоре все прошло и никогда больше не повторялось. Наконец‑то Уэйн мог сосредоточиться на хоккее и играть так, как ожидали зрители и как он мог играть.

Медицинские обследования и лечение заняли две недели и, к счастью, закончились до начала сезона. Уэйн не пропустил ни одной игры, хотя, может быть, отдых и не помещал бы ему. Только к Рождеству он почувствовал себя совершенно здоровым. К этому времени он настолько отстал в соревновании бомбардиров, что искать его нужно было где‑то в самом конце списка. Но к концу сезона все переменилось. Его команда заняла первое место в лиге, а Уэйн оказался четвертым среди снайперов с 72 очками (36 плюс 36), он набрал также 75 очков в 23 кубковых играх.

В это время он наконец стал понемногу вытягиваться. Когда Уэйну было двенадцать лет, он даже ходил в гимнастическую школу в Брэнтфорде в надежде немного подрасти. Дело в том, что он никогда не был крупным мальчиком и ему всегда хотелось как‑то подтянуться. Хозяин школы составил для него программу занятий с отягощениями. И в результате чуть больше, чем за год, Уэйн подрос на 17,5 сантиметра и прибавил в весе 18 килограммов.

Главный менеджер команды Колин Маккензи рассказывал как‑то репортерам: «Когда Уэйн в первый раз появился у нас, он был таким маленьким, что мы опасались выпускать его на лед. Правда, наши опасения испарились, когда он забил пару шайб».

Тут Уэйн снова стал привлекать к себе пристальное внимание. По правилам старшей группы юниоров «А» парень может участвовать в конкурсе на право играть в команде «А», если он перед этим год играл в младшей группе. Хотя Уэйн уже два сезона играл в команде юниоров «Б», по возрасту он как бы заканчивал только первый год в младшей группе.

Естественно, команды «А» пристально следят за ребятами, способными принять участие в конкурсе. Поэтому Уэйн и стремился во что бы то ни стало начать хоккейный сезон с первой игры. Он вбил себе в голову, что, если пропустит хотя бы несколько игр, его могут не заметить.

Хотя каждый клуб имеет своих «разведчиков», лига регулярно выпускает информационный бюллетень, где игроки стоят под номерами в зависимости от их игрового потенциала. Сначала Уэйн котировался не слишком высоко. В одном из первых бюллетеней он числился, насколько я помню, под номером 186‑м. Но сезон продолжался, и фамилия Уэйна постепенно поднималась в списке все выше и выше. В середине сезона он был уже 79‑м, потом – где‑то в третьем десятке, а к концу сезона оказался вторым после Стива Петерса из «Питерборо Писе».

И все‑таки многие сомневались в способности Уэйна играть со взрослыми парнями. Однажды, в конце его второго сезона среди юниоров, я стоял на катке позади менеджера одного из клубов группы «А». Уэйн боролся в углу за шайбу, его сбили. Когда команда соперников устремилась в контратаку, этот менеджер повернулся к своему «разведчику» и заявил: «Видите, говорил же я вам! Этот малыш никак не сможет играть в группе „А“. Рано ему еще! Забудем о нем».

Но мы‑то твердо верили, что Уэйна заметят на конкурсе и выберут одним из первых. Гадали лишь о том, какой клуб остановит на нем свой выбор.

Мы хотели, чтобы Уэйн оказался поближе к дому. Торонто – это хорошо. А если он попадет в другой город? До которого будет не 60 миль, а 600? Мы подумывали о «Ниагара Фолз», ведь эта команда базировалась в городе, находившемся на расстоянии 60 миль от Брэнтфорда. Но там нам ответили прямо:

– Видали мы этих четырнадцатилетних вундеркиндов! Нам они не нужны.

Уэйну же люди из этого клуба сказали нечто другое.

– Знаешь, что они говорят? – рассказал он потом мне.– «Если мы выберем тебя, то получим не одну обузу, а сразу две».

– Как это? – не понял я.

– Ну, они говорят, что если они выберут меня, то приобретут и тебя на свою шею.

– О господи! – только и смог воскликнуть я. Видимо, люди из «Ниагара Фолз» принимали меня за одного из тех надоедливых родителей, что вмешиваются во все, всюду суют свой нос и всем мешают. В общем, мы поняли, что «Ниагара Фолз» не пригласят Уэйна. А отпускать его далеко от дома я не испытывал желания.

Я сел и написал письма в команды таких далеких от нас городов, как Садберн и Су‑Сент‑Мари: «Если Вы планируете пригласить Уэйна, не тратьте попусту своей очереди. Он не согласится».

Но Анжело Бамбакко из Су не обратил на мое предупреждение никакого внимания. Он позвонил мне и сказал, что собирается пригласить Уэйна.

– Бросьте это дело, – сказал я ему. – Он не захочет пойти к вам, да и мы этого не хотим. Вы потеряете зря время и очередь. Он не пойдет. И мы будем против.

Но Анжело не отступил. Надо отдать ему должное. Он стал рассказывать, какой прекрасный город Су, что переезды команда совершает на самолетах, что все у них организовано по первому классу.

– Отлично, – сказал я, – но Уэйн не поедет так далеко.

– Мистер Гретцки, – продолжал убеждать меня Анжело, – я неплохо разбираюсь в людях и вижу: вы не из тех родителей, которые встают своим детям поперек дороги. И я знаю, что Уэйн хочет играть в группе «А». Словом, я думаю, мы столкуемся.

Конкурс проходил в Торонто. Уэйн был там и позвонил сразу, как только его выбрали.

– Ну, покупай самолет, папа. Я еду в Су! – прокричал он в трубку.

Анжело все‑таки выбрал его. Его очередь была третьей после «Ошауа Дженералз», которые пригласили Тима Маккарти, и «Ниагара Фолз», выбравших Питерса.

Я никак не мог поверить в случившееся. Сколько я твердил Анжело: если тот выберет Уэйна, то он не согласится. Каждый раз, когда он звонил, я говорил ему одно и то же. Я и теперь не собирался отступать. Но тут куча людей бросилась переубеждать меня. Рэг Куинн, владелец «Сенекас», пригласил нас с Филис пообедать и сказал нам во время еды:

– Вы должны подумать о благе Уэйна. Упорствуя, вы можете сломать его карьеру. Вы должны отпустить его в Су.

Такова ирония судьбы. Два года назад мы хотели, чтобы Уэйн играл в Торонто, в 60 милях от дома, и хоккей нам говорил «нет». Теперь хоккей предлагал ему уехать за 500 миль от дома, если он хочет играть в команде группы «А». Речь‑то по‑прежнему шла о мальчике, пусть теперь не четырнадцати, а шестнадцати лет, но все‑таки о ребенке. Однако теперь ситуация была прямо противоположной: мы не хотели, а хоккей требовал.

В конце концов Бамбакко позвонил и предложил:

– Приезжайте и посмотрите сами! Просто приезжайте. Это все, о чем я прошу.

Мы слетали туда, посмотрели. Уэйн как‑то сразу возненавидел этот городок.

Он был так зол, что целый день с ним невозможно было разговаривать. Анжело и Джим Маколи, один из владельцев команды, все нам показали. Они были очень любезны, но понапрасну теряли время. Ничего не складывалось.

Наконец они повезли нас в гости в семью Боднар, которая раньше жила в Брэнтфорде. С сыном Джима и Сильвии Стивом Уэйн когда‑то играл в детской хоккейной команде и в лакросс. Этот визит был последней надеждой Анжело. Он уже начал понимать, что я предупреждал его совершенно серьезно. И вдруг произошло непредвиденное: Джим и Сильвия пригласили Уэйна жить у них, если он приедет в Су, и Уэйн повернул на 180 градусов. Он сказал, что согласен. Он останется в Су.

Ну кто способен точно предсказать поведение детей?

Но для нас с Филис его согласие вовсе не означало идеального разрешения проблемы. Су по‑прежнему находился на расстоянии 500 миль от Брэнтфорда. Он не стал ближе от согласия Уэйна. Теперь нельзя будет подскочить и посмотреть на него в любой момент. Здорово, конечно, что он будет жить в знакомой семье, как он жил с Корнишами в Торонто. Можно быть уверенным: ему будет хорошо в этом милом доме, но… Но в конце концов мы согласились. Уже было ясно, что у него есть хорошие шансы стать профессионалом, Уэйн доволен, чего еще желать?

Мы вернулись в Брэнтфорд. У всех было много работы. Уэйн должен был готовиться к играм группы «А». А мне предстояла возня с мотком медного провода – надо было сделать антенну к нашему приемнику, чтобы с началом сезона ловить репортажи об играх «Грейхаундз» дома и на выезде. Может быть, нам не удастся посмотреть игры Уэйна, но слушать репортажи о них мы будем обязательно.

И вот Уэйн уехал. Для него началась новая жизнь. Начало было столь стремительным, что он угодил… за решетку.

Первое, о чем узнал Уэйн, попав в «Грейхаундз»: в клубе существует своеобразная церемония посвящения новичков. Они должны пробежаться голыми по парку. Ни больше ни меньше. Приняв это за шутку, новички не очень волновались.

И вдруг однажды вечером раздался клич: «Новички, на выход. Надеть только майки, трусы и тапочки. Больше ничего». Шесть новичков и одного «старичка» в качестве руководителя посадили в машину и отвезли в парк. Там их высадили. Они стояли перед руководителем испуганные, ничего не понимающие. Потом он собрал их майки, сложил в сумку и забросил ее в машину, которая тут же укатила.

Волнение ребят перешло в настоящий страх. Они замерли от ужаса, когда услышали полицейские сирены. Рев моторов, визг тормозов и вдруг мальчики обнаружили, что они окружены полицейскими автомобилями и фургонами.

– Все ясно! – рявкнул строгий полицейский. – Марш в фургон!

И тут Уэйн решил протестовать. Недаром в школе он прослушал курс основ права. Он не станет мириться с нарушением закона! «Господин офицер, что дурного в том, что мы стоим здесь в трусах? Какой закон мы нарушаем?» – храбро выпалил он.

Но на офицера его заявление не произвело ни малейшего впечатления.

– Гретцки, – зарычал полицейский, – сказано, отправляйся в фургон.

Мальчишки забрались в полицейский фургон. И прежде чем успели что‑либо сообразить, они оказались в полицейском участке за решеткой. Вся его короткая жизнь промелькнула перед Уэйном. Что скажут родители? Если у него будет привод в полицию, он не сможет никогда пересечь границу Соединенных Штатов, а значит… прощай карьера профессионала! Он перепугался до полусмерти.

Но Уэйн не собирался сдаваться так просто. «По закону я имею право сделать один телефонный звонок, – кипятился он. – Почему мне не позволяют позвонить?»

Он был в таком возбуждении, что не заметил, как появилась вся команда во главе с тренером Макферсоном. Они хохотали до слез.

Когда Уэйн оглянулся, он увидел, что хохочут и полицейские. И вдруг шестеро новичков поняли, что их попросту разыграли.

Оказывается, год назад после очередного посвящения полицейские пришли в клуб с предложением. Пора отказаться от этого унизительного ритуала, который, во‑первых, грозит неприятностями для ребят, а во‑вторых, заставляет полицейских проводить глупые, ненужные, неприятные для них облавы. Вместо этого лучше устроить мистификацию, а полицейские примут в ней участие для вящей убедительности. Все будет гораздо смешнее, и никто не пострадает.

«Грейхаундз» согласились. Полицейские играли свою роль прекрасно. Все шестеро новобранцев согласились, что шутка удалась. Правда, это пришло им в голову потом, когда они успокоились и перестали трястись от страха.

Наутро после первой игры Уэйна за команду «Грейхаундз» местная газета «Стар» поместила разговор, подслушанный репортером в раздевалке, где парни переодевались после игры:

Уэйн Гретцки: «А что это такое – „Брут“?»

Дуг Кимбол: «Лосьон после бритья».

Уэйн Гретцки: «После бритья? Ну, это не для меня».

В такой необычной форме газета подвела итог матча. Вот мальчишка, он даже еще не бреется по молодости лет, но только что на льду забил три гола сам и сделал три результативные передачи другим в победном (6:1) матче с «Ошауа Дженералз». Надо сказать, к тому времени некоторые болельщики и специалисты уже начинали озадаченно покачивать головами.

Когда «Грейхаундз» выбрали Уэйна, даже Макферсон не знал точно, кого они получают. Вскоре после начала сезона он рассказывал журналистам: «Я никогда не видел его в игре и допрашивал наших селекционеров, уверены ли они в своем выборе. Они говорили, что играет он отлично и зрители на него идут охотно». Потом он, посмеиваясь, добавил: «И нам пришлось приложить немало терпения и настойчивости, чтобы заполучить его».

Перед началом чемпионата у Уэйна было 31 очко (девять голов и 22 передачи), включая шесть очков, набранных в его первой игре в юниорской лиге «А». Он, шестнадцатилетний, играл против восемнадцати‑девятнадцатилетних парней, команды соперников уже ставили перед собой задачу во что бы то ни стало остановить его. Во время одного матча в Виндзоре в самом начале игры против Уэйна применили жесткий силовой прием – попросту ударили, – и он тогда не добыл ни одного очка. На следующий день в городской газете появилась большая статья: ребята из Виндзора остановили Гретцки, они просто застращали его.

Наконец начались календарные матчи в лиге, Уэйн стартовал с шестью очками, полученными в матче с «Ошауа». В четвертой встрече он набрал еще шесть очков, а в седьмой он забил первые шесть голов, а потом и последний в пустые ворота команды «Оттава‑67». После семи матчей он возглавил список бомбардиров лиги с 10 забитыми голами и 16 результативными передачами. Он в каждой игре набирал по меньшей мере одно очко, и дважды все голы «Грейхаундз» были на его счету. Мне не казалось, что он запуган.

Так продолжалось почти весь год. Уэйн соперничал с Бобби Смитом из «Оттавы» в борьбе за титул самого меткого, а Дино Сиссарелли из «Лондон Найтс», оставаясь все время на третьем месте по очкам, по числу. забитых шайб мог претендовать на первое место. Закончилась эта борьба так: Смит на верхней строчке – 69 голов и 123 голевые передачи (192 очка), Уэйн на втором месте (70– 112–182), а Сиссарелли на третьем (72‑70‑142). Чтобы показать накал борьбы в тот год, скажу, что с такими результатами Уэйн установил бы абсолютный рекорд в любом другом сезоне. Он улучшил старый рекорд (170 очков), установленный в предыдущем сезоне одним из игроков команды города Су. Маленькая заковыка была в том, что Смит расправился с этим рекордом еще решительнее.

Уэйн установил новый рекорд результативности для новичков. Старый – 137 очков – принадлежал Джону Тейвелле из Су. Он улучшил еще один рекорд Тейвеллы для новичков (67 очков). За две игры до конца сезона Уэйну удалось повторить этот рекорд, а сделав в последнем матче хет‑трик, он превзошел Джона, на его счету было 70 шайб. Уэйна назвали самым корректным игроком лиги (14 минут штрафа за сезон). Но было одно обстоятельство, которое не позволяло назвать этот сезон успешным. У команды «Грейхаундз» дела шли не очень хорошо.

Но на матчи «Грейхаундз» зрители исправно ходили. За год до этого средняя посещаемость в Су была 1750 зрителей на игру. Теперь болельщики заполняли все 3400 мест «Мемориал Гарденз», и на выездах трибуны других катков не пустовали. И все благодаря тому, что интерес публики к Уэйну достиг небывалых размеров.

В октябре он стал «номером 99». Это только на словах кажется, что произошло все просто. Поверьте мне, на самом деле все было сложнее. Это была идея Макферсона. Всю жизнь у Уэйна был номер 9, но, когда он приехал в «Грейхаундз», этот номер оказался занят. В тренировочном лагере и предварительных играх сезона на майке у него были номера 14 и 19, но он не любил номера, которые начинаются с единицы. Макферсон предложил: «Ну если нельзя одну девятку, пусть будут две: 99 тоже неплохо».

Уэйн странно взглянул на него:

– Люди будут смеяться надо мной.

– Ты понимаешь, малыш, – ответил Макферсон, – они все равно найдут повод приставать к тебе.

Тогда Уэйн согласился.

Позвонили Филу Эспозито. У него была когда‑то похожая история. Перейдя из «Бостон Брюинз» в «Нью‑Йорк Рейнджерс», он обнаружил, что его номер 7 занят, и взял себе номер 77. Ни Уэйн, ни руководители команды не хотели, чтобы Эспозито счел их поступок за насмешку. Фил рассмеялся, когда ему все объяснили, и сказал: «Действуйте!»

Болельщики вцепились в эту новость. Особенно бушевали они, когда команда играла на выезде.

– Эй, Гретцки! Тут не футбол!

– Что ты выпендриваешься, выскочка? И тому подобное.

Но Уэйну не привыкать к шуму на трибунах, с кличкой «выскочка» он жил с тех пор» как начал забивать шайбы.

Да, он рано узнал, что такое насмешки, оскорбления, обидные прозвища. Со временем притерпелся к ним и не обращал внимания. Иногда, правда, когда становилось невмоготу, он показывал на табло, так, знаете, не глядя на болельщиков, как бы говоря: «Ну, а выигрывает‑то кто?» Он считал, что его игра говорит сама за себя. Но однажды не сдержался.

Было это в его первый сезон в «Нэйшиналз», в пятой решающей встрече четвертьфинальной серии против «Брэймали Блюз». За 15 минут до конца третьего периода «Блюз» вели 6: 3. Казалось, для наших ребят все было кончено, оставалось только поплакать от обиды. Уверовав в свою победу, соперники усиленно посыпали их раны солью. И это было ошибкой.

Когда Уэйн катился мимо скамейки «Блюз», один парень крикнул: «Погляди‑ка, сейчас он нам забьет четыре подряд!»

Уэйн на секунду остановился, потом встал на точку вбрасывания. Выиграл, провел шайбу в щель между защитниками и забросил ее над плечом вратаря. Счет стал 6: 4.

На 10‑й минуте он забил еще одну шайбу в большинстве. 6:5! На 11‑й минуте Брайан Вуд, еще один воспитанник Брэнтфорда, сравнял счет, а еще через 57 секунд ударом с девяти метров, которого вратарь даже не успел заметить, Уэйн вывел свою команду вперед – 7:6.

Соблазн был слишком силен. Он подъехал к скамейке соперников и помахал рукой с поднятыми четырьмя растопыренными пальцами перед носом обидчиков, остолбеневших от такого поворота событий. Потом он отправился обратно на площадку и с его подачи «Нэтс» забили еще один, пятый подряд, гол. Они выиграли со счетом 8: 7. Вел ли он себя как выскочка в тот вечер? Не знаю.

Я видел его таким только один раз. Кажется странным, что при огромном внимании и интересе к нему такие демонстрации больше не повторялись. И не только на льду. Когда он переехал в Су, его репутация, заработанная в детских командах, и бурный старт в юниорской лиге привлекали толпы репортеров.

Иногда доходило до смешного. Все журналисты, репортеры радио и телевидения собирались вокруг Уэйна, спрашивали для начала об одном: не мешает ли ему популярность?

– Я не стараюсь прятаться, – объяснял он. – Мне нравится быть знаменитым. Я не хочу скорее стать взрослым и увидеть все другими глазами. Когда мне будет лет тридцать пять или сорок, я вспомню эти дни и скажу: «Хорошее было время!»

Ажиотаж вокруг Уэйна рос и рос. Однажды позвонил репортер из «Уик‑энд Мэгазин» и попросил об интервью. Уэйн сказал: «Ладно, мы можем посвятить этому завтрак, если платите вы». В этот же день ему предстояло интервью для «Стар» из Торонто, потом еще одно – для «Сан» из того же Торонто, кроме того – съемка для одной из телекомпаний и снова съемка для передачи «Хоккейный вечер в Канаде».

Но команда «Грейхаундз» была далека от победы в чемпионате. Некоторое время она даже пребывала на последнем месте, хотя тройка Уэйна с Дэном Лукасом и Полом Мансини буквально летала по льду. Стали раздаваться критические замечания, которых мы уже слышали немало и раньше: он много забивает, это несомненно, но не ясно, может ли он вести силовую борьбу. Макферсон знал, что ответить. Он старался использовать каждую секунду пребывания Уэйна на льду. Потому что каждый выход Уэйна мог принести очко команде.

«Два года назад Реджи Лич забил 63 гола для „Филадельфия Флайерз“, – говорил он, фыркая от негодования. – Но их тренер был недоволен им. Он, видите ли, плох в силовой борьбе. Ну что ж, в прошлом году Лич забил всего 32 шайбы. Если у вас есть парень, который может забить 63 гола, пусть он забивает, а для силовых приемов найдите другого».

В хоккее существует множество теорий, и никто не может сказать наверняка, какая из них верна, а какая ошибочна. В каждом сезоне правильной признается теория победителя. А Макферсон не был победителем. 22 февраля 1978 года он ушел из клуба. На его место взяли Пола Терио, и для Уэйна это означало драматичные перемены.

С приходом Терио дела пошли на лад. Последние одиннадцать игр в лиге «Грейхаундз» провели неплохо, и это позволило им вырваться из группы аутсайдеров. Уэйн был страшно рад этому, но он лично себя чувствовал как будто в оковах. Репортеры, освещавшие финальные серии ОХА, задали вопрос, правда ли, что Терио закрепил Уэйна в одной определенной тройке и не будет выпускать его так часто, как это было принято в команде раньше. Они не могли этому поверить. Терио заявил: «Я уверен, что такая система полезней для команды». Но потом команда стала опять терять очки, а Уэйн забивал очень мало. Было это временной неудачей или Терио все же ошибался? Теперь уже не разберешься. Я знаю только одно. Что ни делается, все – к лучшему. Пока Уэйн пытался разобраться со своими трудностями в Су, обитатели хоккейного Олимпа – профессионалы НХЛ и ВХА – затеяли войну, и Уэйну суждено было сыграть в ней свою роль.

С 1963 года между НХЛ и Ассоциацией любительского хоккея Канады существовало соглашение о том, что профессиональные клубы не будут забирать игроков моложе двадцати лет. Благодаря этой договоренности звезды дольше задерживались в юниорских клубах, привлекали зрителей, а это означало прибыли, а с другой стороны (с точки зрения НХЛ) – такая система обеспечивала благоприятные условия для развития талантливых игроков. Но тут в заведенный порядок вмешалась ВХА. Ей нужны были звезды сейчас же, немедленно, чтобы выжить. И начался «отлов» молодых, которым еще не было двадцати.

Когда «Бэссет» забрал в 1973 году Диллона, а двумя годами позже Напьера, а «Хьюстон Аэроз» – Джона Тонелли, в НХЛ поднялся крик. От федерального правительства требовали, чтобы оно прекратило «разбой», отказавшись финансировать строительство новых катков в городах ВХА Виннипеге и Эдмонтоне. НХЛ обратилась в Международную федерацию хоккея на льду с просьбой не санкционировать товарищеские встречи клубов ВХА с европейскими командами.

Наконец в 1977 году ВХА согласилась прекратить борьбу. «Бэссет» проигнорировал это решение руководства ассоциации и пригласил Линзмэна. Президент ВХА Болдуин немедленно дисквалифицировал его на шесть месяцев. Война, казалось, была закончена, но вдруг Скалбани и ВХА решили возобновить ее.

У них не было выбора, по правде говоря. Везде, кроме некоторых городов, команды лиги были в полном упадке. Средняя посещаемость матчей в Индианаполисе была менее пяти тысяч. Лучшие игроки, кроме взятых в клубы ВХА раньше, заключали контракты с НХЛ. У ВХА оставался один путь: слиться с НХЛ, а чтобы добиться слияния, заставить старую лигу (НХЛ) принять их, нужно брать юниоров, пока они не достигли двадцати лет. То есть нарушать соглашение о возрастном цензе. Если выбирать кого‑то из юниоров, то Уэйн подходил по всем статьям. Он – яркая звезда юношеского хоккея, а его молодость гарантировала пристальное внимание средств массовой информации, неизбежность бурных дискуссий о том, может ли семнадцатилетний мальчик играть в профессиональной команде.

Уэйн был недоволен тогда своим положением. Если он решит ждать контракта с НХЛ, то ему еще три года придется сидеть в юниорах. А ВХА готова взять его сейчас же.

В одном только ВХА ошибалась. Предложение Скалбани было не единственным и даже не первым. Фактически Индианаполис был третьим. «Бэссет» из Бирмингема первым предложил контракт. Потом появились «Нью‑Инглэнд Уэйлерз» из Новой Англии, они готовы были выплатить аванс в 250 000 долларов и заключить контракт на пять лет с последующим продлением на три года. Мы с Филис отговаривали Уэйна: «Не нужно связывать себя так надолго». А Уэйн пытался убедить нас: «Разве можно бросаться такими деньгами? Мне все равно НХЛ или ВХА. Я просто хочу играть!» Даже то, что в «Уэйлерз» играл Горди Хоу, мало волновало нас в тот момент.

Но все решилось без нашего участия. «Уэйлерз» аннулировали свое предложение. Они просчитали все варианты: слияние с НХЛ неизбежно, и их клуб будет принят в старую лигу, а вот если они, вопреки политике НХЛ, заключат контракт с семнадцатилетним юниором, то их участие в объединенной лиге может стать проблематичным. (Уэйн до сих пор помнит, что в одном из пунктов контракта с «Уэйлерз» плата в первые три года устанавливалась по 50 000 долларов в год. Джек Келли, тогда менеджер команды, предупреждал Уэйна, что больших денег они ему платить первые три года не будут. Зачем? Если без ВХА он сможет только играть в юниорской лиге за 25 долларов в неделю.)

Новая Англия выбыла из борьбы, но ВХА все равно была не прочь заключить с ним контракт – ей требовались козыри для объединения с НХЛ. Был выбран Индианаполис, потому что столь непопулярная среди зрителей команда не могла рассчитывать войти в НХЛ. Коллин Хоу, жена Горди Хоу, позвонила Скалбани и предложила ему заключить контракт с Уэйном.

Казалось, вмешалось само провидение. Если бы Терио не изменил схему игры «Грейхаундз», Уэйн согласился бы еще пару лет участвовать в соревнованиях за Мемориальный Кубок. Он бы не перешел в «Индианаполис Рейсерс», а значит, не оказался бы в конце концов в Эдмонтоне. Если бы он остался в юниорах до конкурса, то мог бы оказаться в самой распоследней команде НХЛ и тогда бы не произошло многих замечательных событий.

Филис и я не летели бы из Индианаполиса на частном самолете, оставив внизу в чужом городе семнадцатилетнего мальчика в надежде, что он проявит себя в игре, где все партнеры и соперники старше его, почти все крупнее, чем он, и где все ждут от него невозможного.

– Все у него будет хорошо, – успокаивала меня Филис.

– Конечно, – успокаивал ее я. – Все будет отлично