Господи, как прекрасна планета, что ты дал нам для жизни. Как бескрайни её океаны и моря, как разнообразна поверхность её суши, как великолепны в своем гордом молчании горы, как стремительны быстрые студёные реки, спускающиеся с твоих ледников. 

Тот, кто не знает и не верит в Бога, просто никогда не видел Земли или так и не открыл глаз своих, чтобы увидеть её. Ибо один раз увидев, нельзя остаться равнодушным. Нельзя не поверить, что Бог - есть любовь, ведь только преисполненным такой бескрайней любовью, можно было создать для детей своих нечто подобное. 

 

Мы вышли из Архангельска 4.10 и пошли по Северной Двине в Белое море. Серое небо, бескровные полярные сутки, ночь незаметно сменяется днем и все это - будто сплошные сумерки земли, без конца и без краю - серость, тишина, отчужденность. Я обожаю русский Север за это. Я обожаю свинцовые, давящие своей легкостью слоисто-кучевые облака, серую, металлическую гладь воды, облетевшие у берега тоненькие березки, желтую листву, уже смешавшуюся с осенней пылью. 

В Белом море нас стало покачивать - о, ни с чем не сравнимое чувство, когда все твое нутро начинает ходить туда-сюда в такт движению судна) Сладостное осознание, что ты все таки в море, что ты все таки вырвался, и что больше между тобой и морем нет никакой земли - только 6 палуб Мстислава Келдыша. 

Совсем забыла сказать! Мы на царском пароходе, на флагмане флота ИО РАН - НИС “Академик Мстислав Келдыш”. И здесь я не живу в твиндеке. И здесь не надо было драить свою каюту, просто чтобы не опасаясь внеземных цивилизаций поставить чашку на стол. Нет. Это царский пароход и волею случая я на нем - царь. В моей каюте можно заблудиться:) Здесь уважение, дисциплина, чистота и бескрайнее море. И на наших пароходах - наши люди. Все знают всех, слово за слово, а помнишь, а знаешь, и вот уже кажется что третий помощник, которого видишь впервые, совсем не чужой тебе человек, он тоже ходил с Мишей и тоже смотрел как загорелый начальник экспедиции меряет прямую солнечную фотометром… Здесь свой электромеханик, здесь через третьи руки знакомый буфетчик, здесь все немного как дома. Как дома, и от того - вдали от него.

 

Есть люди, чьи черты лица необратимо изменены морем - если встретить их на улице, вы непременно заподозрите, что с ними что-то уже произошло, что-то непоправимое, что-то вечное. Как у матроса Виталика. А есть такие, чьи ни черты лица, ни манера поведения, ни слог ничуть не затронуты морем, несмотря на бешеные судосутки, вписанные в их мореходные книжки. Они так же высокопарно заземлены, вальяжны, легки, как настоящие люди суши, как третий помощник капитана Володя. Часики модные на руке, айфончик, брючата с подворотами… А он за свою жизнь видел и делал столько на этом самом море, что многим из нас никогда не представить. Он умеет управлять этим судном - Келдышем, он умеет управлять нашими жизнями. Не знаю, может ли человек отправить на дно АМК, но заставить нас серьезно страдать - запросто. 

 

Четвертого утром, после ночи в порту на судне, мы выходили в Архангельск. Мы ласкали, будто прощаясь, землю простого, как пять копеек, такого мирского города, своими новыми, уже моряцкими ногами. Кому в Архангельске еще в 9 утра могли не продать две бутылки вискаря?) Дышишь, и запоминаешь каждый запах, будь то гнилая листва или речка-переплюйка, один из притоков Двины; да, две недели совсем не срок, и я, еще не вернувшись, хочу уйти прямо сейчас так далеко, как можно уйти находясь на круглой земле, но даже и на две недели надо запомнить, чем пахнет земля. Ведь море не пахнет ничем. Совсем. Ни единого запаха, кроме других людей и камбуза. 

“Дымом и дегтем, потом и кровью, небо не пахнет, пахнет земля”. Как-то вот так, товарищи.

 

Пятого моя зондер-команда под четким руководством и посильным содействием меня собрала все необходимое нам для измерений оборудование, я объяснила, чего делаем и как, договорилась обо всем с кепом и штурманами. Будем ловить солнце, будем делать ночные циркуляции, будем гулять под луной и запивать это все горьким виски. 

Пятого и шестого мы шли вдоль побережья Кольского полуострова. Мы до сих пор идем немного вдоль него, но уже едва различая вдали фьорды Норвегии. С Кольского пахло брусникой. Настоящей, Кольской брусникой, какой я помню её с практики в Хибинах. Немножко колко, немножко больно, моя мечта вести практику в Хибинах никогда не воплотится в реальность. А счастье было так возможно… 

“А света столько, что сложно представить, и музыки столько, что можно оглохнуть, а тепла ровно столько, чтоб не подохнуть, спички, сигареты, да память…”

 

Сегодня восьмое октября, и я не хочу, чтобы время шло дальше. Я рисую цветы акварелью, я снимаю свое незабвенное небо, сегодня ставшее таким по-северному летним, я занимаюсь с Юлей потоками тепла и льдом, Юле начали сниться сны про лед…) Какое счастье наблюдать, как человек начинает тоже бредить немного своей работой, как он вживается в свой предмет исследований, грезит о нем, живет вместе с ним! Только бы не останавливалась эта раскачка, только бы мы с ней шли дальше. 

Мы с Сашкой серьезно смотрим на небо, обсуждаем гидростатику и геострофику, травим байки штурманам, пытаемся вести здоровый образ жизни, но к вечеру становится понятно, что вести вискарь домой нам нельзя. Мы берем себя в руки и старательно решаем эту проблему. Каким то чудом после этого я еще могу ровно ходить, толкать умные речи и даже вскакивать каждые полчаса по звонку старпома (его вахта с 4 до 8, ага)) и бежать проверять, что там с моей луной посреди ясного неба… Этой ночью мы со старпомом выключили все огни по внешнему контуру и заставили судно описывать изящные круги вокруг своей оси.  

 

Погода стала в разы лучше, море приобрело новые оттенки, отличные от серо-черного. Не тропики, конечно, но выходить вахтовать можно просто в пуховке, без шарфа, ветровки, вторых штанов и перчаток…) Напомнило мне немного наше “холодное” Средиземное море на Петрове. Как ни крути, первый пароход, как первая любовь - бестолковый, но до последнего возносимый чувствами в ранг святыни… 

Метафора к метафоре - судовая жизнь - как беременность. В качку и в шум волны все меняется - от манеры разговаривать до способности спать и есть; на судне у меня появляется легкий среднерусский акцент и я не могу остановиться есть:)) При четырех разовом питании (как сказала Юля - кормят на убой, и это правда), к каждой следующей еде я изрядно голодна, так что жду её с нетерпением. Феерия психоза для человека, который в Москве питается один раз в день в столовой на работе, и то, только потому, что как то все идут, ну и меня берут с собой. Зато шестичасового сна на судне более чем достаточно, чтобы ограничиваться двумя зевками перед полдником. 

 

Время, волны и ветер точат детали моего сердечного механизма, и так - точно лучше, чем от водки и от простуд. 

Здесь я верю, что "больше не будет больно и плохо, сегодня не кончится никогда". Мы верим, что не будет платежа, но если он и будет - мы заплатим. 

 

Если на кого-то действует земное притяжение, должно действовать и морское. 

Я вернусь, бескрайнее мое, я сделаю все, чтобы вернуться к тебе. 

 

С бесконечной тоской о море,

Никогда не ваша,

Вереземская.