Стивен Сент-Джеймс и Белл Брэкстон



А что, если он так и не появится?

Иногда ее охватывали жгучие опасения, и она чувствовала себя опустошенной и одинокой.

Отвезу тебя в Бостон, Голубой мой Колокольчик…

В зале, где с хрустальных
люстр
Капают большие слезы…

Ей неожиданно захотелось цыпленка и яблочный пудинг. И еще ей захотелось, чтобы небеса прояснились и в них засверкали бесчисленные мириады звезд. Захотелось новой жизни – самой обыкновенной, такой, какую ведут, например, молодые девушки, у которых в голове нет ничего, кроме предстоящих приемов и вечеринок. Жизни, в которой нет места мечтам, бесконечному ожиданию, а главное, отсутствуют тягостные воспоминания.

Воспоминания точно стремятся отомстить ей за то, что она пытается от них избавиться. Но Белл упорно сопротивлялась. Нет, она не допустит, чтобы прошлое испортило и этот вечер!

Его голос удивил Белл. Ровный, низкий и неотразимо чарующий. В таком голосе можно утонуть, как в реке, и никогда не выбраться на поверхность.

Черный сюртук, черные брюки, черные ботинки. Исключительно черный, ничем не смягченный цвет. В нем есть что-то зловещее, – решила она, забыв о своих опасениях.

Всего одно происшествие – не целый ряд, а всего одно, – и ты уже видишь мир в другом свете, да и мир по-иному смотрит на тебя.

Люблю тебя, мой Колокольчик. Воспоминания разрывали ей сердце. Люблю тебя, дорогая дочурка. – О папа, папа!.. – бормотала она. И ветер тут же подхватывал и уносил ее слова.

Белл очень нравился запах табака. Его богатый аромат странным образом успокаивал ее, внушая мысль, что в этом мире все в порядке.

досада – плохой помощник.

– Тосковать – занятие совершенно бесполезное.

Как, оказывается, все может быть легко и просто! Почему до сих пор она не догадывалась, что Стивен может победить душившую ее тьму? А ведь она должна была догадаться, особенно после того, как видела выражение его лица в тот вечер, в ресторане.

У нее будет комната, откуда днем она сможет любоваться земным миром, а ночью – небесами.

Забыв о люстре, она уставилась на опустевший дверной проем.
– Стивен, – тихонько прошептала она, – неужели ты и в самом деле можешь разгонять воспоминания и царящую в душе тьму?

Странно, но это огорчало его. И еще сильнее огорчала собственная
заинтересованность. Сколько раз твердил он себе, что все это его совершенно не касается, что она самая неподходящая для него женщина. На роль жены со своим непредсказуемым характером она не годится, и что-то мешало Стивену представить ее в роли любовницы. А кем еще она могла для него стать?

Стивен вошел в комнату, оказавшуюся гостиной. Отсюда он смог заглянуть в соседнюю комнату, где стояла ее кровать. Этот вид распалял воображение, как зрелище женской ноги в чулке, обещание возможного блаженства. Он посмотрел на Белл, и у него перехватило дыхание. Боже, как она прекрасна!

День уже клонился к вечеру. Солнце, спрятавшееся где-то за горизонтом, слегка озаряло мрачные, пасмурные тучи и отбрасывало на землю серебристые тени. В этом зрелище было что-то сверхъестественное.

Когда Стивен повернулся, и их глаза встретились. По его взгляду она поняла, что он обдумывает, оправданны ли слухи о ее безумии. Разумеется, эти слухи доходили и до нее. Ах, если бы можно было прожить жизнь заново, по-другому! Но понимая, что это невозможно, Белл только со вздохом отвернулась.

Стивен смотрел на голубую деревянную дверь. В его памяти всплыл обрывок некогда слышанного разговора.
– Она должна быть голубой, – утверждала его мать.
Отец рассмеялся:
– Голубой, дорогая? Никогда не слышал, чтобы парадную дверь красили в голубой цвет. Стивен вспомнил, как мать прижалась головой к широкой груди отца.
«Нам всем в жизни требуется что-то голубое», – неожиданно подумал он.
На следующий день дверь их дома покрасили в голубой цвет. Человек сильный и даже грозный в гневе, отец послушался случайного каприза матери.

В частности, Стивену не следовало приходить сюда. Если говорить о вещах более важных, ему следовало найти
себе женщину с ровным, предсказуемым характером – женщину, которая стала бы ему достойной супругой. А между тем его неудержимо влекло к той, которая совершала неожиданные поступки, далеко не всегда соответствующие его понятиям о благопристойности. Она подобна сильному урагану, который может переломать все в его жизни. Но помимо своей воли, Стивен должен был признать, что всякий раз, оказываясь в центре ее внимания, он ощущает поразительное спокойствие, даже что-то похожее на блаженство.

– Все-таки пришли, Стивен! – В руках Белл держала небольшой кухонный нож, а глаза ее так и светились от удовольствия. – Для вас я испекла отдельный пирог.
Стивен стоял неподвижно. Ему вдруг вспомнилась мать. С ножом в руке, весело смеясь, она кружилась по кухне, где атмосфера была напоена запахами еды, кофе и счастья. Точно такая же атмосфера царила здесь сейчас. Он посмотрел на Белл, которая покрывала глазурью пирог на кухонном столе. Ее волосы были взлохмачены, присыпаны мукой. И он почему-то подумал, что и в старости она будет выглядеть такой же прелестной.

Ее сердце часто забилось. Стивен. Ее пират!.. Если бы только… Но слова «если бы только…» ничего не означают. На свете нет двух других людей, так мало подходящих друг к другу. Она не должна забывать об этом, и ей лучше держаться подальше от человека, который, как она почувствовала еще раньше, может заставить ее изменить все планы.

В воздухе прошелестел его вздох.
– Ах, Белл, почему у вас такое выражение лица? – Какое?
– Выражение, которое постоянно заставляет меня спрашивать себя: кто вы? Заставляет чувствовать то, чего я не хочу чувствовать.
Белл шумно задышала:
– Я – то, что вы видите, ни больше ни меньше.
– Сдается мне, вы гораздо больше того, что я вижу.
Белл
заворожил его пристальный непроницаемый взгляд. Стивен медленно нагнулся, и на этот раз она не стала задавать никаких вопросов.
И тут он ее поцеловал. Не обнял, не прижался щекой к щеке, а поцеловал. Через приоткрытые губы в нее вливалось его дыхание. Закрыв глаза, Белл ощущала небывалое блаженство. Куда более сильное, чем она могла предположить. Все еще в забытьи, она отдавалась тому блаженству, которое даровали ей его губы, мечтая, чтобы это мгновение длилось как можно дольше – целую вечность.

Как раз в этот момент на ближайшей церкви громко и отчетливо зазвонили колокола. Так и не сказав того, что собиралась, Белл подняла лицо. Забыв, казалось, о Стивене, она закрыла глаза и с наслаждением, с каким знаток смакует вино, слушала колокольный звон. Заметно было, как на нее нисходят мир и покой. После того как колокола отзвонили, Белл глубоко вздохнула.

В воздухе прошелестел его вздох.


– Ах, Белл, почему у вас такое выражение лица?


– Какое?


– Выражение, которое постоянно заставляет меня спрашивать себя: кто вы? Заставляет чувствовать то, чего я не хочу чувствовать.


Белл шумно задышала:


– Я – то, что вы видите, ни больше ни меньше.


– Сдается мне, вы гораздо больше того, что я вижу.
Белл заворожил его пристальный непроницаемый взгляд. Стивен медленно нагнулся, и на этот раз она не стала задавать никаких вопросов.

И тут он ее поцеловал. Не обнял, не прижался щекой к щеке, а поцеловал. Через приоткрытые губы в нее вливалось его дыхание. Закрыв глаза, Белл ощущала небывалое блаженство. Куда более сильное, чем она могла предположить. Все еще в забытьи, она отдавалась тому блаженству, которое даровали ей его губы, мечтая, чтобы это мгновение длилось как можно дольше – целую вечность

В его глазах появилось отчаяние. Стивен испытывал непреодолимую потребность в ней. Потребность, которую она не могла и не хотела понять, хотя и знала, что только ему под силу рассеять тьму, таящуюся в ее душе.

Черт бы побрал эту женщину! Черт бы побрал ее за то, что она заставила его потерять самообладание. И вдруг он задумался, что для него хуже: жизнь с Белл Брэкстон или без нее?..

Неприятно чувствовать себя мотыльком, которого притягивает огонь.

Стивен не потрудился надеть пальто, не взял ни перчаток, ни цилиндра. В этот момент он походил на гладкошерстную пантеру. Ни дать ни взять – разъяренный хищник. Белл от изумления споткнулась, затем рассмеялась

Белл хорошо видела, что он хочет ее, но не знала, что Стивен ненавидит себя за это.

– Я не могу не расстраиваться! – воскликнула Белл, прижимая к щекам ладони. – Просто не могу.





Обойдя Гастингса, Стивен поднялся по длинной лестнице наверх. Там он и нашел Белл. Сидя на полу, она что-то яростно черкала в большом блокноте. Какое-то время Стивен стоял неподвижно, не зная, что делать. Зрелище надрывало ему сердце. Хотелось крепко сжать молодую женщину в объятиях, защитить от мира, где она явно чувствует себя неуютно. Хотелось оградить ее от всех неприятностей, утешить в ее затаенном горе. Но как – он не знал.

Белл сделала глубокий вдох, постаралась успокоиться и только потом добавила:
– Поговорите с ними, пожалуйста. Стивен. Вас они послушают.


Он молча смотрел на нее. Гнев на ее лице смешивался с зарождавшейся надеждой. В этот миг она была бесподобно хороша.
И все ее слова, подумал Стивен с улыбкой, звучат так просто и в то же время так искренне, что он чувствует себя желанным и нужным как никогда в жизни.
Поистине удивительно, что его с такой силой влечет к себе эта женщина, вся сотканная из противоречий, сочетающая в себе силу и слабость, неуверенность и решительность, редкую красоту и уродство. Поистине удивительно, что эта женщина с темным, если судить по ее искалеченной ноге и затравленному взгляду, прошлым, может озарять необычным светом его жизнь.

он хочет ее.

В этом его желании не было ничего нового. Новым было только то, что желание это не только не проходило, а, наоборот, усиливалось. Но ему вовсе не улыбается постоянно болтаться между их домами, не улыбается вновь и вновь заводить патефон, чтобы заманить ее к себе. Нет, он хочет просыпаться утром рядом с ней, держа ее в своих объятиях, хочет, чтобы они стали мужем и женой, чтобы только смерть могла разлучить их.

– Я знала, что вы сможете это сделать! – Белл обняла Стивена за шею, крепко прижала к себе, затем чуть-чуть отодвинулась. – Стоит вам только захотеть, и вы можете творить чудеса!



Она даже не потрудилась проститься с ними, и Стивен усмехнулся, думая, как это типично для Белл. Но когда Адам сказал: «Она раненая птица, Стивен», – усмешка сбежала с его губ.



Стивена обуревали противоречивые, самому ему плохо понятные чувства: тревога, беспокойство, которые, однако, растворялись в радостном возбуждении и счастье.

Когда я слышу, как стучит дождь, мне хочется бежать. Куда-нибудь в жаркие края, где я могла бы бродить целыми днями под жгучими поцелуями солнца, глубоко погружая ноги в горячий песок. Вечерами любоваться, как раскаленное светило, постепенно лиловея, уходит за горизонт. Пить вино. В обнимку с судьбой танцевать под звездами. – Она глубоко вздохнула. – И заглушить эту боль, терзающую мою душу. Хотя бы не полностью, частично, но заглушить эту вечную боль.



Белл обвила руками его шею, а его руки спустились по ее спине вниз. Она казалась ему ангелом во плоти. Наполовину девочка, наполовину страстная женщина, Белл не походила ни на кого из тех, кого он когда-либо знал.

Стивен заглянул в голубые глаза и понял, что просто не сможет жить без нее. В этот миг ему показалось, что если кто-нибудь и нуждается в спасении, то это он сам.

– У тебя есть какой-то особый дар вкрадываться в чужую жизнь, мистер Сент-Джеймс. Не успеваешь опомниться, как оказываешься в зависимости от тебя и начинаешь понимать, как будешь, возможно, тосковать, если ты завтра исчезнешь.
– Возможно?


Белл громко рассмеялась:


– Ты хочешь, чтобы не оставалось никаких сомнений?


– Нет, – шепнул он, и в его глазах мелькнуло что-то похожее на боль, что-то свидетельствующее о его уязвимости, – просто надеюсь, что слово «возможно» – лишнее.


Эти слова, как ни странно, успокоили ее сердце. Белл боялась, что Стивен выразит свое недовольство, возразит, скажет что-нибудь, на что у нее не найдется ответа. Разумеется, она могла бы и не вставлять этого «возможно». Если он уйдет из ее жизни, ей будет очень его недоставать, а этого просто нельзя допустить.



– Каждый человек нуждается в том, чтобы его любили.

Но Белл шепотом повторила:


– Не уходи, Стивен.


Ее слова были полны ласки.


Сердце у него сжалось.
Обернувшись, он посмотрел ей в лицо и вдруг понял, что в ее словах прозвучала не столько ласка, сколько мольба. В ее глазах было то отчаяние, то затравленное выражение, которое всякий раз его расстраивало. Что бы ни связывало ее с Адамом, понял он, его брат не может рассеять мрак в ее душе. А он может, и это внушило ему надежду.

Свернувшись в кресле калачиком, молодая женщина смотрела в окно, на вечерние сумерки. Невыразимо печальная и несчастная, она походила на ребенка, ищущего утешения.

Он почувствовал, что она вздрагивает от рыданий.

–
В чем дело, Белл? Почему ты плачешь? Неужели из-за кресла? – озадаченно спросил он.


– Да, из-за кресла. Я любила это кресло. А теперь оно испорчено!


«Господи, ну можно ли так убиваться из-за паршивого кресла?» – подумал он, догадываясь, что ответ на этот вопрос может только его расстроить.
– Ты думаешь, что так горевать из-за кресла – просто безумие? Такого же мнения придерживаются Роуз, Гастингс и даже Мэй.


Белл надолго замолчала, затем он услышал тяжкий вздох.


– Это кресло у меня уже столько лет! С детства… И в годы замужества, и здесь, в Бостоне, оно тоже было со мной. – Белл с трудом выговаривала слова. – Сколько я помню себя, оно всегда было рядом. Такое большое, теплое… и удобное.

Он не глядя представлял себе, как кровь румянит ее щеки.

– Может быть, это и глупо, – добавила она, – но кресло было для меня как живое существо. – Она вздохнула: – Оно единственное, что осталось от моего прошлого, от тех дней, когда я была маленькой девочкой.


«Когда жизнь была много лучше», – мысленно дополнил он.


– Чем бы там ни облили твое кресло – щелочным мылом или еще чем-нибудь, – я уверен, что его можно восстановить.


Белл приподнялась на локте:


– В самом деле? И ты можешь это сделать?
Как всегда, ее красота завораживала его. Глядя в глубину ее голубых глаз, смотревших на него с ожиданием и надеждой, Стивен осознал, что любит ее. И хочет ее, потому что любит как никогда никого не любил. Эта странная девочка-женщина с прошлым, которое лучше не воскрешать, каким-то необъяснимым образом сумела войти в его жизнь, и если она вдруг исчезнет, эта потеря окажется невосполнимой.


«Как это случилось?..» – недоумевал он. Каким образом женщина, к которой он не испытывал никакого интереса, заняла такое важное место в его жизни? Но в тот момент это не имело никакого значения. Значение имело только то, что она с ним, в его объятиях.

Стряхнув с себя сонливость, Белл приподнялась, чтобы взглянуть на спящего. Она нежно провела рукой по его высоким скулам, по шраму в форме полумесяца, который внушал ей сострадание. На ее глазах проступили слезы.


– Как жаль, что я не могу сказать, что люблю тебя! – шепнула Белл человеку, который в ее глазах был так похож на пирата и который так неожиданно вошел в ее жизнь..
Но она не может и не хочет сказать ему об этом. Она осторожно высвободилась из его рук и тихо выскользнула из комнаты.

Благодаря ей изменилось и многое другое в его жизни. Милая Белл! Ангел со сломанными крыльями, который уже никогда не воспарит в небесную синеву.

– Я люблю тебя, Белл! Никогда не думал, что могу любить с такой силой. – Он поднес ее руку к губам. – Проснись же и убедись, как сильно я тебя люблю!..



– А ведь когда мы с тобой встретились, я был уверен, что моя жизнь в полном порядке. Именно такова, какой и должна быть.


– О чем ты сейчас думаешь? – спросила Белл, после ухода детей поворачиваясь к мужу.


Он притянул ее к себе и запечатлел у нее на лбу горячий поцелуй.


– Я думаю, что только теперь, когда по дому вприпрыжку носятся дети с этим паршивым псом, а главное, когда ты все время рядом, моя жизнь действительно в полном порядке, такая, какой должна быть. я так люблю тебя, Белл. Люблю больше жизни! Навсегда, как и ты меня.

Серия сообщений " Автор - Линда Фрэнсис Ли":
Часть 1 - ЛИНДА ФРЭНСИС ЛИ ВО ВЛАСТИ ЛЮБВИ
Часть 2 - Белый лебедь
Часть 3 - Голубой вальс