Кларисса Пинкола Эстес.

         "Бегущая с волками"

 

            Первозданная природа и Первозданная Женщина — два вида, которым угро­жает полное исчезновение. На протяжении длительного времени женская инстинктивная природа подвергалась гонению, грабежу и злоупотреблениям. Подобно любой дикой природе, она всегда страдала от неразумного обращения. Потеря нами чувства собственной первозданности совсем не случайно сов­падает по времени с исчезновением девственной природы на планете.

                 Мое поколение росло после Второй мировой войны во времена, когда женщин считали личной собственностью. К ним относились как к ухоженным огородам... К счастью, ветер неизменно заносит туда семена дикорастущих трав. Танцы если и допускались, то редко, поэтому женщины танцевали в лесу, где никто не мог их видеть, а также в подвалах или па пути к мусорному баку. Украшения сразу же становились поводом для подозрений. Полное радости тело, как и веселое платье, повышало угрозу сексуального оскорбления или насилия. Даже одежду нельзя было назвать своей собственностью. 

                  Это было время, когда измывавшихся над своими детьми родителей назы­вали просто «строгими», когда душевные терзания женщин» переносивших смертельные оскорбления, именовались «нервными расстройствами», когда «приличными» считались женщины и девушки, туго перетянутые корсетами, крепкой уздой и плотным намордником, а «распутницами» — те, кому удава­лось хотя бы на мгновение выскользнуть из ошейника.

                   Главное мое пита­ние составляли громы и молнии. По ночам вокруг поскрипывали и перегова­ривались кукурузные стебли. Вдалеке, на севере, в лунные ночи собирались на полянах, танцевали и взывали к Небесам волки, И все мы без страха пили из одного ручья.

                   Моя любовь к Первозданной Женщине возникла уже в самом раннем детстве. Мне очень повезло: я выросла среди Природы, Вспышки молний поведали мне о внезапности смерти и мимолетности жизни. Волчица-мать убила своего смертельно раненого детеныша, и это научило меня жестокому состраданию и неизбежности прихода смерти к умирающему

                    Следы, по которым все мы пойдем, оставлены архетипом Первозданной Женщины, врожденного ин­стинктивного Я. Я называю этот архетип «Первозданной Женщиной», так как именно эти слова: первозданностъ и женщина образуют сказоч­ный стук в дверь глубокой женской души. К какой бы культуре ни принадлежала женщина, сочетание слов «первозданная», «дикая» и «женщина» ей интуитивно понятно. Когда женщина слышит эти слова старинная, древняя память просыпается в ней и возвращается к жизни. Это — воспоминание о нашем полном, неоспо­римом и окончательном родстве с первобытной женственностью; эта связь могла уже давно стать совершенно непонятной, призрачной от забвения, мог­ла быть погребена под толщей домашнего быта, объявлена вне закона окружа­ющей культурой.

                      Мы могли позабыть Ее имена, мы можем не откликаться на Ее зов, но мы помним Ее всем телом и тоскуем по Ней, мы знаем, что Она принадлежит нам, а мы — Ей.  У некоторых женщин этот животворный «привкус дикости» возникает во время беремен­ности, при кормлении младенца, при изменениях в себе самой в процессе воспитания ребенка или при возникновении таких любовных отношений, которые похожи на посещения любимого сада.

                         Ощутить Ее можно и в видениях, и в зрелищах невероятной красоты. Я чувствовала Ее, когда наблюдала за солнцем в те минуты, которые у нас в лесных краях называют «закатом Господа Иисуса». Я ощущала, как Она шеве­лится во мне, когда усталые рыбаки с фонариками в руках возвращались в сумерках с озера или когда мое новорожденное дитя поджимало пальчики на ногах, и эти пальчики похожи были на ряды зернышек сладкой кукурузы. Она является к нам и в звуках: в музыке, от которой что-то дрожит в груди и учащается сердцебиение, в барабанном бое, свисте, звоне и крике. Но именно эти мимолетные ощущения, приходящие и через красоту, и через потери, оставляют в нас такое опустошение, такую взволнованность и тоску, что рано иди поздно мы пускаемся в погоню за своей первозданной природой: уходим в леса и пустыни, бросаемся в сугробы и катаемся в снегу.

                         Мы обшариваем взглядом Землю, наш слух обостряется, и мы ищем внизу и вверху — ищем какого-нибудь намека, следа, знака того, что Она еще жива, что у нас есть надежда. Когда же женщина находит Ее следы, она чаще всего бросается в отчаянную погоню, сметает все со стола, отбрасывает любые вза­имоотношения, освобождает свой разум, становится чистой страницей, наста­ивает на разрыве, нарушает все правила, заставляет мир остановиться — ибо без Первозданного мы уже не в состоянии двигаться дальше. Когда женщина потеряла Ее, а затем вновь обрела, ей необходимо любой ценой сохранить эту связь. Получив свою находку, она изо всех сил будет бороться за ее сохранение, так как вместе с ней расцветает творческая жизнь, все взаимоотношения обретают и содержание, и глубину, и здравый смысл, утверждается цикличность сексуальности, творчества, работы и досуга; жен­щина перестает быть объектом хищнического интереса, а законы природы наделяют ее равным правом па развитие и успех.

                         Наконец-то ее усталость в конце дня становится следствием радостных занятий и свершений, а не замк­нутости в мелочных размышлениях, мелочной работе или постылых связях. Она инстинктивно понимает, когда приходит время разрушать и созидать, как нужно уходить и как оставаться. Укрепляя свои взаимоотношения с первозданной природой, женщина по­лучает в дар извечного внутреннего наблюдателя, мудреца,  виртуоза интуиции, созидателя, творца, который направляет, дает советы и способствует кипучей жизни во внут­реннем и внешнем мирах.

                           Когда женщина соприкасается с Первозданностью, это становится видимым, словно свечение изнутри. Теперь, независимо от обстоятельств, ее внешнюю и внутреннюю жизнь поддерживает этот перво­зданный учитель, первозданная мать, первозданный наставник. Слова «ди­кость» и «женщина» заставляют женщину вспомнить, кто она и чем занята. Они представляют собой метафору для описания той силы, которая перепол­няет всех женщин. Они олицетворяют то, без чего женщина не может жить.  

                         Утрачивая связь с этой инстинктивной душой, мы живем только наполовину, и образы и силы, естественные для женщины не получают полного разви­тия. Отрезанная от своего главного источника, женщина приобретает стериль­ную благопристойность, но утрачивает свои инстинкты и природные жизнен­ные циклы, попадает под власть общества, интеллекта и эго — собственных или чужих. Первозданная Женщина — здоровье всех женщин. Без нее женская психо­логия лишается смысла. Эта дикарка — прототип женственности; она не зави­сит ни от культуры, ни от эпохи, ни от общественного устройства. Меняются ее циклы, ее символы и олицетворения, неизменна лишь сущность: Она. Она — то, что она есть. Она сохраняет свою целостность.