«Виват, Елизавета!»

Елизавета родилась 18 (31) декабря 1709 года в год великого русского триумфа — Полтавской битвы. Она даже появилась на свет в знаменитом Коломенском дворце в тот день, когда Петр I торжественно вступил в Москву, готовясь праздновать победу в славной баталии. Правда, остановившись в Коломенском и узнав о рождении младшей дочери, обрадованный отец отложил   празднование победы, дабы сначала «поздравить с восшествием в мир» свою Лизетку. Ко времени ее рождения Петр и Марта Скавронская не состояли в законном браке — они обвенчались в 1712 году, и в дальнейшем это принесло Елизавете немало трудностей.

На характер будущей императрицы и на ее правление наложило сильный след  ее рождение в Москве: царевну воспитывали в европейских веяниях, но под сильным влиянием исконного московского духа, и она на всю жизнь полюбила Москву.   Детство и юность Елизавета  провела в царских резиденциях в  Измайлово, Покровском, Преображенском и Коломенском, была очень набожна, любила церковную службу, особенно  в измайловском Покровском соборе. И  то же время  отличалась веселым, ветреным нравом. Елизавета рано захотела нравиться мужчинам, была очень хороша собой, отличаясь настоящей русской красотой и вопреки дворцовой моде никогда не пудрила свои рыжеватые, но роскошные волосы.

Воспитание она получила положенное царской дочери, которую готовили к династическому браку — о ее правлении никто не помышлял, пока не пробил «час России». Ее рано начали учить грамоте, музыке, этикету, иностранным языкам, особенно французскому, ибо намеревались выдать за французского короля Людовика XV и так упрочить союз России с Францией. Однако в 1725 году Людовик обвенчался с Марией Лещинской, дочерью свергнутого польского короля. Причиной  официального отказа царевне Елизавете стало низкое происхождение ее матери и ее рождение до  законного брака родителей.  

Дочь  Петра так и осталась безбрачной, хотя сватали ее потом не один раз, но навсегда пристрастилась к французским книгам и утонченным манерам, что называют одной из причин смягчения нравов в правление  Елизаветы. Воцарение же ее стало одним из тех исторических казусов, когда в собственной стране потребовалось устроить дворцовый переворот, чтобы осуществить национальную политику ради национальных интересов.   

После смерти бездетного Петра II в январе 1730 года Елизавета не стала претенденткой на престол все по той же причине «незаконнорожденности». Верховный Тайный совет пригласил на русский трон ее кузину, вдовствующую герцогиню Курляндскую Анну Иоанновну, которую «верховники» намеревались  ограничить «кондициями» в самодержавных правах, в чем потерпели  сокрушительное поражение. Анна Иоанновна изволила оные кондиции «изодрать» и показала себя вероломной  самодержицей. Для царевны Елизаветы настала опала.  Властная, подозрительная, ревнивая Анна Иоанновна во всем видела в ней соперницу — и в красоте, и в престоле, на который дочь Петра, несомненно, имела больше прав, чем его племянница, да и во внешности Анна сильно проигрывала ей. Императрица предпочитала держать ее в Москве подальше от двора  и высшего света, назначив мизерное содержание. В ссылке Елизавета жила в своем любимом Покровском дворце близ Сокольников. А в Петербурге ей отвели скромный Смольный дворец  и загородное владение ее матери, Сарское (будущее Царское село). Вокруг нее сложился свой маленький двор. Среди членов свиты  были будущие государственные деятели братья А.И. и П.И.Шуваловы, граф М.И.Воронцов и придворный певчий Алексей Разумовский.   

Луи Каравакк. Портрет царевен Анны Петровны и Елизаветы Петровны. 1717

Елизавета пока не помышляла о власти. Больше всего она боялась насильственного пострига в монастырь и вела себя тише воды ниже травы, но в годы опалы научилась  ценным политическим качествам: осторожности, скрытности, наблюдательности, умению лавировать. От пострига ее спасало наличие за границей племянника Карла-Петера-Ульриха, сына ее покойной сестры Анны Петровны и герцога Голштинского. Анна Иоанновна намерено держала ее в девках, опасаясь иметь еще и второго внука Петра Великого, хотя желание сплавить Елизавету замуж за границу было велико. В особенности потому, что Елизавету любили гвардейцы, к которым она в свою очередь была чрезвычайно ласкова, надеясь в крайнем случае получить у них защиту.  

Причиной этой взаимной любви стала общая ненависть к Бирону  и к немецкому засилью при аннинском дворе, далеком от интересов России. В глазах русских дочь Петра казалась способной  проводить национальную политику, а ее отец уже представлялся символом государя-патриота. Возвращенный из ссылки в короткое регентство Анны Леопольдовны архиепископ Феофилакт (Лопатинский) выразил общую мысль, когда молвил навестившей его цесаревне: «Ты — искра Петра Великого».    

Дворцовый переворот 1741 года хоть и вспыхнул стихийно, был давно готов. Ряд исследователей видят в нем французский след, считая, что Елизавета взошла на престол с помощью Франции, через посла маркиза Шетарди и с помощью посла Швеции барона Нолькена. Французы хотели избавиться от пронемецких настроений в России, а шведы — вернуть потерянное в Северную войну. Другие историки объясняют воцарение Елизаветы сугубо внутренними причинами, хотя не исключают факта попыток западного вмешательства: посредником между иностранными резидентами и Елизаветой был ее лейб-медик Лесток, но дальше обещаний и переговоров  дело не пошло.  

Однако регентша Анна Леопольдовна, которой кабинет-министр М.Г.Головкин давно советовал объявить себя императрицей, узнала об этих переговорах и имела глупость сообщить Елизавете, что намерена арестовать Лестока. К тому же пришла весть, что скоро наиболее преданных ей гвардейцев отправят из Петербурга. Утром 24 ноября  Лесток явился к Елизавете, и, убеждая действовать немедленно, показал ей рисунок: на одной стороне листка была изображена Елизавета в монашеском облачении и в окружении виселиц, на другой — она же с короной на голове среди ликующего народа. Участь тетки, царевны Софьи, страшила ее больше всего на свете.

По преданию, в тот день Елизавета перед иконой дала обет не подписывать смертных приговоров, если взойдет на престол. Первый в России дворцовый переворот 25 ноября (8 декабря) 1741 года совершился бескровно. Ночью Елизавета  в сопровождении приближенных явилась в роту преображенцев и сказала: «Ребята, вы знаете, чья я дочь. Меня хотят заточить в монастырь. Идите за мной!» Несколько отрядов были посланы арестовать главных аннинских приближенных, а царевна под охраной отправилась в Зимний дворец, причем, не  доехав, спешилась, чтобы войти бесшумно, и сама разбудила Анну Леопольдовну. Та просила только пощадить ее семью. Начало своего правления Елизавета действительно хотела ознаменовать гуманным деянием. Она помиловала приговоренных Сенатом к смертной  казни  Остермана,  Миниха, Левенвольде  и Головкина и сослала в Сибирь, причем позволила жене последнего ехать за ним в ссылку.

Россия с ликованием приветствовала воцарение дочери Петра, которое Ломоносов называл «радостной пременой». На коронации 25 апреля 1742 года она сама возложила на себя венец. Дабы упрочить свой трон, Елизавета  сразу же решила вопрос о престолонаследии, поскольку часть военных и придворных сочувствовала свергнутой Брауншвейгской фамилии.  Жестокая участь Иоанна Антоновича была итогом нескольких раскрытых заговоров. Поначалу Елизавета хотела отпустить  Брауншейгскую чету в Европу, но вскоре переменила свое решение: чета была арестована и сослана в Холмогоры, а Иоанн Антонович оказался в крепости.

В 1742 году она вызвала в Россию своего племянника Карла-Петера-Ульриха, назначила его наследником престола после крещения в православие под именем Петра Федоровича и подыскала невесту — Софию Фредерику Августу Ангальт-Цербстскую, будущую Екатерину Великую. Выбор наследника был мотивирован желанием безбрачной и бездетной императрицы утвердить престол по линии своего отца, ибо по указу Петра правящий монарх мог сам оставить себе преемника.

Встреча с принцессой Фике состоялась не в Петербурге, как представлено в известном фильме «Виват, гардемарины!», а в Москве, в лефортовском Головинском дворце. Там же Фике впервые увидела своего беспутного жениха, но в день знакомства он был с ней весьма любезен. Когда же у них родился сын Павел, Елизавета забрала внука себе на воспитание. Крестил будущего государя духовник императрицы, протоиерей Федор Дубянский.

Сложилось устойчивое мнение, что Елизавета ничего не понимала в государственных делах и целыми днями только скакала от зеркала к  зеркалу, заботясь  лишь о своей красоте, да всячески терроризировала придворных дам. То заставляла их стричься наголо и носить парик, ибо сама испортила волосы пудрой, то скупала у иностранных галантерейщиков все товары оптом, чтобы они больше никому не достались, то разревновалась по поводу аналогичной розы, вплетенной в хитроумную прическу какой-то великосветской красавицы. Анекдотов о Елизавете действительно сложилось великое множество. Успехи же ее правления признаются заслугой исключительно ее окружения, — хотя за одно формирование такого кабинета ей следует отдать должное. 

Представляется, что слухи о ее единственной страсти к нарядам и о хроническом отвращении к государственным делам распускали те, кто хотел опорочить ее, по выражению А.Карташева, православно-патриотическое правление. У этих слухов и анекдотов было три причины — во-первых, правление женщины, которое на Руси никогда не жаловали. Во-вторых, интриги. Мнение маркиза Шетарди, что императрица «занята только разными шалостями»,  а если кто с нею  заговорит о чем-нибудь важном, «она тотчас прочь бежит», ибо избегает общения «с образованными и благовоспитанными людьми», кажется,  мягко говоря, не соответствующим действительности, а попросту — клеветой. В-третьих, личный характер Елизаветы, который безусловно, давал повод к подобным размышлениям. Но русское общество не обманулось в своих надеждах. Правление императрицы не было «золотым веком» России, но оно было национальным,  отвечая именно тем чаяниям, которое на него возлагали.

Елизавета провозгласила задачей своего правления осуществление всех законов и намерений Петра Великого, объявив указы отца своими собственными указами, но вносила в  них корректировки применительно к новым условиям. При ней во всех сферах жизни наблюдался русский ренессанс. Именно потому при ней  не могла появиться фигура Бирона. Вместо аннинских временщиков Елизавета призвала русских государственных деятелей, и даже менее значимые должности вопреки отцовым правилам предпочитала отдавать русским, а не иностранцам. 

Первую задачу Елизавета видела в восстановлении петровского государственного аппарата. Вместо упраздненного Кабинета министров восстанавливался Сенат, Мануфактур-коллегия, с отделениями в Москве и тп. Однако она смягчила меры Петра против взяточников и казнокрадов,  указав таковых лишь понижать в чине или увольнять.  

В.Серов. Петр II и цесаревна Екатерина Петровна на псовой охоте. 

Государственный курс был направлен на усиление централизации и единства державы. Тому способствовала отмена в 1754 году внутренних таможенных сборов за счет  увеличения пошлин на импорт, что  привело к значительному оживлению торговых связей между   регионами страны и формированию рынка.  По мнению С.М.Соловьева, этим актом Елизавета уничтожила последние следы удельного деления России.

Экономическое  развитие страны стало  одним из факторов (наряду с  сословной политикой) усиления крепостного права: основатели фабрик получали наряду с прочими льготами  крепостных в качестве рабочих рук. Развитие отечественной промышленности  поощрялось  множеством  привилегий, вроде государственных кредитов и права монополии. Многие фабрики производили продукцию для дворцовых нужд и ради исполнения личных желаний императрицы, мечтавшей, например, об отечественном производстве шелка.

Балы и ассамблеи, возрожденные  Елизаветой, обусловили появление в Москве первой фабрики нитяных кружев, основанной брюссельской уроженкой Терезой, а в 1744 году  вышел указ, чтобы все желающие заводили в России фабрики для  производства бархатов, штофов и шелковых тканей. Московские купцы начали первое в России  фабричное изготовление пуховых и шерстяных шляп, появились первые фабрики для производства красок. Даже Ломоносов  получил привилегию на основание  завода разноцветных стекол, бисера и стекляруса с государственным кредитом. 

Гуманизация общественной жизни ознаменовалась отменой смертной казни — впервые в России. Кроме того, Елизавета  распорядилась не посылать в Тайную канцелярию  за ошибочное написание императорского титула, отменила  пытку по корчемным делам и запретила медвежью забаву. Смягчение нравов в России было ее заслугой. Роскошь  елизаветинского двора сравнивали с роскошью Версаля, при этом она внесла в возрожденные ассамблеи французскую утонченность и галантность против немецкой моды времен ее отца. Именно при Елизавете началась «галломания», которую потом высмеивал Грибоедов, но тогда она была всего лишь хорошим тоном, облагородившим русское высшее общество, особенно в сравнении с аннинским двором. Справедливо сказано, что при Елизавете русский человек ходил в театр, а не на зрелище казни

Внешняя политика стала  осуществлением принципов петровской дипломатии. Канцлер  А.П.Бестужев-Рюмин называл ее «системой Петра I»: в основе  лежало признание союзов России с государствами, с которыми  сложилась устойчивая общность интересов. В Семилетней войне против Пруссии, которая стала боевым крещением для Суворова, русские войска разгромили непобедимую армию Фридриха II и заняли Берлин. Только полоумный Петр III  свел фактическую победу к нулю.

В елизаветинской культурной политике  развивался петровский курс,  ориентированный на сближение с Европой, но с отечественным приоритетом. Здесь на первое место встала задача государственного воспитания русских «искусных людей», профессионалов, при помощи «премудрых учреждений», либо путем обучения их у иностранных мастеров. Выращивать достойное свое — вот что стало лейтмотивом елизаветинского   правления.  В ознаменование преемственности деяниям Петра Великого и «для общей Отечеству славы» был основан Московский университет под личным  покровительством императрицы, отчего его на первых порах  и называли «елизаветинским». За только это деяние Елизавета Петровна достойна памятника в Москве, где-нибудь на Моховой или хотя бы на Воробьевых горах, где уже стоит памятник Ивану Шувалову.

После  петровских реформ, выдвинувших страну в европейское  культурное пространство,  в России давно был востребован собственный университет.  Его отсутствие замедляло развитие  державы, особенно в сравнении с европейскими странами, где университетское образование началось в  XI веке. Одной из задач Московского университета ставилась борьба с засильем домашних гувернеров-иностранцев, обучавших русских  дворянских отпрысков, дабы они получали обучение отечественное и более  качественное, в целях будущей достойной службы Российской державе.

Желая сделать приятное Шувалову, императрица подписала  указ об основании университета в день именин его матери Татьяны Ивановны, а Шувалов в свою очередь приурочил торжественное открытие университета в годовщине коронации Елизаветы Петровны в апреле 1755 года.  При университете, по мысли Шувалова, были открыты художественные классы, ставшие первой «кузницей» отечественных кадров  для  петербургской Академии Художеств, учрежденной  в 1757 году  во  исполнение замысла Петра I и для воспитания  русских талантов. Например, Федот Шубин отправился   учиться в Академию из дворцовых истопников.  Умела же Елизавета выбирать себе фаворитов!

Расцвет искусств в елизаветинской России был связан с личным пристрастием  к ним императрицы. Важнейшим было даже не то, что  появлялись театры, опера, балет,  а то, что в представлениях наряду с иностранными актерами и музыкантами участвовали — и учились —  русские танцовщики, певцы, артисты. Императрица   не  удовольствовавшись   дворцовыми развлечениями,  в  1756 году учредила в  Петербурге первый  государственный профессиональный русский театр с актерами, набранными из ярославской труппы Федора Волкова, которую она на казенные деньги вытребовала в Петербург. Когда же подобное новшество перенял Московский университет и создал свой студенческий театр, вскоре ставший первым публичным театром Москвы, Елизавета в 1761 году  удостоила труппу личной аудиенцией в Петербурге.

При Елизавете под руководством «московского Растрелли», архитектора Дмитрия  Ухтомского была создана   московская архитектурная школа, положившая начало профессиональному архитектурному образованию в России. Прежде такое образование велось  только на практике. Петр  I приказал создавать при опытном  архитекторе ученические команды для обучения на  стройках. В 1745 году Ухтомский создал на основе своей команды собственную архитектурную школу в Охотном ряду, где строительная практика сочеталась с учебными  занятиями в классах и углубленным изучением архитектурной теории по античным трактатам. 

Архитектурный стиль  елизаветинского барокко тоже появился в свое время. Замечено, что  он словно выражал характер самой императрицы, с роскошью, капризами, причудливыми линиями, завитками, невероятной красотой и жизнерадостностью. Главным елизаветинским архитектором стал В.Растрелли, имевший  многих учеников и последователей, а без высочайшей санкции дворцовые и столичные памятники строить было нельзя — и надо отдать должное одному ее вкусу. Зимний дворец и Воскресенский собор Смольного монастыря, куда императрица намеревалась уйти на покой,   Петродворец в Петергофе,   царскосельский Екатерининский дворец, в который  Елизавета приказала  перевезти  Янтарный кабинет, подаренный ее отцу прусским королем,  Николо-Богоявленский морской собор — это все Елизавета, которая ухитрялась совмещать в себе европейский  лоск Петербурга и великую, церковную московскую старину.   

Жемчужин московского елизаветинского барокко сохранилось немного, но   они впечатляют по сей день.  Это, например, архитектурный властелин Замоскворечья — храм св. Климента Римского на Пятницкой, который сейчас  обещают воссоздать в первозданном  великолепии. В день праздника этого святого Елизавета взошла на престол и тотчас распорядилась воздвигнуть в Петербурге в слободе Преображенского полка, первым присягнувшего ей на верность, церковь Преображения  с приделом в честь св. Климента.  Проект  был заказан крестнику Петра I, архитектору Пьетро Трезини, и тогда А.П.Бестужев-Рюмин, имевший палаты в Замоскворечье,  решил построить в Москве такой же храм на месте одноименного деревянного, по счастью  стоявшего на Пятницкой с незапамятных времен.  Он  пожелал приурочить закладку к коронационным торжествам, мечтая, что будет присутствовать сама государыня, но  опоздал — деревянный  храм был разобран только к лету 1742 года.

Есть версия, что автором проекта мог быть тот же  Пьетро Трезини. Это были и легендарные Красные ворота, построенные в дереве на коронацию Елизаветы, через которые она торжественно прошествовала в Головинский дворец,  и потом отстроенные в камне Ухтомским.  Это был и елизаветинский Зимний дворец в Кремле, построенный Растрелли хоть и неудачно, но доживший до 1812 года и принявший в свои стены Наполеона. Для дворцовых  нужд она распорядилась выстроить Запасной дворец у Красных ворот, который рассматривался в числе претендентов на первое здание Московского университета. В советское время его превратили в бездарную конструктивистскую постройку.

Е.Лансере. Елизавета Петровна в Царском Селе

Давно замечено, что по отношению к Москве  Елизавета  больше напоминала своего Тишайшего деда, чем отца. Благоговея к памяти предков,  она  повелела  отреставрировать родовую Знаменскую обитель на Варварке, возобновить палаты бояр Романовых рядом с ней, которые уже были почти утрачены, поправить Коломенский дворец, в котором появилась на свет.  Приказала  восстановить Спасский собор в Заиконоспасском монастыре, бывший домовым для Славяно-греко-латинской академии.  И щедро строила  храмы в честь своего тезоименитства.

В Златоустовском монастыре на ее средства была основана церковь Захарии и Елизаветы. А  Ивановский монастырь на Кулишках она приказала восстановить после пожара, поскольку носила имя матери св. Иоанна Предтечи. Незадолго  до смерти императрица  назначила эту  обитель  для призрения вдов и сирот знатных и заслуженных людей. А в ближайшем Подмосковье Елизавета начала восстанавливать погоревший, полуразрушенный Ново-Иерусалимский монастырь.

Церковная политика Елизаветы лучше всего показывает, сколь много в России зависело от личности правителя. В силу своей  набожности, которую напрасно ставят под  сомнение, она изменила петровский курс к Церкви, и это был один из немногих пунктов, где она пошла вразрез с принципами отца. Взойдя на престол,  Елизавета вызволила из ссылки многих священнослужителей, сосланных при Анне, и духовенство относилось к ней  любовно не только за освобождение, но и за добрые перемены. Новгородский архиепископ Амвросий (Юшкевич) называл Елизавету «преславной победительницей», избавившей Россию «от врагов внутренних и сокровенных», которые «под видом верности отечество наше разоряли». (По его мысли, приспешники Анны Иоанновны, прикрываясь государевой службой, намеренно истребляли  православных священников  и честных, способных русских людей, любящих отечество, чтобы уничтожить саму Россию.) Высшие синодальные посты стали занимать русские  архиереи, ненавидевшие Феофана Прокоповича.

В 1754 году Елизавета подписала указ, чтобы Синод представлял на должности архиереев и архимандритов не одних малороссиян, но и «из природных великороссиян».  Она не решилась отменить пост обер-прокурора и коллегию экономии, ведавшую  управлением церковными землями,  как ей в 1742 году предложил   митрополит Амвросий, дабы  предоставить руководство Синодом духовному лицу. Однако она выстроила такие  отношения с Синодом, которые ослабили государственную диктатуру в лице обер-прокурора  и более того, предоставила Синоду право обращаться к ней с ходатайствами об отмене прежних петровских указов.

Главное же — она существенно затормозила секуляризацию земель. Петр I передал государству управление церковными вотчинами,  назначив с них на содержание церковных должностей оклады, а остальные доходы велел отправлять в казну. Елизавета  возвратила  управление церковными имуществами Синоду с сохранением выплат доходов государству, однако сам вопрос секуляризации  был неминуем. По мнению А.Карташева, церковное землевладение оставалось пережитком все тех же удельных времен, столкнувшимся  с новой регулярной государственной  моделью.  Для государства оно создавало множество неудобств, нарушая  единство административной системы и гражданского суда, оттягивало льготами крестьян и ремесленников с государственных земель, так что секуляризация в принципе была неизбежна.

Однако  Елизавета, когда ее  убедили, что Церковь сама сможет поставить государству доходы со своих земель  без секуляризации и государственной опеки, не стала проводить радикальную реформу, сумев  осуществить «мировые» решения. Доходы же от церковных имуществ отправлялись на государственные  благотворительные цели,  на призрение инвалидов, на строение монастырей. Петр III приказал не тратить время на всю эту «возню» с Церковью.

В 1751 году была издана Елизаветинская Библия. Так был исполнен указ Петра I  от 14 ноября 1712 года о создании нового исправленного перевода Библии на церковно-славянский язык, с предварительной выверкой текста по греческой Септуагинте.  Синоду было дано право просматривать ввозимые в Россию иностранные книги, преследовались раскольники и иноверцы.  За разговоры в  храме велено было брать штрафы. Императрица стремилась во всем подавать благочестивый пример, выстаивала церковные службы, нередко падая в обморок.    

Г.-К. Гроот. Портрет Елизаветы Петровны в черном маскарадном домино с маской в руках

Личная жизнь императрицы так и не сложилась, хотя она всегда охотно ловила свои лучики счастья. На улице Гастелло сохранился еще один памятник елизаветинского барокко — каменный Покровский дворец,  выстроенный в 1742 году по проекту  архитектора М.Г.Земцова на  месте старого деревянного дворца,  в котором   царевна   жила в опальные годы.  В новом пристанище она отпраздновала   свадьбу с Разумовским  и провела медовый месяц.  Тайное венчание с  Разумовским, как считается, состоялось в Знаменской  церкви подмосковного села Перово в 1742 году. Там  долго хранились воздухи, вышитые руками императрицы, которые она вероятно подарила храму.

В следующем 1743 году  Елизавета купила Перово у владельцев и подарила его Разумовскому, а по преданию, повелела проложить Главную аллею в Измайлово, которая вела в Перово.  Однако  московские  легенды относят венчание к церкви Воскресения в Барашах на Покровке, 26, от которой остались руины, а дом, подаренный императрицей своему  супругу, — к соседней усадьбе Апраксиных (Покровка, 22). И будто бы в  память о том венчании  глава храма была  украшена огромной короной.  Другая легенда гласит, что после венчания, которое состоялось в Перово, молодые возвращались по Покровке  и по пути  отслужили молебен в Воскресенской церкви в Барашах. В память о том императрица и приказала  увенчать храмовую главу короной, а рядом   выстроить в подарок мужу роскошный дворец, ныне именуемый усадьбой Апраксиных.  

В тех покровских легендах есть отголосок исторической правды. Елизавета  и впрямь подарила мужу владение сравнительно недалеко от Покровки — бывшее  имение М.Г.Головкина  на Гороховом поле.   А усадьба Апраксиных, одно время приписываемая мастеру круга Растрелли, а теперь — все тому же Ухтомскому, была построена   после  1764 года, когда   Елизаветы  уже не было в живых, и когда по Москве шествовал ранний классицизм.

Причина такого  архитектурного анахронизма, по мнению исследователя  А.Алиева, объясняется тем, что  архитектор выполнял пожелание именитого заказчика. И возможно, тот, как многие московские домовладельцы,  в своем дворце выражал протест официальной власти. (Стоит вспомнить  того же Пашкова, демонстративно развернувшего свой дом спиной к Кремлю.)  Так или иначе, в Москве появился ее главный гражданский образец  елизаветинского барокко, с лепниной, раковинами, коринфскими колоннами,  богатым декором. Дом называли московским Зимним дворцом в миниатюре, хотя за причудливую форму он получил и другое прозвище — «дом-комод».

Елизавета старалась  благообразить Москву, опять-таки продолжая петровские  преобразования в градостроительстве и особенно заботясь о благоприятном впечатлении иностранных послов. Дома  должны были возводиться по  планам, ширина улиц и  переулков была  строго регламентирована. В Кремле и Китай-городе запрещалось строить деревянные здания. Отныне нельзя было иметь в городе медведей, «а кто к оному охотник, держали б в деревнях своих». Елизавета наложила  запрет и на такую забаву, как пальба из ружья по птицам, а ослушников повелела штрафовать в тысячу рублей за каждый выстрел, если   благородного звания, или  ссылать на каторгу, если крепостные. Запретила она и выпускать колодников за прошением милостыни,  дабы не портили вид городских улиц.  

Елизавета страшно боялась смерти и любого напоминания о ней, но   именно она стала основательницей первого московского кладбища.   В 1748 году   императрица  приказала отныне не погребать при церквях на пути от Кремля до Головинского дворца,  а для умерших прихожан отвести вне Москвы кладбище и выстроить там на ее кошт церковь.  Объясняется  этот указ очень просто — Елизавета  не желала встречать на своем пути похоронные процессии. Для  устройства кладбища   был  учрежден комитет, в который  вошел и  Ухтомский. Сначала выбор пал на Трифоновскую церковь в  Напрудном близ 1-й Мещанской, но там оказалось  недостаточно места, и в итоге Комитет  избрал   Марьину рощу.  Деревянная церковь во имя св. Лазаря была освящена уже в 1750 году.

Конец  жизни императрица  провела уединенно в Царском Селе. Ее здоровье пошатнулось в 1757 году, когда начались  припадки — кто-то считает их унаследованной от отца эпилепсией,  кто-то  — тяжелой истерией. Елизавета раскаивалась в выборе наследника, ибо  «урод» не подавал надежд на достойное правление, и подумывала передать престол Павлу Петровичу под регентством матери, но опасалась для него участи Иоанна Антоновича.  

Шувалов не успел представить императрице проект итоговых Фундаментальных законов, которые должны были увенчать елизаветинское правление. В них в духе просвещенной монархии утверждались приоритеты национальных интересов, вплоть до права назначения на высшие  государственные должности (кроме военных) только русских православных поданных, соблюдения неприкосновенных прав духовенства и имущественных прав Церкви, а также включая обязанность дворян получать образование до поступления на военную службу.  

Главным итогом елизаветинской эпохи было национальное возрождение Российской  державы и усиление ее внешних и внутренних позиций. В царство Елизаветы, по  словам Соловьева, «Россия пришла в себя», и в этом, несомненно, была   заслуга императрицы. Она, конечно, страстно увлекалась нарядами, коих оставила по себе 15 тысяч, любила поплясать и умела давать толковые советы личным  пивоварам, но только принцесса Фике   сделала из своих наблюдений   главный вывод — успех в России ее ждет лишь в том случае, если она сама станет русской.   

Перед смертью Елизавета   приказала освободить всех содержавшихся  в заточении по корчемным делам, и  скончалась в праздник Рождества Христова  25 декабря 1761 года. Последующие правители были представителями Голштейн-Готторпской  ветви Романовых.  Оттого Елизавету и называют «последней русской императрицей», хотя династия не пресеклась.

Автор: Елена Лебедева в вт, 26/01/2010

http://www.rus-obr.ru/cult/5416

Серия сообщений "Исторические личности":
Часть 1 - «Свеча страны русской» — царь Фёдор Иоаннович.
Часть 2 - Святая преподобномученица великая княгиня Елисавета Феодоровна. Часть 1.
...
Часть 5 - Художник Светлана Ивлева.
Часть 6 - Рождество в Царской Семье.
Часть 7 - Виват, Елизавета!
Часть 8 - Императрица Елизавета Петровна. Часть I.
Часть 9 - Императрица Елизавета Петровна. Часть II.
...
Часть 22 - Как Серафим Саровский предсказал Николаю II «Пасху среди лета», а предсказание сбылось вопреки насмешкам скептиков.
Часть 23 - Прутский поход: как Петра I спасла женщина.
Часть 24 - Императрица-жаворонок: сколько часов в день работала Екатерина II.