Рене_Левек все записи автора Автор: Stella aka Catarina Sforza
Дата: 12.04.2008
Рейтинг: G
Категория: Gen
Пейринг: Катарина/Вацлав
Жанр: трагедия((
Фэндом: Trinity Blood
Дисклеймер: нимаё
Замечание от Crusnik_02: АУ.

Кардинал сладко потянулась под одеялом, скосив чуть приоткрытые глаза на часы. Еще 15 минут можно себе позволить понежиться в теплой постели. Потом из неприметной двери в углу комнаты появится, как всегда, безукоризненно одетый и причесанный отец Гавел, встанет на расстоянии шага от кровати и признесет глубоким бархатным голосом:

- Доброе утро, Ваше Высокопреосвященство. Пора вставать.

Потом он позовет горничных и ретируется в коридор, где будет сидеть и ждать. До тех пор, пока она не выйдет, так же безукоризненно одетая и причесанная.

- Вы очаровательно выглядите, Ваше Высокопреосвященство. – скажет он и подаст руку. – Прошу.

И они выйдут, направляясь к штабу Секретариата, подставив лица лучам восходящего солнца. А потом так же возвратятся назад – купаясь в лучах солнца заходящего. Или в бархатной тьме ночи. Но это непринципиально. Главное – вместе. Как всегда. Кардинал и ее телохранитель. Верная, бесшумная, заботливая, смертоносная тень.

Стрелки часов переместились уже дальше нужной отметки, а неприметная дверь в углу все не открывалась. А это значило…

Опять.

Кардинал встала, влезла в тапочки и, бесшумно подойдя к двери, разделяющей спальни Леди и ее телохранителя, скользнула в комнату Вацлава.

Так и есть…

Бледное лицо, покрытое мелкими капельками пота. Разметавшиеся, спутанные волосы. И кровь – на подушке, простыне, одеяле…

Опять…

Катарина вспомнила, как это случилось первый раз. Лет пять назад…

Кардинал изъявила желание помолиться в одиночестве в Латеранском соборе. Конечно, как всегда для иерархов такого ранга, одиночество было номинальным – высокий стройный священник неотлучно находился рядом. Пусть и старался ничем не выдавать своего присутствия. Катарина опустилась на колени перед алтарем, сложив руки в молитвенном жесте и шепча слова Символа Веры:

- Credo in unum Deum, Patrem omnipotentem, factorem caeli et terrae, visibilium omnium et invisibilium…

Священная латынь срывалась с губ кардинала и витала в пропахшем ладаном воздухе собора…

- … Et in Spiritum Sanctum, Dominum et vivificantem, qui ex Patre Filioque procedit…

Крик. Резкий, пронзительный. Вспоровший благостную тишину собора и затерявшийся где-то под сводом центрального нефа… Кардинал умолкла и повернула голову. Она даже не сразу поняла, что это кричит Вацлав. Кричит, захлебываясь и корчась на узорчатом полу собора…

- Что с Вами?

Вопрос застрял в горле. Катарина увидела. Глубокие, сильно кровоточащие раны на лбу и ладонях. Пропитанную липкой горячей влагой ткань сутаны справа на груди. На ногах, наверное, тоже есть…

Стигматы. Раны Христовы. Ну да… Кому, как не ему… Верующий.

Кардиналу приходилось раньше видеть стигматиков и она знала, что реакция тела в момент появления ран всегда разная. Кто-то впадал в летаргический сон, у кого-то были видения, судороги. Вацлава же мучила боль. И холод. Катарина присела, коснувшись пальцами ледяной щеки. Губы священника искривились в попытке что-то сказать. Кардинал наклонилась ближе.

- Мама… Мамочка… Побудь со мной…

Бредит. Это тоже бывает…

- Конечно, я побуду. – ласково произнесла кардинал, поглаживая щеку патера. – Успокойся, малыш…

Эх, будь он на самом деле малышом – можно было бы хоть на скамью его уложить… всё не так бы замерз… Но разве поднимешь? Пусть лежит, это обычно не бывает долго…

Ноги Катарины затекли от сидения в неудобной позе. Но отлучиться было нельзя – священник сразу беспокоился, начинал бормотать что-то, стонать… Наконец к концу четвертого часа он притих и открыл глаза, уставившись на кардинала осмысленным взглядом.

- Где я? – недоуменный шепот. – Что со мной было? Я помню… боль.

Кардинал поднесла к лицу Вацлава его же собственную окровавленную ладонь с розовой корочкой на том месте, где только что была рана.

- Вот. – сказала Катарина. – Вы стигматик, Вацлав. Давно?

Священник вздохнул. А он так надеялся, что это больше не повторится…

- Помогите встать. Сейчас я все расскажу… - попросил патер, протягивая руку.

Кардинал помогла священнику приподняться, усадила на скамью, села рядом и приготовилась слушать.

- Это началось в раннем детстве… - казалось, каждое слово лается с огромным трудом. – Года в два… Не реже раза в две недели. Иногда после сна, иногда я падал просто дома или на улице. И всегда – боль и холод. Мать укладывала меня в постель, укутывала, но не помогало – нужно было ждать, пока приступ закончится. А потом в пятнадцать лет это и вовсе прекратилось. И вот опять…

Катарина молчала. Боялась перебить и не услышать чего-то важного.

- Знаете, я рад, что этого не случилось во время моей службы в… - он замялся. – Ну, Вы поняли. Они бы меня тогда замучили…

Кардинал кивнула. Он прав. Исследовали бы вдоль и поперек, как лабораторную крысу, решая – от Бога это или от Дьявола… Таскали бы на допросы, морочили мозги доктринами и догматами. Довели бы до нервного расстройства – в лучшем случае…

- Я вас очень прошу… - подал голос Вацлав. – Не рассказывайте никому. Зачем это?

- Конечно, не стану. – пообещала Катарина, вставая. – Пойдем, Вам отдохнуть нужно.

Если бы в тот вечер кто-то захотел покуситься на жизнь, здоровье или честь кардинала Сфорца, это не составило бы ему труда. Слишком уж удобной мишенью была женщина, идущая по площади, поддерживая под руку бледного, шатающегося священника. Но в этот раз все обошлось благополучно.

… Катарина подошла к постели Вацлава и потрогала его запястье. Ледышка… Из-под одеяла выглядывала узкая ступня с круглой кровящей раной. Капли холодного пота на лбу смешивались с алой жидкостью, сочащейся из царапин под линией роста волос. Грудь была прикрыта одеялом, но кардинал знала, что и там открылась рана.
Говорят, Бог награждает этим даром своих самых верных слуг, тех, кто больше всех угодил Ему. Награждает мукой. Дает вкусить от собственной горькой трапезы. Отпить глоток из чаши Своих страданий. Почувствовать на краткий миг всю глубину Его жертвы.

…дали Ему пить уксуса, смешанного с желчью; и, отведав, не хотел пить…

А тебя никто не спросит, Верующий, рана от ран Христовых, не спросят – и поднесут к губам горькое питье, не заботясь, снесешь ли ты эту горечь, по плечу ли бремя, по силе ли крест. И тебе остается только терпеть… Бог не любит отвергающих Его дары.

… В этот раз Вацлаву было особенно тяжко. Две недели, день в день он просыпался утром от боли в открывшихся ранах. Об этом не знала ни одна живая душа, кроме Катарины и двух преданных служанок, которые в отсутствие кардинала сидели с патером, подкладывая ему под одеяло грелки, бинтовали раны, меняли и стирали постель. А еще пытались накормить хоть чем-то не требующим жевания – молоком или молочной кашей, киселем, напоить соком. Вот только в эти моменты Вацлав не мог взять в рот почти ничего. А сотрудники потом удивляются стройности его фигуры…

… Утро. Вацлав открыл глаза. Удивительно. Ничего не болит – отвык уже, что ли?
Наконец-то закончилось. Сегодня можно будет в кои веки нормально помыться и поесть… Патер блаженно улыбнулся. Пробежаться по площади, не боясь, что подведут внезапно ставшие ватными ноги. Голубей покормить – шальная мысль. А почему нет? Господи, как хорошо жить… Когда ничего не болит и вообще… Патер встал и пошлепал в душ, подставил тело тугим струям воды. Выйдя из ванной, уничтожил сытный и вкусно пахнущий завтрак. Неторопливо оделся и вышел из комнаты.

Солнечный зайчик заполз под веки кардинала. Она улыбнулась и открыла глаза.

- Доброе утро, Ваше Высокопреосвященство. Пора вставать.
- Вацлав? – Катарина радостно подскочила на кровати. – С Вами уже все в порядке? Как себя чувствуете? Может, еще полежите сегодня, наберетесь сил?
- Благодарю Вас, Ваше Высокопреосвященство. Я в порядке. – улыбнулся Вацлав. – Одевайтесь, а то мы опоздаем. – он вышел в коридор.
Полчаса спустя священник шагал по площади, ведя под руку Катарину Сфорца и вдыхая полной грудью запахи – цветов, духов кардинала, и… минуточку!
Секунда – священник развернулся, вытаскивая пистолет. Еще секунда – закрыть собой кардинала, закрыть от метнувшейся в их сторону тени.

- Стой! Катарина, назад! – зарычал, занося руку.


Кардинал не поняла, что происходит. Считанные секунды… Длинное, гибкое тело убийцы отлетает в сторону и замирает на каменных плитах площади. Кровь… Мгновение назад что-то просвистело возле уха. Пуля, - запоздало догадывается Катарина. Одна. Но ведь звуков выстрела было…

- Вацлав!

Пистолет выскальзывает из длинных, изящных пальцев и падает, стукнувшись о камень. Тело оседает медленно, неестественно медленно. Глаза. Распахнутые и удивленные.

Раны.

На груди медленно набухает кровавое пятно.
Бледная кожа на лбу теперь украшена кроваво-алым, безобразным цветком.

Взгляд в сторону – палатинские швейцарцы ведут еще одного убийцу. Теперь ясно, откуда рубиновые точки на руках – прострелили вместе с рукоятью пистолета. Странно…

Стигматы. Только эти – не от Бога, а от людей.
Грешные раны.
А ты- святой.
Катарина гладит спутанные волосы, обрамляющие уже такое спокойное и бледное лицо.
Святой…
Святой Дух – голубь на мостовой.

qui ex Patre Filioque procedit…

Amen.