В конце сентября в связи с началом массовой эвакуации противника с Таманского полуострова командующий ЧФ вице-адмирал Владимирский решил, что сложились исключительно благоприятные условия для нападения на конвои Керчь Феодосия—Ялта. Его замысел заключался во внезапном появлении наших кораблей на коммуникации в предрассветные часы, когда противник уже считал себя в безопасности от нападения наших кораблей. Отход в базу должен был осуществляться в течение первой половины дня под прикрытием дальних истребителей Р-40. При этом учитывались данные разведки, докладывавшей об отсутствии немецких бомбардировочных соединений в Крыму.

В 21.15 5 октября выход советского отряда из Туапсе был зафиксирован немецкой радиоразведкой. В советских документах отсутствуют признания в нарушении радиомолчания, но дальнейшие действия противника свидетельствуют, что он руководствовался вовсе не интуицией. В 21.55 немецкий командующий приказал развернуть в 5 милях мористее конвоя отряд в составе трех торпедных катеров, переразвернул две подлодки (одну к Туапсе, другую от южного берега Крыма послал навстречу советскому отряду). Кроме того, командование люфтваффе организовало ночной поиск самолетами-разведчиками, которые вскоре обнаружили наши корабли (они к тому моменту разделились — «Харьков» должен был произвести поиск у Ялты, эсминцы — у Феодосии) и установили за ними постоянное наблюдение. О потере скрытности около 2 часов ночи доложил командир «Харькова», а чуть позже командир отряда.

Постоянное наблюдение позволило немцам своевременно объявить тревогу по всему побережью и навести торпедные катера на группу эсминцев. Результат был закономерен. Лидер, под огнем батарей, выпустил 104 снаряда по Ялте в результате чего было повреждено несколько домов и имелись потери среди гражданского населения. Эсминцы отказались от обстрела, поскольку с 05.30 до 05.55 вынуждены были вести бой со «шнелльботами». Непосредственно сам бой сложился для немцев неудачно — катера были обнаружены до атаки, все их торпеды прошли мимо, а один из атаковавших получил попадание 45-мм снаряда. Тем не менее главную свою задачу они выполнили — после боя командир нашего отряда не помышлял ни о чем, кроме отхода. Когда в 06.30 6 октября под берегом были обнаружены две БДБ, несомненно, принадлежавших к керченскому конвою, эсминцы ограничились парой залпов в их направлении (немцами не замечены), поскольку не успевали в точку рандеву с «Харьковом». Дальнейшее многократно описано в исторической литературе новейшего периода: четыре последовательных, с трехчасовыми интервалами удара одной и той же группы немецких пикирующих бомбардировщиков, в результате которых были потоплены все три корабля, безуспешные попытки прикрыть отряд нашей авиацией, совершившей с этой целью 96 самолето-вылетов. Между первым и последним налетом прошло 9 часов, а само место трагедии находилось примерно в 90 милях от нашего побережья, т. е. в пределах досягаемости и авиации, и легких сил флота. Последние прибыли к месту трагедии уже после того, как последний эсминец скрылся под водой и за двое суток смогли спасти 123 человека, при том, что погибли 733. Чем можно объяснить столь масштабный провал?

Главной причиной представляется потеря скрытности еще на раннем этапе проведения операции. Это позволило противнику хорошо подготовиться и к отражению набега, и к преследованию и уничтожению нашей ударной группы. ) С нашей же стороны факту потери скрытности, что окончательно стало ясно после ночной бомбардировки «Харькова», надлежащего внимания не уделили. В своем докладе командир отряда Г. Н. Негода заявил: «Подобного рода обаружен ия кораблей воздушной разведкой были систематическими в прошлых операциях, поэтому на выполнении операции, считал, не отразится». На самом же деле во многих предыдущих операциях этого факта было достаточно, чтобы прервать выполнение задания, но в этот раз такого решения не приняли ни командир отряда, ни руководитель операции (начальник штаба эскадры капитан l-ro ранга М. Ф. Романов, находившийся в Геленджике), ни на ФКП флота. Вероятно, руководство считало, что отступавшему с Тамани противнику просто нечем будет ответить на наш рейд. Однако данные разведки в очередной раз оказались неточны — в период с 25 по 29 сентября из-под Гомеля на аэродром Багерово близ Керчи прибыла в полном составе группа пикирующих бомбардировщиков Ju87 III/StG3, пилоты которой были хорошо подготовлены к атаке морских целей. Со 2 октября группа принимала участие в поддержке немецких войск, но ее появление в плане операции никак не учитывалось. В частности, запланированное прикрытие отряда 3—4 истребителями было рассчитано на противодействие воздушным разведчикам, но никак не массированным налетам пикировщиков с истребительным прикрытием.

Однако все перечисленное само по себе никак не предопределяло масштабы трагедии. Ведь отходивший полным ходом отряд успевал попасть лишь под один удар самолетов, до того момента, как он выходил за пределы радиуса их действия. Этим первым ударом был поврежден «Харьков» (успеху первого налета дополнительно способствовало то, что корабли останавливались для подъема из воды немецких летчиков со сбитого самолета-разведчика и наблюдение верхней вахты за воздухом в момент начала налета отсутствовало). Командир отряда сообщил о результатах боя и своем решении буксировать поврежденный корабль в базу, командующий флотом приказал ему снять личный состав с лидера и отходить, но это приказание не было выполнено, по всей вероятности, потому, что к моменту его получения обстановка уже изменилась — состоялся второй налет, которым был тяжело поврежден флагманский эсминец. Вообще же хронометраж обмена радиограммами и принятия решений на ФКП ЧФ в тот день нуждается в дополнительном изучении, поскольку известно лишь, что из-за неполного развертывания пункта управления в Геленджике командующий операцией входящие радиосообщения не читал, а радиообмен на ФКП затруднялся тем, что таблица условных сигналов на операцию не составлялась, и каждое сообщение приходилось зашифровывать и расшифровывать побуквенно. После второго налета отряд и вовсе потерял связь — донесения с единственного неповрежденного эсминца береговые приемные центры по непонятной причине не получали. В результате и информация, и приказания поступали с большим опозданием или не поступали вовсе, что также стало важной причиной, обусловившей исход операции. Впрочем, это никак не объясняет запоздалые и недостаточно эффективные меры по увеличению истребительного прикрытия. Лишь в 11.10 было дано указание прикрывать корабли одновременно не менее чем восемью самолетами (причем к прикрытию привлекались бомбардировщики и штурмовики), хотя ситуация требовала высылки не менее 12—15 истребителей. Но даже это не отвечавшее в полной мере обстановке решение выполнить не удалось, поскольку проявилась хроническая болезнь ВВС ЧФ — отсутствие полнокровных частей на передовых аэродромах, что позволяло осуществлять вылеты лишь небольшими по составу группами самолетов.

Ничем нельзя объяснить отсрочку выхода сторожевых и торпедных катеров из Геленджика и Туапсе. Их своевременное прибытие могло бы не только спасти жизни многим сотням моряков, но, по всей вероятности, уберечь от гибели последний эсминец, поскольку в этом случае отпала бы необходимость его участия в спасательных работах и нахождения в опасном районе. Фактически же сторожевые и торпедные катера прибыли в район трагедии только с наступлением темноты, когда поиск плававших в воде людей стал весьма затруднен. К тому же торпедные катера израсходовали почти все топливо — его увеличенный запас не был принят, поскольку место топлива занимали торпеды и глубинные бомбы. Объяснялось это тем, что в момент выхода (16.00) катерам еще ставили задачу на противолодочное обеспечение отряда, а не на участие в спасении людей. В результате им пришлось сразу же лечь на обратный курс, а основная масса спасенных пришлась на вторую половину дня 7 октября. С учетом засвежевшей погоды и температуры воды в 13,5 градуса это объясняет, почему почти все спасенные были подняты со спасательных плавсредств, а не из воды — основная масса находившихся в воде погибла. Командование флота также несет за это ответственность, как и за то, что корабли изначально не были обеспечены спасательными средствами согласно штатной численности экипажей.

Еще один штрих, о котором, как правило, не пишется ~ состояние прямой связи между кораблями и прикрывавшими их истребителями. Изначально такая связь планировалась, и фактически первая прикрывавшая корабли группа самолетов ее поддерживала. Однако, во-первых, на кораблях не было укомплектованной специалистами ВВС группы наведения истребителей, которой находившиеся в воздухе пилоты должны были бы подчиняться. Во-вторых, изначально планировалось, что корабли будут прикрываться лишь одной эскадрильей истребителей Р-40 из состава 7-го иап. Вылетевшие для дополнительного прикрытия машины от других частей о наличии канала связи с кораблями даже не подозревали. В результате моряки потеряли всякую возможность наводить свое прикрытие на обнаруженные вдалеке вражеские ударные эшелоны и должны были стоически ожидать, когда их обнаружат и атакуют наши истребители. Последние атаковали, но во всех случаях уже после того, как немцы сбрасывали бомбы, к тому же недостаточно энергично. Неудивительно, что вопросы взаимодействия с прикрывающей авиацией не были отработаны, коль скоро до этого командование ЧФ делало вид, что такой проблемы не существует, и попросту запрещало кораблям плавать в светлое время суток.

По совокупности вышеизложенного можно сказать, что события 6 октября 1943 г., как и сокрушительное поражение в Цусимском сражении, стали следствием не пары-тройки субъективных ошибок, а несоответствия требованиям войны всей существовавшей на тот момент системы планирования и проведения набеговых операций, и не только их. Такие факторы, как низкое качество разведки и вытекающее из этого пренебрежение ее данными, отсутствие глубокой проработки плана операции, никогда не учитывавшего возможные изменения в ее ходе, пренебрежение вопросами организации взаимодействия, непродуманность организации связи и многое другое, проявились в этом случае далеко не в первый и, увы, не в последний раз. Но хуже всего оказалась подготовка командных кадров, которые оказались не готовы и не способны принимать ответственные и мудрые решения в сложной боевой обстановке.

Уже 11 октября последовала директива Ставки ВГК № 30221, где говорилось: «По полученным данным операция Черноморского флота 6 октября, закончившаяся провалом, ненужной гибелью людей и потерей трех крупных боевых кораблей, проводилась без ведома командующего Северо-Кавказским фронтом, несмотря на то что флот подчинен ему в оперативном отношении.

Ставка Верховного Главнокомандования приказывает:

2. Основные силы флота использовать для обеспечения боевых действий сухопутных войск. Дальние операции крупных надводных сил флота проводить только с разрешения Ставки Верховного Главнокомандования».

Но этим дело не ограничилось. Последовало расследование комиссией Государственного Комитета Обороны (его результаты не опубликованы до сегодняшнего дня), на основании которого постановлением ГКО № 5278 от 2 марта 1944 г. были определены наказания должностным лицам. Наркому ВМФ Н. Г. Кузнецову был объявлен выговор «за непринятие мер к предупреждению неправильных действий командования ЧФ при подготовке и проведении операций кораблей». Другие руководители были наказаны гораздо строже: начальник ГМШ вице-адмирал Г. А. Степанов, Л. А. Владимирский и начальник штаба ЧФ контр- адмирал И. Д. Елисеев отстранялись от своих должностей и понижались в воинском звании на одну ступень. При этом ни формально командовавший операцией М. Ф. Романов, ни командир отряда Г. П. Негода никаких взысканий официально не получили (позже они были наказаны приказом наркома ВМФ). Отрадно сознавать, что члены государственной комиссии не пошли по весьма распространенной канве поиска «стрелочников», а нашли истинных виновников катастрофы и добились их наказания.

Однако главным итогом катастрофы стала не гибель трех крупных кораблей, не тяжелый удар по моральному духу черноморцев в финале переломного 1943 г., и даже не смена руководства в ГМШ и ЧФ. Главным итогом стала утрата веры Верховного главнокомандующего в компетентность своих флагманов, включая самого наркома ВМФ Н. Г. Кузнецова. Ведь иначе не получится объяснить наложенный Ставкой ВГК запрет на использование крупных кораблей без ее разрешения, который фактически распространился не только на ЧФ, а на все воевавшие флоты. Без одного из родов сил, причем такого, который во всех мировых флотах считался ведущим, ВМФ лишался значительной части своего боевого потенциала, что не могло не отразиться на качестве решения стоявших перед ним задач в третьем периоде Великой Отечественной войны.

"Черноморский флот в Великой Отечественной войне. Краткий курс боевых действий" М. Морозов, А. Кузнецов. М.: Яуза пресс, 2015