А! это снова ты. Не отроком влюбленным,
Но мужем дерзостным, суровым, непреклонным
Ты в этот дом вошел и на меня глядишь.
Страшна моей душе предгрозовая тишь.
Ты спрашиваешь, что я сделала с тобою,
Врученным мне навек любовью и судьбою.
Я предала тебя. И это повторять —
О, если бы ты мог когда-нибудь устать!
Так мертвый говорит, убийцы сон тревожа,
Так Ангел смерти ждет у рокового ложа.
Прости меня теперь. Учил прощать Господь.
В недуге горестном моя томится плоть,
А вольный дух уже почиет безмятежно.
Я помню только сад, сквозной, осенний, нежный,
И крики журавлей, и черные поля...
О, как была с тобой мне сладостна земля!

Анна АХМАТОВА, "Белая стая"

А вот это - Гумилёву, хотя речь может идти и идёт в первую очередь об Анне всея Руси. В предыдущем сообщении я вскользь указал на психическое состояние Гумилёва в этот период: он весь заряжен на ненависть к грядущему хаму и Ахматова его интересует лишь как предмет былых разочарований в жизни и любви, но не более. Я не намерен больше уделять здесь место этой коллизии: Ахматова сама выносит себе приговор, жестокий приговор, орошённый слезами былых воспоминаний в последних строках. Но того Гумилёва нет уже, а этому она может отдать и отдаёт сострадание только и скорбь, что на фоне вызревающей уже в ней новой любви выглядит просто потрясением: ни от чего прожитого не желает отказаться эта женщина седых тысячелетий, всю свою и чужую любовь и боль будет нести по жизни до остатних дней царскосельская муза. Я не знаю другой такой женщины, проявившей своё величие и в любви, и в сострадании к былым возлюбленным, и даже к тем, кто любил её без ответа, так самозабвенно и честно. Русская Сафо...