Как же тонок и эфемерен Бальмонт в переливах полутонов: лунный свет, ангельская бесплотность. Но как ему о воде удаётся! И о северной, свинцовой, и об эллинской лазури.
Я уже здесь писал про фантастическую одиссею Бальмонта во времена, когда он за декаданс был изгнан из Империи. Средняя Европа: вечеринки со студентами, поэтами, музыкантами. И переводы, переводы...
Кажется, нет ни одного европейского языка, с которого он не переводил. В Испании он участвует в бое быков и одновременно переводит Лорку.
Отправляется в Мексику, где знакомится с Эдгаром По и тут же, сидя в седле, начинает его поэму переводить. В Гиперборее их, вцепившихся в обломки яхты, выловили в конце августа из ледяной воды Ловозера. Растёрли водкой, изрядно дали внутрь, перевязали Бальмонту глубоко рассченное благородное чело, которое этот романтический шрам будет украшать теперь до смерти, вызывая вздохи мечтательных дам.
Выплывали два часа против разыгравшейся снова бури, рискуя опять вылететь на каменистые отмели острова Мёртвых, а он беспечно проспал под брезентом на пеньковых канатах эту новую схватку со смертью. За стаканом грога на охотничей заимке Деганова, куда им чудом удалось вырулить с рваными парусами и без обоих якорей, он задремал под завывание ветра... и о нём позабыли.
А когда вспомнили, этот бледный красавец, похожий гордым профилем с своей окровавленой повязкой и брошенными поверх неё прядями смоляных волос на испанского корсара, без записи и единой запинки прочёл свое великое: Я вольный ветер, я вечно вею...".
И всё-таки вода всегда занимает в его творчестве особое место. Да вот хоть тут...

ВОДА

Влажная пропасть сольется
С бездной эфирных высот.
Таинство — небом дается,
Слитность — зеркальностью вод.
«Только любовь»

От капли росы, что трепещет, играя
Огнем драгоценных камней,
До бледных просторов, где, вдаль убегая,
Венчается пеною влага морская
На глади бездонных морей,
Ты — всюду, всегда, неизменно живая,
И то изумрудная, то голубая,
То полная красных и желтых лучей,
Оранжевых, белых, зеленых и синих
И тех, что рождаются только в пустынях,
В волненье и пенье безмерных зыбей,
Оттенков, что видны лишь избранным взорам,
Дрожаний, сверканий, мельканий, которым
Нельзя подыскать отражающих слов,
Хоть в слове бездонность оттенков блистает,
Хоть в слове красивом всегда расцветает
Весна многоцветных цветов.
Вода бесконечные лики вмещает
В безмерность своей глубины,
Мечтанье на зыбях различных качает,
Молчаньем и пеньем душе отвечает,
Уводит сознание в сны.
Богатыми были, богаты и ныне
Просторы лазурно-зеленой пустыни,
Рождающей мир островной.
И море — все море, но в вольном просторе
Различно оно в человеческом взоре
Качается грезой-волной.

В различных скитаньях,
В иных сочетаньях,
Я слышал сказания бурь —
И знаю, есть разность в мечтаньях.

Я видел Индийское море, лазурь,
В нем волн голубые извивы,
И Красное море, где ласков коралл,
Где розовой краскою зыбится вал,
И Желтое, водные нивы,
Зеленое море, Персидский залив,
И Черное море, где буен прилив,
И Белое, призрак красивый.
И всюду я думал, что всюду, всегда,
Различно-прекрасна вода.

Константин Бальмонт