Сельма Лагерлёф "СВЯТАЯ НОЧЬ" |
Хотел на Фотосайте дать ссылку на этот замечательный рассказ, но именно того перевода, что у меня не нашел. В результате отсканировал и публикую рассказик "Святая ночь" в переводе неизвестного. Различия в переводах на примере последнего абзаца покажу по окончании рассказа.
Сельма Лагерлеф - Святая ночь
Когда мне исполнилось пять лет, я пережила большое горе. Пожалуй, это было самое крупное горе, какое только выпало на мою долю. У меня умерла бабушка. До самой смерти она проводила все время, сидя в своей комнате на угловом диване и рассказывая нам сказки.
Помню я о бабушке очень мало. Помню, что у нее были красивые белые, как снег, волосы, что ходила она сгорбившись и постоянно вязала для внуков теплые чулки.
Потом я еще помню, что, рассказывая какую-нибудь сказку, она, бывало, положит мне на голову руку и скажет:
-И все это правда... Такая же правда, как и то, что мы сейчас видим друг друга.
Припоминается мне также, что бабушка умела петь славные песни, только пела она их не часто. В одной из этих песен говорилось о каком-то рыцаре и русалке. У этой песни был припев: "А по морю, а по морю дул холодный ветер!"
Помню я еще одну молитву и псалом, которым бабушка меня научила. Обо всех сказках, которые она мне рассказывала, у меня осталось слабое, смутное воспоминание, и только одну я помню так ясно, что могу и сейчас ее пересказать.
Это небольшая легенда о Рождестве Христове.
Вот, кажется, и все, что я помню о своей бабушке, кроме, впрочем, того чувства ужасного горя, которое я испытала, когда она умерла. Это я помню лучше всего. Словно вчера это было - так помню я утро, когда диван в углу вдруг оказался пустым и я не могла даже себе представить, как пройдет этот день. Это я помню вполне ясно и никогда не забуду.
Помню, как нас привели проститься с бабушкой и велели поцеловать ей руку, и как мы боялись поцеловать покойницу, и как кто-то сказал, что мы должны поблагодарить ее в последний раз за все те радости, которые она нам доставляла.
Помню я, как все наши сказки и песни положили вместе с бабушкой в черный гроб и увезли... увезли навсегда. Мне казалось, что-то исчезло тогда из нашей жизни. Как будто дверь в чудную, волшебную страну, по которой мы раньше свободно бродили, закрылась. И уж никто потом не сумел отворить эту сказочную дверь.
Мы, дети, постепенно научились играть в куклы и игрушки и жить, как живут все другие дети. И со стороны можно было подумать, что мы перестали тосковать о бабушке, перестали ее вспоминать. Но это было не так. Даже и теперь, хотя с тех пор прошло более сорока лет, в моей памяти встает легенда о Рождестве Христове, которую бабушка мне не раз рассказывала. И мне самой захотелось включить ее в сборник «Легенды о Христе».
* * *
Это было в рождественский сочельник. Все, кроме бабушки и меня, уехали в церковь. Только мы вдвоем, кажется, и остались во всем доме. Одна из нас была слишком стара, чтобы ехать, а другая слишком мала. И обеим нам было грустно, что не придется ни услыхать рождественский гимн, ни полюбоваться сиянием рождественских свечей в церкви. И бабушка, чтобы разогнать нашу грусть, принялась рассказывать.
-Однажды темной ночью, - начала она, - один человек отправился раздобыть огня. Он ходил от одного дома к другому, стучался и говорил: "Помогите мне, добрые люди! Жена моя родила ребеночка. Надо развести огонь и согреть ее и младенца".
Но дело было ночью, все уже спали, и никто не откликался на его просьбу. Человек шел все дальше и дальше. Наконец, он заметил вдали огонек. Он направился в ту сторону и увидал разведенный костер. Вокруг костра лежало стадо белых овец. Стадо сторожил старый пастух.
И вот человек, которому было нужно добыть огонь, подошел к овцам и увидал, что у ног пастуха лежат три большие собаки. При его приближении все три собаки проснулись, раскрыли свои широкие пасти, словно собираясь залаять, но не издали ни малейшего звука. Человек видел, как шерсть у собак на спине встала дыбом, как засверкали их белые зубы и как все они разом кинулись на него. Он почувствовал, что одна собака схватила было его за ногу, другая за руку, а третья вцепилась ему в горло. Однако челюсти и зубы не повиновались собакам, и лютые псы, не причинив пришельцу ни малейшего вреда, отошли в сторону.
Тогда человек направился к костру, но овцы так плотно прижались друг к другу, что нельзя было пробраться между ними. Тогда он прошел по их спинам к костру, и ни одна из них не проснулась и даже не пошевелилась.
До сих пор я слушала бабушку, не прерывая ее неторопливого рассказа. Но тут у меня невольно вырвался вопрос:
-Почему же, бабушка, овцы продолжали лежать? Ведь они так пугливы, - нетерпеливо спрашиваю я.
-Подожди немного, узнаешь! - говорит бабушка и продолжает свой рассказ:
-Когда человек этот почти приблизился к костру, пастух поднял голову. Это был угрюмый старик, который относился ко всем людям подозрительно и неприветливо. Когда он увидел приближавшегося незнакомца, то схватил длинный заостренный на конце посох, с которым ходил всегда за стадом, и бросил его. Посох со свистом полетел прямо к незнакомцу, но вдруг почему-то отклонился и со звоном упал в поле.
Бабушка хотела продолжать, но я перебила ее.
- Отчего же посох не попал в этого человека?
Но бабушка, не обратив внимания на мой вопрос, продолжала рассказ:
-Тогда незнакомец подошел к пастуху и сказал: "Помоги мне, друг мой. Дай мне огоньку. Жена моя родила ребеночка, и надо развести огонь, согреть ее и младенца!"
Пастух хотел было отказать, но когда вспомнил, что собаки не могли укусить этого человека, овцы не испугались и не разбежались от него и посох не задел его, стало старику жутко, и он не посмел отказать незнакомцу.
"Бери, сколько хочешь!"- сказал пастух.
Но костер уже почти догорел, и не осталось ни одного полена, ни одного сучка, - лежала только большая куча горячих угольев, а у незнакомца не было ни лопаты, ни ведра, в котором можно было бы их донести.
Увидев это, пастух повторил: "Бери, сколько хочешь!" А сам радовался при мысли, что тот не сможет унести с собой жаркие угольки из его костра. Но незнакомец нагнулся, выгреб рукой из-под пепла уголья и положил их в полу своей одежды. И уголья, когда он доставал их, не обожгли ему рук и не прожгли его одежды. Человек понес их, как будто это был не огонь, а орехи или яблоки...
Я пораженно слушаю бабушку, но на этом месте нетерпеливо перебиваю ее в третий раз.
-Отчего же, бабушка, уголья не обожгли его? -Услышишь, услышишь! Подожди! - успокаивает меня бабушка и продолжает рассказывать дальше:
-Когда злой и угрюмый пастух увидал все это, он очень удивился: "Что это за ночь, что злые псы не кусаются, овцы не пугаются, посох не убивает, а огонь не жжет?!"
Он остановил незнакомца и спросил его:
"Что за ночь сегодня? И отчего к тебе относятся так милостиво все?"
"Если ты сам не видишь, я не могу объяснить тебе этого!"- ответил незнакомец и пошел своей дорогой, чтобы поскорее развести огонь и отогреть свою жену и младенца.
* * *
Пастух решил не терять из вида незнакомца, пока не разузнает, что все это значит, и шел следом за ним, пока тот не добрался до своей стоянки. И удивленный пастух увидал, что у этого человека не было даже хижины, а жена его и младенец лежали в пустой пещере, где ничего не было, кроме голых каменных стен.
И подумал тогда пастух, что бедный невинный ребенок может замерзнуть в пещере, и хотя сердце его было не из нежных, ему стало жаль младенца. Решив помочь ему, пастух снял с плеч сумку, вынул оттуда мягкую белую овчину и отдал ее незнакомцу, чтобы тот положил на нее младенца.
И в ту же самую минуту, когда оказалось, что и он, жестокосердный и грубый человек, может быть милосердным, открылись глаза его. И пастух увидел то, что раньше не мог видеть, и услышал то, что раньше не мог слышать.
Он увидал, что вокруг плотным кольцом стоят маленькие ангелочки с серебряными крылышками и в руках у каждого из них - арфа, и услыхал, что ангелочки громко поют о том, что в эту ночь родился Спаситель, который искупит все грехи мира.
И тогда понял пастух, отчего никто в эту ночь не мог причинить зла незнакомцу.
Оглянувшись, пастух увидел, что ангелы были повсюду: они сидели в пещере, спускались с горы, летали по небу; громадными толпами шли они по гористой дороге, останавливались у входа в пещеру и смотрели на младенца.
И повсюду царило ликование, слышалось пение и звучала нежная музыка.
И все это видел и слышал пастух в темную ночь, в которой раньше ничего не замечал. И ощутил он великую радость оттого, что открылись глаза его, и, упав на колени, благодарил он Господа.
* * *
Бабушка немного помолчала, словно переживая чувства пастуха, пришедшие к нему в ту сказочную и удивительную ночь, глубоко вздохнула и сказала:
-Если бы мы действительно умели смотреть, то и мы могли бы увидеть все, что видел тогда пастух, потому что в рождественскую ночь ангелы всегда летают по небесам. Если бы мы действительно умели слушать, то и мы могли бы услышать их небесное пение, - и положив свою добрую теплую руку мне на голову, бабушка сердечно добавила:
-Хорошенько запомни это. Это такая же правда, как и то, что мы сейчас видим друг друга. Дело не в праздничных свечах и лампадах, не в луне и солнце, а в том, чтобы все люди имели очи, которые могли бы видеть Величие Господа!..
* * * * * * *
Вот пример другого перевода финала:
– Но то, что видел пастух, мы тоже могли бы увидеть, потому что ангелы летают в поднебесье каждую Рождественскую ночь. Если бы мы только умели смотреть.
И, положив мне руку на голову, бабушка прибавила:
– Запомни это, потому что это такая же правда, как то, что мы видим друг друга. Дело не в свечах и лампадах, не в
солнце и луне, а в том, чтобы иметь очи, которые могли бы видеть величие Господа!
— То, что увидел тогда пастух, могли бы и мы увидеть, потому что ангелы каждую Рождественскую ночь летают над землею и славословят Спасителя, но если бы мы были достойны этого.
И бабушка положила свою руку мне на голову и сказала:
— Заметь себе, что все это такая же правда, как то, что я тебя вижу, а ты меня. Ни свечи, ни лампады, ни солнце, ни луна не помогут человеку: только чистое сердце открывает очи, которыми может человек наслаждаться лицезрением красоты небесной.
Комментировать | « Пред. запись — К дневнику — След. запись » | Страницы: [1] [Новые] |