Спасибо Эну за то что нашел один из потерянных мною фиков)))

Не моя

Рейтинг: GP-13

Пейринг: Анна\Рен, Анна\Йо

Дискламер: Я отказываюсь от прав на персонажей и сюжет Хироюки Такей

Размещение: размещайте, где хотите, но с моим именем!

Заметка от автора: это еще один нелогичный и бессмысленный бред от меня любимой. Наверняка получилось совсем не то, чего ожидали люди, которые знали о его существовании, поэтому за ранее извиняюсь за возможное разочарование. Здесь скорее больше моих мыслей, чем самого развития сюжета, но вот такой он у меня получился и мне захотелось поделиться им с вами. Надеюсь тапочков в мою сторону будет не много, но если что-то не понравиться прошу высказываться не жалея автора. За ранее спасибо.

Заметка от автора2 (от 6.09.2010): Ну и бред. Это мои первые мысли по прочтению сие моего шедЪевра. Нет в принципе ничО так, но… это скорое пособие по тому как НЕ надо писать. Слишком длинные предложения. Слишком много прилагательных, всяких сравнений дофига причем на одно предложение. Сейчас я так не пишу. Я стала старше, циничнее, предпочитаю более лаконичный текст и, конечно же, намного меньше розовых соплей. В общем, от чужого авторства сейчас я бы такое читать не стала. Вот так. Я предупредила

Предупреждение: флафф жутчайший.

Статус: закончен.

Звонкая пощечина, громкое оскорбление, запах ее духов, теплой волной окативший его с ног до головы подобно цунами. Легкое касание кончиков ее волос пахнущих молочной карамелью. Они, как еще одна пощечина, коснулись его щеки и девушка, что он желал так же страстно, как и достижения всех своих целей, плавно покачивая бедрами, едва прикрытыми черной тканью платья, гордо скрылась за шуршащими дверями.

А он так и остался стоять, пространственно прикасаясь пальцами к покрасневшей щеке с кровоточащими царапинами от ее ногтей; начинал водить подушечками пальцев по контору своих губ; прикасался к ним языком, словно хотел запечатлеть в себе вкус ее губ. И он смотрел ей в след завороженный ее походкой и цоканьем гэта. Стоял пораженный и обескураженный собственной глупостью, собственной смелостью и наглостью и ее неприступностью подобно царственному замку, который не возьмешь просто так одним нападением. Его может вымотать лишь долгая осада и постоянные терроризирования. И может только тогда она сдастся, если не найдет тайный ход в своей крепости и не выберется наружу без его ведома. Он ощущал себя как на поле боя, борясь за то, что ему было необходимо как воздух или скорее как лакомство, о котором грезишь ночами и кажется, что если сейчас же его не получишь – умрешь!

И как же так получилось что он считающий себя не более чем просто камнем, сухарем вдруг так влюбился. Влюбился! По-другому и не назовешь! Но это была не чистая праведная любовь, которую испытываешь к человеку, которого хочется оберегать и прятать от всех невзгод; на которое хочется просто любоваться и кротко, без малейшей похоти, держать за руку; заглядывать в бездонный омут очей и любоваться блеском глаз. Наслаждаться звонким голосом, и смехом подобно перезвону серебряных колокольчиков. Когда любишь, хочется подарить небо, хочется все звезды низложить к ее ногам, раствориться в ней, хочется чтобы она была счастлива и не мешать ей, если ты вдруг не входишь в красочную картину ее счастья.

Нет, у него было по-другому!

Один взгляд на ее формы, к которым он желал прикоснуться и не мог, один взгляд в бездонную черноту ее глаз и ему было достаточно, чтобы ощутить, как он ненавидит и любит ее одновременно. Нет, ему вовсе не хотелось, держать ее за руку, невинно перебирая тонкие пальчики. Нет! Ему хотелось со всей силы сжать ладони на ее запястьях и держать так, смотря как она будет корчиться от боли, и ждать пока слезы не потекут из ее глаз. А потом он бы слизал эти прозрачные соленые капельки с ее щек, все до одной, вобрал бы в себя частичку ее.

Ему не хотелось дарить ей звезды, воздух и частицу себя. Нет. Он хотел взять частицу ее себе. Присвоить и уже никогда не отпускать и никому не показывать. Просто хранить как самую ценную из сокровищ и подобно Кощею сидеть над своим сундуком и посмеиваться над всеми теми кто, так же как и он желал ее и не посмел взять, как посмеет он. Он не хотел оставаться в стороне, смотря, как она строит свое счастье с другим, пусть даже и любимым ей человеком. Он сам хотел быть тем, кто построит свое счастье с ней. Ни с кем другим!

Он глубоко погрузился в собственные мысли и планы и не заметил как к калитке дома, запыхавшись подбежал парень и, облокотившись о забор, глубоко отдышался прежде чем перевести взгляд на него. Он не увидел ни удивления на его лице, не увидел радости заплескавшийся в шоколадной глубине прозрачных глаз, а только когда его голос обволок, словно невидимым коконом и перекрыл ему кислород, он, наконец, смог с трудом вынырнуть из мутной глубины своего сознания.

- Рен! – зазвучал в его голове приятный, словно бархат голос, – какими судьбами? Вот так сюрприз!

Нежные как шелк руки обвились вокруг его плеч и на несколько мгновений прижали к крепкому юношескому телу, опустив в водоворот запахов и воспоминаний.

Рен моргнул, освободился до конца от омерзительного плена своих мыслей и попробовал шевельнуться. Удалось, но по ногам тут же побежали мурашки. Сколько он вот так столбом простоял у калитки этого дома?

- Привет Йо, – просто ответил он, коротко оглядев друга.

Такой же, как и год назад. Ничуть не изменился... ну может, стал выше, но и он сам Рен тоже вырос, ну может, стал немного смелее, да и в глазах куда меньше детской наивности, чем раньше, больше серьезности и решимости даже, что ли.

- Ты не предупредил что приедешь, – улыбаясь и словно упрекая, проговорил Йо, тоже разглядывая друга. Глаза его задержались на свежих отметинах на щеке. – Мы бы приготовились…

- Не стоит, – прервал его Рен, нагибаясь и беря в руки совсем маленький чемоданчик. - Я всего на пару дней, по делам. Я надеюсь, в вашем доме найдется для меня комната?

- Рен. Ну конечно, твоя старая еще сохранилась. Там никто не жил после тебя!

Йо разве что не пританцовывал от радости глядя на Рена с такой преданностью, что Тао затошнило. Он поспешно отвел взгляд, переведя его на мертвые квадраты окон и вдохнул. Глубоко так вдохнул в себя здешний воздух, наполненный уютом, уединением, травой, деревьями, землей и духами. А еще в нем едва уловимо еще угадывался запах молочной карамели и тот неповторимый запах дружбы и безграничного доверия, как пах Йо. Удивительно как он, Тао, оказывается, соскучился по здешнему воздуху. На глазах вдруг заблестели слезы умиления от воспоминаний. Они таким яростным потом хлынули в его открытое сознание, что почти оглушили.

- Эй Рен! Да что с тобой такое? – снова донеся до Тао взволнованный голос друга. Йо ухватил его за руку. – Ты такой бледный. Может, случилось чего? Откуда у тебя это не щеке? И вообще ты странный какой-то... ой я дурак! – воскликнул Йо  и со всей горячностью и силой хлопнул себя по лбу. – Ты устал верно, а я как дурак стою тут и тебя в дом не приглашаю. Пойдем, там Анна может чего поесть приготовила….

Остальные слова Рен не слышал. Уже, после того как Йо упомянул имя своей невесты, Рен опять забыл, что надо существовать. Он снова с какой-то мучительной сладостью погрузился в себя и отдался мечтам, где Анна, та самая Анна невеста его друга была его. Его! И ничьей больше!

Шорох отодвигаемой двери, несколько шагов вглубь комнаты и Рена охватила та странная и так всегда его поражавшая атмосфера этого дома. Он огляделся. Все так же как и раньше, даже вещи на тех же местах, что и раньше и все же… все же что-то необъяснимо не видимое глазу изменилось. Рен осмотрелся еще раз, чтобы выяснить эту причину, но, как и в первый раз, не обнаружил ничего, что могло бы его привлечь.

- Ну что стоишь? – говорил Йо, скидывая с ног кроссовки. – Проходи. Я сейчас переоденусь и спущусь, ладно? Будем обедать, – он приблизил губы к уху Тао, стоявшего с таким видом, словно ему было в высшей мере на все плевать. – Анна обещала, что что-то вкусное приготовит.

Тао приподнял бровь и впервые за эту встречу повернул голову и посмотрел на друга в упор.

Йо немного зарделся и замялся вдруг под этим взглядом, смешался, засуетился и, махнув неопределенно в сторону разложенных подушек на татами, широкими скачками умчался вверх по лестнице.

Рен не торопился проходить в светлую, залитую золотым солнечным светом гостиную. Он не спеша, разулся, снял ветровку и, подумав, повесил ее на маленький крючок, потом прошел, но не в гостиную, а направился прямиком в кухню, откуда доносились слабые запахи вареного риса и печеной рыбы. Слышался звон посуды и мелодичный голосок какой-то певицы надрывавшейся в радио. Запах молочной карамели Рен учуял раньше, чем достиг своей цели, и на мгновенье приостановился, втягивая его в себя, пропуская через сердце, смешивая его со своей кровью. Еще несколько шагов ему понадобилась, чтобы потом остановиться в проеме двери, прислонившись к косяку.

Анна, что-то напевая себе под нос, резала апельсины и цитрусовый, остро-приторный запах ударил по ноздрям, заглушая нежный запах карамели. Рен несколько секунд просто стоял и смотрел за ее действиями, давая ей возможность почувствовать свое присутствие, но девушка почему-то не оборачивалась. А он смотрел, как она изящным движением брала фрукт, подставляла его под шипящую и плюющую струю холодной воды, потом ложила его на небольшое кухонное полотенце, обтирала, и врезала в его мягкую оранжевую одурманивающую плоть острый край блестящего ножика. В один из разов нож дрогнул в ее руке, острый край скользнул по перламутровому пальчику и с мелодичным звоном упал на кафельный пол. Анна не вскрикнула, а только судорожно сквозь зубы втянула в себя воздух и, прижав палец к губам, обернулась.

Взгляды встретились как острые лезвия таких же ножей, что сейчас лежал у ее ног. Они резали взглядами друг другу глаза, пронизывали как ножами прозрачные радужки, сверлили черные зрачки, ввинчивали шурупы своих мыслей.

Рен не двигался, тайно любуясь ее обликом, ее нежной купающейся в серебряном теплом свете солнца кожей, кораллами нежных губ, длинными ресницами, на кончиках которых резвились непоседливые солнечные зайчики, а мельчайшие капельки воды от слетевших брызг из крана, теперь переливались как бриллианты. Он любовался ее волосами, цвета такой же карамели как пахла она сама и даже алой прозрачной полоской на ее губах, когда она отняла палец ото рта.

- Что тебе тут надо, Тао?!

Рен вздрогнул и пару раз моргнул, что бы избавиться от опьяняющего дурмана.

- Приехал…. На пару дней, – тупо ответил он, делая шаг в помещение кухни.

- Я, кажется, говорила тебе, что я не потерплю твоего присутствия тут! – яростно выпалила девушка. – Убирайся!

Прищурив красивые раскосые глаза, она снова прижала покалеченный пальчик к губам.

- Это не только твой дом, – спокойно отрезал Рен. – Йо тоже тут живет.

- Тебе мало?! - прорычала Анна, вскинув подбородок и смерив его таким взглядом, словно перед ней был не человек, а таракан, которого надо бы прихлопнуть, но как-то противно и поэтому она даст ему убежать, сделав вид, что просто не заметила.

Рен усмехнулся и осторожно прикоснулся пальцами к щеке, где остались отметины от ее острых ногтей.

- Это было… больно, – задумчиво протянул он, улыбнувшись ей. - Но переживу, думаю.

Анна не ответила на его улыбку. Щеки зарделись на скулах – первый признак того, что девушка приходит в ярость. Губы, чуть подкрашенные теперь собственной кровью, сжались в тонкую полоску, крылья носа затрепетали…

- Пошел вон! – сдержанно приказала она.

Да именно приказала, а не попросила, не рявкнула, а приказала.

- Думаю Йо будет против! – качнул головой Тао, не отрывая от нее холодного взгляда.

- Мне все равно, что по этому поводу думает Йо. Мне твое присутствие неприятно! Я не хочу тебя видеть!

- Тебе все равно, что чувствует твой жених? – Тао задал этот вопрос по возможности спокойным и даже безразличным, небрежным тоном. Но сам чуть ли не задохнулся от дрожи в сердце, что рвалась наружу и хотела заполнить его, широкими волнами сотрясти его всего, пропустив через его тело разряд истомы от ее простых слов означавших практически тоже самое что и «он мне безразличен».

Анна немного смутилась от такого прямого вопроса, а, почувствовав, что ее словно уличили в чем-то запретном и постыдном, разозлилась еще больше.

- Не твое дело! - почти взвизгнула она, подскакивая к нему и не совсем соображая, что собирается сделать. Ударить его? Возможно. А может просто ей хотелось поглубже заглянуть в его глаза в эти осколки янтаря, который был такой старый, что теперь, если приглядеться, можно прочитать, увидеть в нем всю его жизнь. Но глаза Рена скорее напоминали застывшую смолу, липкую и медово-тягучую, стоит погрузить в нее палец и ты уже долго не сможешь избавиться от ее липкого ощущения на своей коже от ее соснового запаха, и того следа, что она оставит. Да именно такими были глазами Тао, этого выродка из Китая, который одним только своим присутствием разрушает все то, что она с таким трудом смогла построить с Йо. Нет! Скорее то, что она смогла разрушить, а именно стену отчуждения и недоверия, возгрудив на ее обломки чашу, наполненную нежностью, привязанностью и возможно даже любовью. А теперь Тао так нещадно выплескивает из ее серебряной глубины те жалкие остатки этой жидкости, отравляет, затуманивает хрустальную прозрачность ее мыслей, все то, что она так бережно собирала. Год за годом, месяц за месяцем, час за часом…

- Не мое... – сглотнув и совсем неуверенно произнес Рен, инстинктивно отстранившись от девушки и отцепляя ее пальчики, сжавшиеся на его цветастом камзоле. Ее руки, они были такие теплые, влажные. Он едва держался, что бы снова не притянуть ее к себе как там во дворе.

Его начинал бить озноб, запах молочной карамели снова забился в ноздри, оглушил и ослепил его своей сладостью, и он уже ничего не видел кроме ее губ, что немного едва уловимо теперь пахли кровью. Ее ониксовых глаз смотрящих на него с такой яростью и вместе с тем он читал там в этих зеркалах ее души, покрытой толстой коркой непробиваемого векового льда, что-то, что давало ему надежду… А еще… она не пыталась вырваться и он чувствовал липкую горячую струйку крови, сочащуюся из пореза.

Что-то неуловимо изменилось в атмосфере кухни, возможно просто солнышко, посчитав себя лишним, смущенно спряталось за пробегающую тучку, но воздух вдруг наполнился интимностью и чем-то таким личным, что хотелось шептать, близко-близко, нагнувшись к очаровательному ушку.

- Я… останусь? – наконец, едва смог вымолвить Рен, выдохнув одурманивающий его запах и задержав дыхание, чтобы не сойти с ума. Это прозвучало, как просьба хотя он вовсе не хотел просить.

И Анна, вдруг не ожидая от самой себя, кивнула увязнув с головой в меде его глаз, и тихо произнесла в ответ, но не таким тоном как обычно презрительно кидала Морти, не таким язвительным каким обычно одаривала Хоро, не тем дружелюбным с ноткой господства, что слышал всегда Йо, а как-то по иному. Иному не только для Тао, по-иному даже для нее самой. Это прозвучало как выдох, как призыв или может просто как желание,…так как в полной тишине в залитой лунным светом, пахнущей сандалом и розмарином спальне, шепчет нагая любовница своему возлюбленному втайне от мужа. Вот так было сказано:

- Оставайся…

Ужин шел в полном молчании. В атмосфере чувствовался запах коленной стали, которую вот-вот были готовы пустить вход. Солнце уже почти скрылась с глаз землян этой части планеты и последними красными и легкими, как шелк лучами пыталась уцепиться за пики и козыри крыш, чтобы еще, хотя бы мгновенье продержаться на этой бренной земле, чтобы может, услышать или увидеть, что-то такое, о чем потом будет время подумать, поразмышлять. А может, ему даже приснится сон…

- Рен, а зачем ты приехал в Токио? – впервые за долгое время подал голос Йо.

Это в принципе был первый звук за весь вечер. Все дружеские сплетни он и Рен уже успели обсудить еще днем, впрочем, говорил в основном он, Йо. Рен же все время молчал и Йо порой с угрюмостью замечал, как звонкая чистота его глаз застилалась мутной поволокой и тогда, шаман понимал, что друг его не слушает. Нет, не интересно было Тао, что Рю, наконец, нашел себе королеву где-то в северных провинциях, когда ездил на земли племени Ину. Неинтересно было китайскому потомку, что Тамао поступила в педагогический институт и уехала, и так же ему было безразлично, что Лайсерг все-таки нашел свое место в жизни, пойдя по стопам отца и став детективом. Вернее еще пока только помощником, но все-таки, все-таки,… а когда Йо увлеченно рассказывал другу о своих успехах в области тренировок, Тао вдруг вышел из своего санбульного состояния и внезапно спросил:

- А когда вы поженитесь?

Йо замолчал на полуслове, несколько раз пропустил через себя этот вопрос, что бы перестроиться на другую волну и замер в ступоре, когда вопрос таки достиг его разума.

- А… к чему такой вопрос Рен? - Вопросом на вопрос ответил Йо и отвел глаза в сторону, туда, где в небольшой лужице осеннего дождя купались маленькие цветные птички. Они топорщили крошечные перышки, разбрызгивали мутную воду мелкими фонтанчиками, что-то верещали на своем птичьем и, взмахивая маленькими, но необычайно сильными, для такого миниатюрного существа, крыльями, улетали прочь, теряясь в ультрамариновом эфире неба.

Тао пожал плечами и не получив на свой вопрос ответа снова погрузился в себя и захлопнул крышку, оставив Йо снаружи замерзать от его равнодушия и холодности. Он так и не сказал, зачем приехал и по каким делам, но при этом он еще ни разу не вышел за калитку Фумбари и все время просто сидел рядом с Йо на террасе, смотрел на синий бесконечный купол неба и копался в себе.

- По делам, – коротко ответил Рен после некоторой заминки.

Его взгляд с холодным, казалось, равнодушием скользил по рубиновым отблескам на карамельных волосах и механически набирал на палочки рис, подносил ко рту, жевал, проглатывал. Все было механически, кроме этого взгляда холодно- заинтересованного и все же…

- Ты уезжаешь уже завтра, а так никуда и не ходил, – удивленно продолжал расспрашивать друга Йо, уплетая ужин за обе щеки.

Тао вздохнул и лениво, с трудом оторвавшись от кровавого отблеска, посмотрел на Йо.

- А с чего ты решил, что мне надо куда-то идти? – спокойно спросил он, откладывая в сторону палочки. – Может, я просто соскучился по Фумбари и решил навестить вас… просто так? Может, мне просто осточертело свое одиночество и я решил увидеть вас, справиться о том как вы тут живете, увидеть какими вы стали и пригласить на свадьбу, в конце концов!?

Йо так и не донес до рта очередной кусочек рыбы, зажатый между двумя бамбуковыми палочками. Анна едва не выронила стакан холодного сока, и ее широко распахнутые от боли, душевной боли, глаза невидящим взором уставились на несуществующий рисунок на скатерти, а пальцы так сжали стеклянный стакан, что грозили раздавить его.

Рен видел это, и мало будет сказать, если сказать что в душе его, сейчас черной как самая непроглядная ночь от темных мыслей и планов, острой радостью возликовало буквально все. Он едва подавил в себе желание весело рассмеяться и не смог предотвратить лишь кривую ухмылку, на несколько секунд, искривившую его губы.

- Рен! – Йо вперед Анны вышел из шокового состояния и, рассыпая рис по столу, бросился обниматься к Тао. – Ты серьезно?! Ты, правда, женишься? – он несколько раз повторил этот вопрос, прежде чем Рен твердыми руками отстранил от себя беснующегося в восторге друга и кивнул. Его взгляд помимо его воли то и дело возвращался к лицу в обрамлении карамельных волос и сердце сладко сжималось от восторга и мысли «ей не все равно, не все равно…».

Анна выглядела потрясенной, в душе смешалось тысяча чувств от горького разочарования и банальной ревности, до дикого восторга скорого избавления от Тао.

От сладкой и такой невыносимой муки – его присутствия рядом!

Она почти не видела ничего перед собой из-за вдруг застлавших глаза слез, и она упорно щурилась и делала вид, что внимательно вглядывается в кусочек рыбы на своей тарелке. Она слышала восторженное щебетание жениха, он был готов захлебнуться от восторга. Конечно, кто бы мог подумать, что он Тао гордый непреступный, холодный и вдруг женится, да еще и практически самый первый из их компании.

Удивительно!

Сама Анна, удивительным это не считала, она считала это невероятным! Ей всегда льстила мысль, что Рен симпатизирует ей и даже больше, а она имеющая жениха не отвечает ему взаимностью (или делает вид), когда-нибудь обязательно выйдет замуж за Йо, и заставит этого гордого и самовлюбленного Тао мучиться всю жизнь от осознания того, что никогда не сможет ею обладать. Она и мысли не допускала, что Тао когда-нибудь женится или полюбит, хотя теперь она со всей ясностью осознавала всю абсурдность своих эгоистических мыслей. Такого просто не могло быть, хотя бы уже потому, что Рен был единственным прямым потомком клана Тао и он был просто обязан жениться и произвести на свет несколько маленьких копий самого себя. Конечно, Рен не разлюбил ее Анну, она видела это сегодня на кухне и на улице когда он вместо «здравствуй» вдруг схватил ее и поцеловал. Не так как целует друг давнюю подругу и даже не так как порой целует ее Йо в их ночных играх. Это был поцелуй страсти, сильной всепоглощающей, один такой поцелуй разом перечеркнул в ее сознание все те ночи, проведенные с Йо, стер их с ее памяти, словно их не было вовсе и занял там все пространство.

Очнувшись от своих мыслей и силой воли прогнав накатившие на глаза слезы, она подняла голову и выдавила что-то похожее на улыбку.

- Поздравляю… Рен, – как ей трудно далось его имя! – И кто эта счастливица?

Рен тоже попытался улыбнуться, но не хотелось, и лишь взгляд его неожиданно потеплел, превратившись из душистой холодной смолы в теплый мед, он обволок девушку всю, от кончика ее волос на голове до кончика ноготка на ее ножке.

- Моя троюродная сестра из местечка Цзямусы - Чани-ли Тао. Ей исполнилось 18 лет месяц назад и отец решил, что самое время связать нас браком.

Все это он выложил ни разу не моргнув, не оторвав взгляда от ее глаз, и он тонул, медленно мучительно как в расплавленном гудроне, как в болотной жиже. Он задыхался, и оттого его мука становилась все сильней. Он готов был прямо здесь, метнуться к ней через стол, обхватить руками ее тонкий стан, повалить на мягкие пахнущие соломой и свежим деревом циновки, содрать в нее этот открытый сарафан, освободить ее от ненужных вещей и любить… Пусть даже и против ее воли, но любить, унести с собой малую ее часть, чтобы долгими тоскливыми вечерами воскресать ее образ перед своими глазами и любоваться и вспоминать.

Из своих мечтаний, в которые он по обыкновению погрузился незаметно даже для себя самого, его вывел голос Йо, все такой же мягкий бархатный или нет скорее плюшевый, да-да Рену почему-то всегда, когда говорил Йо, вспоминался щенок его первой собаки. Он был таким мягким плюшевым и глаза у него были такие преданные, такие наивные, он не ждал от жизни крутых поворотов, позволял брать себя на руки, гладить и без тени недоверия принимал лакомство из любых рук. Йо был таким же, а голос его был таким же, как шерстка того щенка.

- А ты ее хотя бы видел? – это прозвучало как сомнение, и вполне оправданным.

Рен действительно еще ни разу не видел своей невесты, но ему это было и неинтересно. Какая разница, какая она там его невеста, уж точно не такая как Анна, такой больше нет в мире и этот запах, он глубоко вдохнул в себя и прикрыл глаза, теплый приятный, детский… такого запаха у его невесты тоже не будет точно.

- Нет, Йо, - качнул он головой. – Она приедет через неделю к нам в Кишу, а еще через неделю будет сама церемония. Она проходить будет прямо в замке, мой отец может себе это позволить, а я не возражаю. Ну, так что? Приедете?

Этот вопрос он скорее задавал скатерти стола, на которую теперь пялился не отрываясь, но ответила Анна.

- Я не смогу! – резко вымолвила она и не менее резко встала, да так что чашка, когда она задела коленями низкий столик, звякнула. – У меня учеба. Я не могу. Прости,… Рен.

Тао напрягся так, что казалось, сейчас полопаются все сухожилия на его теле, а кости треснут.

- Ну, Анна! – тут же вскричал Йо, вскакивая на ноги. – Рен же наш друг! Как ты так можешь…

- Твой друг! – резко оборвала его невеста, полыхая глазами. – Твой, Йо! Вот и езжай, а я никуда не поеду!

- Но, Анна…

- Я все сказала, спокойной ночи! - и девушка скрылась так быстро, словно ее сдуло ветром, и только запах карамели еще долго, потом напоминал Тао о ее присутствии.

Всю перепалку Йо и Анны Рен молчал, не вмешиваясь намеренно. Он ожидал такой реакции, больше того он ждал такой реакции, он и не мог предположить другой. Но на душе скребли кошки, раздирая его душу в мелкие неровные лохмотья, которые тут же переплетались в кой-то необъяснимый план.

- Не понимаю, какая муха ее укусила? – развел руками Йо, пространственно опускаясь на подушку. – Уж на несколько дней могла бы и пожертвовать своей учебой.

- Да ладно, Йо, – вяло прервал его Рен, – это ее дело, мне главное, что бы ты был. Ты же будешь?

И Тао взглянул на Йо так, что Асакура даже если бы и хотел, то не посмел бы сказать «нет». Золотистые глаза Тао, эти каменистые сгустки смолы светились такой надеждой и такой потребность в нем, в Йо, что в душе что-то вдруг перевернулось, скукожилось, выпрямилось, ударила в голову, и он сам не зная от чего, поддался вперед и снова обнял друга.

- Конечно, – выдохнул он ему в ухо и отстранился, немного покраснев от своей чрезмерной чувствительности, это скорее в духе Рю.

Но Тао казалось этого и не заметил, он только благодарно вздохнул, кинул тоскливый и вместе с тем какой-то тайный взгляд на лестницу где исчезла желанная фигурка и взял в руки бамбуковые палочки.

- Вот и хорошо…

Только в комнате, этим притершимся ее душе четырем стенам она могла рассказать все без утайки. Перед ними она ни раз обнажала свою душу, сдирала с себя маску железной леди, словно второю кожу и, бросив ее на пол, кидалась на расстеленный футон и, колотя кулачками матрас, визжала, уткнувшись в его мягкую духоту носом. Но сегодня она не визжала, не ругалась, не грызла от злости простынь, а просто тихонько заплакала, без сил упав на колени. Слезы безудержным потоком хлынули из ее глаз и никак не хотели останавливаться, они все текли и текли, заливая ее щеки кристально чистой жидкостью, созданную из ее переживаний, разочарований, ее обид и печали. Их было столько много, что вскоре она уже начала ими захлебываться. Не успевала стирать их со своих щек и они падали ей на грудь, просачивались сквозь простенькое переплетения нитей материи и продолжали свой путь дальше по ее телу все ниже, словно задавшись целью достигнуть того самого сокровенного, что Анна прятала даже от себя самой.

«И зачем он только приехал?» - спрашивала девушка одинокого мотылька наивно прилетевшего на одинокий огонек ее свечи, который она зажгла, чтобы хоть как-то успокоиться. Он порхал вокруг этого опасного бутона, то приближался, то отпрянывал вновь, когда огненный цветок вдруг подрагивал одним из прозрачных лепестков и, словно пытаясь коснуться красивого мотылька, выбрасывался вверх, но потом тут же исчезал с монотонной глубине бутончика, что бы собрать силы для следующей ловушки.

«Я – мотылек!» - неожиданно решила Анна, сложив голову на руки и не отрывая взгляда от этого странного смертельно- эротического танца огня и мотылька, где выживет только один, если только мотылек не скинет с себя это наркотическое одурманивание огнем и не улетит.

Но он и не собирался улетать!

С каждым разом он становился все смелее, все ближе его бархатные серенькие крылышки оказывались рядом с опасными лепестками огненной розы. И вот последний завершающий рывок, возможно, это был момент единения, но в следующую секунду мотылек опаленный, но еще живой, упал к подножию свечки, судорожно задергал лапками в пустоту, прожужжал проклятие и умер, оставив после себя только легкий налет пыльцы с крыльев на белом подоконнике. А огонек свечи продолжал извиваться, кланяться и дарить свет, ожидая новую жертву которую он так же осчастливит всего на несколько коротких мгновений, а потом без сожаления убьет!

«За все надо платить!»

Анна глубоко вздохнула и, утерев еще одну непокорную слезу, скатившуюся по ее щеке, устремила взгляд прочь из комнаты на бескрайнее раскинувшиеся над ней небо. Уже почти черное усыпанное мелкими светлячками звезд «вот бы расправить крылья, и улететь, улететь от всех невзгод, проблем, душевный терзаний. А лучше быть вообще без души, бездушной…». Анна осеклась на этой мысли и закрыла глаза. Но ведь именно такой ее и считают, бездушной куклой, которая как компьютер знает только холодный расчет, и больше ничего, никаких чувств, никаких душевных мук. Но если она компьютер, почему она так плачет сейчас? Разве машины умеют плакать?

Ее размышления были прерваны осторожным шорохом ее двери. Комнату тут же заполнил запах уюта и теплоты, даже огонек казалось, стал греть больше, а на душе потеплело.

- Ты пришел пожелать спокойной ночи? – не поворачиваясь, спросила Анна.

Ей и не нужно было оборачиваться, чтобы удостовериться в своей безошибочности. Она и так знала что это Йо, только от него на душе становилось так тепло и ее одиночество и ветер отчуждения, который она так старательно создавала вокруг себя, на протяжении многих лет отступал, уступая ему дорогу.

Йо не ответил, просто подошел, мягко скользнул руками по ее талии и, прижав к себе, мимолетом прикоснулся губами к ее виску.

- Угу, – мыкнул он и попытался развернуть ее к себе, но девушка воспротивилась. Она не хотела, чтобы он видел ее вот такой зареванной, убитой, помятой, просто потому, что ей не хотелось перед ним оправдываться.

Потому что ей не хотелось ему врать.

- Спокойной ночи, Йо, – тихо произнесла девушка и чтобы как-то сгладить свою сухость, завела руки назад и на несколько мгновений обняла его.

- А может, я останусь? – проворковал Йо ей на ухо, обдав ее волной горячего дыхания обещающий ей тепло и уют этой ночью, но она не могла. Только не сегодня, только не в эту ночь!

- Нет,  – спокойно произнесла она, качнув головой. – Давай не сегодня… я хочу побыть одна.

Она чувствовала, как Йо разочарован. Это чувство, как и от нее самой исходило от него волнами, одурманивавшими, сбивающими с ног. Она чуть не забрала свои слова обратно, но тут Йо зашевелился, скользнул губами по ее влажной щеке, потом провел ладонью по мокрой дорожке, усмехнулся и разжал объятья.

- Ладно, – просто произнес он.

Анна слышала, как его мягкие шаги удаляются к выходу, немного медленные, словно он все еще надеялся, что она передумает и окликнет его. Но Анна стояла столбом, словно мраморное изваяние с накинутой на него прозрачной вуалью из света звезд. И он ушел, не проронив больше не слова, а Анна заплакала снова, просто потому, что она сделала первый шаг к своему преступлению. Преступлению не физическому, но душевному и оттого оно становилось только тяжелее.

Рен ждал. Он бездумно глядел на тысячелетнею историю неба, созданную звездами и просто ждал. Порой его взгляд падал на электронные цифры часов и он вздыхал, закрывал глаза и продолжал ждать.

Он с тоской оглядел комнату, в которой находился. Да, ничего не изменилось в этой комнате и здесь, правда, никто не жил после него. Рен чувствовал это. Стены этой комнаты уже давно остыли от его последнего присутствия и они были мертвыми и холодными и Рену было неуютно под их гнетом, он задыхался. Задыхался с каждой минутой все больше, но продолжал ждать. Терпеливо как паук поджидает свою жертву, неподвижно застыв на серебре своей паутины. Но его жертвой было время. Ему не надо было опутывать его бестелесное тело скользкими нитями, ему достаточно было только уловить его тень и тогда он встрепенется, расправит все свои восемь пушистых ножек, поведет вокруг себя своими многочисленными глазами, прищелкнет жвалами и выберется наружу из своей красивой и опасной паутины на еще одну охоту. Охоту за мечтой.

Где-то мяукнула кошка, залаяла собака, а ветер взвил прозрачные занавески до самого потолка, погладил их, поцеловал и унеся прочь не обнаружив ничего интересного в этой темной и мертвой комнате. И вот тут Рен, наконец, очнулся. Он шевельнулся, поднял руку, провел по волосам, пропуская пряди сквозь свои пальцы, потом встал. Глаза его заблестели в темноте как два маяка, но этот маяк не предупреждал об опасности, он обманывал, вводил в заблуждение неудачливых моряков, сбивал с курса.

Он тихо выскользнул из комнаты, настороженно прислушался и твердыми шагами направился к двери, за которыми он знал, что найдет ту, которую он так желает. От счастья Рен даже остановился на мгновенье чтобы улыбнуться себе.

Да он сейчас придет и возьмет маленькую ее частичку с собой. Совсем крохотную, но ему ее хватит на всю жизнь!

Анна спала. Рен замер, в восхищении осматривая обнаженное раскинувшееся тело среди смятых простыней. Она была как некая богиня среди белоснежных вздыбленных пенных волн, как лебедь среди голубого неба от нее невозможно было отвести взгляд и Рен стоял, не смея сделать шаг, не смея прикоснуться к столь чудесному дару, который был не его. Снова подул ветер в открытое окно и когда запах молочной карамели достиг его носа, Тао поспешно прикрыл дверь и осторожно на цыпочках подошел к спящей и опустился на колени.

Анна спала на животе, подложив тыльную сторону ладони себе под голову, одна нога была вытянута, как по струнке и Рен мог только восхищаться идеальностью ее формы, а вторую она подогнула в колене. Рен стараясь не дышать не сводить себя с ума еще больше, осторожно одними подушечками пальцев провел по ее лопаткам словно зачатки крыльев светившиеся в звездном свете, он провел по гибкой линии ее позвоночника, чувствуя каждую косточку под тонкой как лепестки цветов кожей, коснулся ее ягодиц, провел по бедру, соблазнительной впадинке под коленом, по голени… Потом он отпрянул в восхищении и одним быстрым пожирающим взглядом оглядел ее всю.

Вот она Анна!

Вот она настоящая, неприкрытая, без ее глупых масок! Он чувствовал себя вором, наконец-то, добравшийся до той драгоценности, что он так страстно желал, и вот-вот он ее унесет, всего несколько сладких опьяняющих мгновений созерцания… Казалось, Рен сходил с ума, там глубоко внутри он уже любил это желанное тело, но не мог шевельнуть не одной конечностью и просто смотрел, затаив дыхание и продолжал мечтать, словно Анны тут не было. Он вдыхал чарующий запах ее комнаты, аромат ее самой волнующий его как ничто другое и в душе его творился такой водоворот чувств, что он медлил, не знал как поступить дальше. Разбудить ее? А если она вдруг оттолкнет его? От этой мысли все внутренности словно свело судорогой, сердце заледенело и перестало биться. Нет-нет, она не могла его оттолкнуть! Рен отогнал от себя эту мысль. Он видел отражение этой ночи у нее в глазах сегодня днем на кухне, когда вдыхал аромат карамели. Нет-нет она не может,… не сможет.

Девушка вдруг зашевелилась, перевернулась на спину, свела ноги вместе, согнула их в коленях, положила руки на подушку и устремила взгляд на Рена, прямо в глаза не боясь увязнуть в их липкой смольной глубине.

В темноте комнаты Рен едва ли видел как блестят ее глаза, отражая бесконечные звезды, едва ли видел, а скорее чувствовал, что девушка смотрит на него и зовет… Зовет! Рен в этом не сомневался ни на минуту. Анна знала, что он придет сегодня и она ждала, она действительно его ждала. Это осознание было таким ошеломляющим, что Рен чуть не закричал от восторга, и только прерывисто задышал, вглядываясь поглубже в дрожащий огонек ее глаз, пытаясь увидеть так чуть больше ее чувств, ее желаний, прикоснуться к ее душе и вырвать кусочек для себя.

- Что же ты, Рен? – девушка прошептала эти слова и они мягким шерстяным пледом обернули парня потянули его к ней ближе еще ближе.

И он не сопротивлялся. Осторожно опираясь на ладони, он наклонился к ней, пытаясь лучше разглядеть ее лицо. Вожделение, благоговение, стыд и страх все перемешалось в его душе, окончательно затуманив. Последние здравые мысли о Йо, возможно не спящего в соседней комнате ушли, испарились, оставив после себя лишь неясное воспоминание о плюшевой шерстке щенка и горького запаха своего предательства.

- Значит,… Ты не спала? – после некоторого раздумья скорее заключил, а не спросил Рен, заворожено исследуя ладонями мягкие черты ее лица, тонкую шейку с нервно бьющейся жилкой. Он чувствовал, как там в этом тонком мирке жизни пульсирует ее кровь, что такой соблазнительной прозрачной дымкой сегодня блестела на ее губах.

- А ты еще не понял? - Анна подняла руку и осторожно прикоснулась горячими пальчиками к утренним отметинам на его щеке. – Ты решил так попрощаться? Ведь ты приехал ради этой ночи! Я ведь права?!

- Права, – Рен не стал врать. Не нужно это было им, между ними и так было столько лжи и недоговорок, что в этом море несказанных и лживых слов можно было утонуть.

Анна не засмеялась, не вздохнула, вообще никак не отреагировала, только ее немного влажные ладони, пахнущие отчего-то ванилью, легли ему на плечи, легким движением проследили красивые мышцы его рук…

- Поцелуй меня! – потребовала девушка.

Рен не замедлил выполнить ее просьбу, но когда его губы уже были готовы слиться с ее поцелуем, в который он хотел вложить куда больше страсти, чем утром на улице когда им вдруг овладело необузданное желание, она отвернулась и добавила: – В плечо!

Парень застыл, немного сбитый столку.

- В плечо?

- Да.

- Почему именно туда? – удивленно спросил Рен.

- Потому что он никогда меня туда не целовал! – следовал спокойный ответ.

У Тао жарким пламенем загорелись щеки, ненависть вскипела, забурлила готовая вот-вот выплеснуться наружу и вместо того, что бы покорно выполнить ее просьбу он в невероятном порыве вцепился в ее губы, словно хотел заглушить, подавить в ней воспоминания о Йо, заставить ее думать сейчас только о нем, о Рене.

Анна не стала сопротивляться, и он гладил ее тело, прикасался губами к нежной пахнущей этим ее восхитительным запахом коже, и задыхался и ликовал. Все исчезло в тот восхитительный и необъяснимый никакими словами миг, когда он впервые услышал ее стон. Совсем тихий, похожий всего лишь на громкий выдох… все в парне перевернулось, встрепенулось подобно тому, как взмахивали крылышками те птички на дворе. Он нетерпеливо скинул с себя одежду и прижался к горячему желанному телу, словно хотел впитать ее сущность глубоко в себя оставить его отпечаток там как в мягком сургуче.

Ему казалось что он сходит с ума, когда чувствовал горячее дыхание у своего уха, когда чувствовал, как острые зубки впиваются в него, как ее руки то гладят, словно пытаясь успокоить, то вдруг вцепляются в тебя ногтями и пронзительный выдох и трепетный вдох и этот шепот…

Рену хотелось закрыть глаза и отдаться полностью воле чувствам, но он не мог оторвать взгляда от ее лица, волос разметавшихся по смятым простыням, и эти глаза… в них можно было утонуть. Он смотрел и запоминал!

Наклонившись, он осторожно слизнул хрустальную слезу с ее щеки, слизал так, как мечтал, медленно пробуя их на вкус, как дегустатор новое вино. И ему казалось он смог различить в их тонкой глубине, соль ее печали, горечь разочарования и омерзительный немного сладковатый вкус предательства.

Ну и пусть!

- Не плачь, – тихо прошептал он, лаская ее ухо и шею теплым дыханием. – Прошу…

Анна выдавила слабую улыбку и тихонько застонала в ответ, когда Рен пошевелился. Ее пальцы безнадежно запутались в его волосах, вцепившись в них так, словно они были последним смыслом ее жизни. А разве нет? Ведь в эту ночь они в первый и последний раз так бесстыдно могут отдаваться друг другу, так нежно прикасаться к самому затаенному, вот так пропускать волосы друг друга через пальцы, любуясь светом любопытных звезд отражавшихся в каждой волосинке. К черту принципы, к черту убеждения и к черту мысли о Йо.

И словно боясь вдруг остановиться, оттолкнуть Рена от себя, не выдержать и сорваться, она рванулась к нему на встречу, оттолкнула от себя, повалила на лопатки, уселась сверху и склонилась над его лицом, желая прочитать что-то в его медовых глазах.

- Что такое? – прошептал Тао, лаская ее тело, чувствуя, как она горит под его ладонями, как волны дрожи расходятся от его прикосновений, и у него сносило крышу от осознания того, что это она в его объятиях так сладко стонет, так извивается и беснуется.

- Завтра… во сколько завтра ты уедешь? – спросила девушка, доверчиво сложив голову ему на грудь.

- Я не знаю, – честно ответил ей Рен, вздохнув. – Как можно раньше, я думаю.

- Тогда…

Произнеся это слово, словно приговор, девушка встала, чуть обдав его запахом их, только что, прошедшей близости и пантерой метнувшись к окну, ловким движением зажгла свечу, опалившую себя уже почти наполовину.

Рен удивленно наблюдал за ней, приподнявшись на локтях. Он залюбовался оранжевыми, золотистыми бликами, заплясавшими по ее лицу и взлохмаченным волосам, залюбовался дьявольским отражением огненного ада в глубине ее глаз и решил что, пожалуй, вот именно такой он сохранит ее в своем сердце и никакой иной.

- Вот! – Анна осторожно поставила свечу в изголовье их постели и серьезно оглядела парня. – Когда она потухнет - ты уедешь! – вынесла она неоспоримый вердикт.

Рен несколько секунд вглядывался в ее глаза стараясь разгадать в них ее всю, понять, почему она приняла его сегодня, не оттолкнула, потом кивнул.

Он только протянул к ней руки, заключил в объятия прижался губами к ее волосам, вдыхая в себя ее чарующий аромат, напоминающий ему детство и ненавидяще уставился на огненный бутон, словно заклиная его гореть вечно…

Утро разгоралось медленно, сначала осторожно золотистым лучом осветив себе путь, пропуская вперед себя целую стайку солнечных непоседливых зайчиков, весело запрыгавших по комнате и по лицам спящих. Они осторожно с интересом рассматривали умирающий дрожащий цветок, что последними прозрачными увядающими лепестками тянулся вверх и еще стремился жить. Но утренний непоседливый ветерок решивший проверить, что изменилось в этой комнате со вчерашнего вечера, одним взмахом своего крыла, потушил последнюю еще чадившую в нем жизнь. Алый цветок растворился в ветре неясной серой дымкой, словно дух того мотылька, что он убил ночью, словно став частью его самого и будет теперь вот так как ветер влетать в чужие окна, чтобы влезать в чужую жизнь, подсматривать в самые тайные углы.

Так думал Рен, осторожно высвобождаясь из объятий спящей богини, что подобно ласковому плющу обвила его всего и ни в какую не хотела отпускать. Не хотела его отпускать и чарующая атмосфера этой комнаты, и даже запах ее простыней и даже этот прах умершей свечи в виде растекшегося по полу парафина. Он очень тихо, стараясь не шуметь и не разбудить, оделся и бросив последний взгляд на Анну, еще раз глубоко втянув в себя здешний запах в котором теперь витала еще и частичка его самого, и быстро вышел чтобы навсегда сохранить в себе эту ночь.

В его комнате по-прежнему было мертво и тускло и он даже не стал здесь задерживаться, а, взяв свой так и не разобранный чемоданчик, выскользнул в коридор и угрюмо побрел к выходу. Он медленно и вдумчиво вдыхал утренний воздух, наполненный ароматами здешних духов, едва заметной молочной карамелью и доверием и уютом…

Рен остановился у раскрытой двери и, устремив недоумевающий взгляд на сидящего на крыльце Йо, потеряно прислонился к дверной раме. Сердце бешено заметалась от ребра к ребру, словно узник, хватаясь за прутья своей тесной клетки. Еще даже не взглянув ему в глаза, а только увидев его силуэт темный на фоне зари, он понял что Йо знает все! Возможно, слышал, а может, даже видел? А может, чувствовал?!

- Йо? – тихо позвал он. – Ты так рано проснулся…

- Я не спал, – тихо оборвал его Асакура и, задрав голову, сощурился и осмотрел разгорающийся, как запоздалое пламя, горизонт.

- Почему?

- Думал! – коротко ответил Йо.

Рен не двигался. Вот оно логическое завершение этой ночи, встреча и разговор с лучшим другом! А другом ли теперь?

- Ты был у нее, да? – скорее утвердил, а не спросил вдруг Йо. – А меня она прогнала… Почему, Рен? Почему она выбрала тебя, а не меня?

- Йо… - убито повторил Рен.

Очарование ночи ушло, как вуаль, которая вдруг истлела и открыла, белые кости давно истлевшей мумии, и чудесные ароматы карамели и восходящего солнца вдруг обернулись противным запахом жженого волоса и давно потухшего костра.

- Зачем, Рен? – продолжал Йо, не глядя на друга и все так же бессмысленно сверля глазами горизонт. – Зачем тебе это было нужно? Ведь вокруг столько девушек,… а ты выбрал именно ее. Именно Анну! Почему? Почему, Рен? – он вдруг вскочил на ноги, с быстротой молнии метнулся к нему, схватил его за грудки и безумными, дикими глазами впился в него взглядом. - Почему!!? Зачем!!?

- Йо! Я не знаю!

Рен с силой оттолкнул его от себя, прижал к тонкой перегородке дома, но, подумав, тут же отпустил и отошел на шаг.

Усталость налегла на него мертвым непосильным грузом, придавила к земле, захотелось орать, рвать на себе волосы, катаясь по земле. Но не от жалости и даже не от осознания предательства, своего предательства друга, а от досады, что ему не удалось сохранить эти воспоминания об Анне вот такими чистыми, как они были в ее комнате. Теперь вместе с теми воспоминаниями к ним всегда будет примешан этот горький привкус обиды, этот запах жженого волоса и этот взгляд...

- Не знаешь? – повторил Йо. Он так и остался стоять прижатый к цветной перегородке, только через некоторое время которое они все смотрели друг на друга, он закрыл глаза ладонями и прошептал тихо, словно шорох сухой листвы когда дворник метет их к последнему пристанищу – костру. – Как же я вас ненавижу обоих, ненавижу… ненавижу!

- Йо,… Послушай … - Рен стиснул зубы.

Он не знал что говорить. Он не знал, как оправдать себя, он вообще не знал, как оправдываются, он никогда не искал себе оправданий, всегда говорил все начистоту, но, сейчас, смотря на бледное лицо с лихорадочно блестевшими на нем глазами, какими-то слишком большими для него, он очень хотел найти себе оправдание. Но слов не хватало и он мог только смотреть на Йо и жалеть о сделанном поступке, жалеть, что вообще приехал сюда, что не смог сдержать себя.

- Уходи!

- А может, мы поговорим?

- О чем!? – и тут Йо поднял на него свои глаза. Рена словно охватило кольцо вечной мерзлоты, словно множество тонких ледяных игл вонзилось в его горло и каждая жалила по-особому, с какой-то особенной изощренностью.

– О чем нам говорить, Рен!? – почти кричал Йо. – О чем!!?

- Я не знаю.

Йо оторопело замолчал и больше не желая смотреть на Тао развернулся и взявшись за дверь бросил через плечо.

- Уезжай, Рен. Думаю это последний раз, когда я вижу тебя. Ни я, ни ты уже не захотим встречаться… Я так думаю. Ты совершил ошибку, но я не позволю тебе разрушить наше счастье с Анной до конца!

Рен не удержался от ироничной улыбки.

- Счастье? – переспросил он. – Что же желаю удачи!

- Уходи!

И Рен ушел. Гордо степенно, медленно, бросив еще один последний взгляд на темные окна спальни, в которой он провел незабываемые минуты, расплатой за которые стала потеря друга.

Йо провожал фигурку Рена, пока он не скрылся за поворотом, потом без сил опустился на крыльцо и, прижавшись к мягкой перегородке лбом, так крепко сжал глаза, что заболели виски.

- Ненавижу, ненавижу… - бессмысленно шептал он, потом вдруг вскочил и стремглав кинулся в ее комнату. Он рывком отодвинул дверь и, шагнув внутрь, замер все еще борясь с собой.

Анна, свернувшись клубком, спала среди смятых простыней и Йо едва удержался, чтобы не заорать в голос от боли, острыми клыками терзавшую душу. Все так явно говорило о предательстве! И эти смятые простыни и расплавленная свеча в изголовье и взлохмаченные волосы, и этот запах, запах близости его невесты и его лучшего друга… Йо возненавидел этот запах! Перед глазами замелькали картинки как на слайдах и при каждой из такой сердце, словно разрывалось на части, ладони сжимались в кулаки, хотелось рвать, метать, хотелось убивать!

Убивать?

«Убить!» - мелькнуло в измученном сознании и мало что, соображая он кинулся к висевшим на стене четкам, сорвал их и бесшумно приблизился к постели, где подобному ангелу, спала Она!

Ангел? Нет, она уже не была для него ангелом. Эта бестия заставила его страдать, заставила его мучиться и сейчас он не знал, что больше чувствует к ней, ненависть? Или все-таки еще любовь? Сейчас от нее веяло холодом, изменой…

- Ненавижу! – прорычал он и, опустившись рядом с девушкой, одним движением накинул ей на шею бусы и крепко сжал их у самого горла, стремясь задушить, закончить ее существование на этой земле!

– Ненавижу!

Анна судорожно вздохнула, непонимающе открыла глаза и инстинктивно ухватилась за парня, пытаясь остановить его. Ее глаза, широко распахнутые, молящие казалось, выжигали ему душу… в них не было и капли ненависти и страха, а только безмерная мольба и надежда, и он чувствовал, что она будет надеяться до конца, пока сердце ее не разорвется от удушья или может тонкие позвонки не выдержат и хрустнут у него под рукой.

- Йо!? Ты… что ты… - сумела выдавить из себя девушка, еще сохраняя остатки разума, в глазах темнело неумолимо.

Голос девушки затих, рука, что крепко держала его за рубашку, обмякла и с легким стуком упала рядом, а Йо вдруг осознав весь ужас кошмара, резко ослабил хватку и отшатнулся от нее, с трудом переводя дыхание.

- О Духи, что я делаю? – зашептал он, закрывая лицо руками и начиная всхлипывать. – Прости, Анна, прости меня…

- Йо… - теплая рука коснулась его волос, но он не мог выдержать ее прикосновений.

- Заткнись, шлюха! – вне себя закричал Йо, откидывая ее от себя на постель и вскакивая на ноги. – Как ты могла?! Как ты могла так поступить, Анна?! – то ли рычал, то ли стонал Йо, слезы текли из его глаз и он злился, что не может остановиться.

Анна молчала. Ее еще мутные ото сна глаза с холодным равнодушием наблюдали за ним. И тогда Йо не выдержал. Эта девушка, обнаженная, прекрасная и любимая им, вызывала в нем чувства поистине неистовые, а осознание что совсем недавно она принадлежала другому, вызвало желание растоптать воспоминание о нем, заполнить ее всю собой.

Он тяжело дышал, дикими глазами пожирая ее тело, потом дрожащими руками стянул с себя рубашку и, опустившись рядом, грубо схватил ее за плечи и прижав к себе, впился поцелуем в губы.

Анна и не думала сопротивляться, она лишь нахмурилась немного, когда он практически набросился на нее и так сильно сжал в объятиях, что стало сложно дышать. Глаза Йо пугали ее. Они были злые, опасные, они отталкивали, как зеркала, а скорее это были черные болота в которых есть риск остаться навсегда. Стоит только сделать одно неправильное движение.

Йо бешено покрывал все ее тело поцелуями, но не теми нежными и робкими, какими он одаривал ее в минуты их прошлых близостей, а дикими, грубыми перемежая их укусами. Анна не сопротивлялась, лишь когда парень одним резким движением оказался в ней, из под ресниц выбилась прозрачная слезинка подобно росе, что в эти минуты испарялись на лугах, стремясь в легком паре достигнуть огненного диска.

- Почему ты это сделала? Зачем?! Почему!? – стонал Йо, рыдая и все грубее и глубже вонзаясь в тело девушки.

– Зачем!!? Скажи мне!? – прокричал он в минуты блаженства.

– Почему…

- Йо… - Анна подняла руки когда парень выдохся и обмякнув, придавил ее своим телом к футону и уткнувшись лицом ей в волосы тихонько заплакал. – Йо,… Прости меня…

- Анна… - Йо приподнялся и, словно вдруг прозрев, с ужасом, окинул взглядом все синяки, укусы и с мольбой заглянул ей в глаза, – это ты прости меня! Я так люблю тебя, я готов жизнь за тебя отдать…

- Я знаю, – Анна приложила пальчик, к его губам заставляя его замолчать. – Я знаю…

- Тогда зачем? Почему ты сделала это? – шептал Йо, целуя каждую прядь ее волос, зализывая и целуя каждую отметину, что оставили его пальцы и зубы.

Анна вздохнула и, грустно улыбнувшись, устремила взгляд в подпаленное небо через окно. Она промолчала, прислушиваясь к глухим рыданиям, поглаживая по спине, целуя в уши, успокаивающе словно мать, а может быть сестра. Что она могла ответить ему? Снова начать лгать о своей любви, которой никогда не было? Поклясться, что это было в последний раз? Нет, она не могла! Она не могла ему лгать, но и не могла оттолкнуть его. Это странное чувство привязанности и доверия которое она испытывала только к нему, она так боялась потерять этот свой маленький мирок уюта, где главным звеном был он Йо. А Рен? Та сила, страсть, и запретность плода, осознание, что то был единственный раз, и что, не смотря на взаимною любовь не быть им вместе никогда! Так стоит ли рушить все то, что так тяжело строилось?

- Я люблю тебя, Йо, – тихо прошептала она, сдерживая слезы, – не отпуская меня… ладно?

Йо вздрогнул, приподнялся на локтях, преданно заглянул в глаза, его глаза добрые и такие наивные… она снова утонула в них, почувствовала себя согретой, и в то же время острый клинок предательства глубоко вонзился в сердце, терзая ее душу отравленным острием.

- Ты моя невеста Анна, – прошептал он горячо, – и я не отпущу тебя, что бы ты не сделала!

Анна закрыла глаза, рука ее безвольно опустившаяся на пол нечаянно скользнула по размытому парафину, всему что осталось от присутствия Рена в ее комнате. Она одернула ладонь, невольно вспомнив ночного мотылька и, покрепче, прижалась к Йо.

Вот что осталось от мотылька и от красивого огненного бутона, поутру - оба растаяли словно и не существовали никогда. Любовь ее и Рена подобна такой любви, от нее осталось только воспоминание. Рен для нее был лужицей расплавленного парафина, а она для него - умершим, но оставшимся прекрасным мотыльком с запахом молочной карамели и запрета.

Анна взглянула на уснувшего рядом Йо. На его ресницах еще не высохли слезы, а губы были сложены в горькую складку, пальцы его крепко держали ее за руку, словно боясь потерять и когда теплый луч поднявшегося повыше солнышка, скользнул по их сцепленным ладоням, он сжал пальцы еще крепче, словно боясь, что лучик сейчас отнимет ее у него. Но Анна сама покрепче сжала пальцы, боясь, что он отпустит ее.

- Ты нужен мне, – прошептала она тихо-тихо и от этой мысли на душе, вдруг стало легко и свободно, а мир перестал быть серым.

А раз так,… прощай… Рен…