Ричард услышал в зале музыку и тихо подошел к полузакрытой двери. Мария танцевала, сливаясь в единое целое с какой-то цыганской мелодией. Быстрая, заводная, бесшабашная, гордая и страстная, безумно красивая, такой Марии парень не знал, она не вписывалась в образ кроткого ангела, каким было привычно видеть мачеху. Эта была цыганка, не знающая полумер, такими были ее движения, широкими, необузданными, такими были ее глаза бездонные, страстные, такой была ее улыбка, говорящая, что никто не сможет покорить, никто и некогда. А потом музыка сменила свой ритм и, уже безутешное горе разыгрывалось на глазах у Ричарда, девушка металась по полу, невообразимо выгибаясь, кровоточащее сердце, рана, которая никогда не заживет. Ритм снова начал возрастать, а с ним оживала и танцовщица, ведь эта была цыганка, которая танцевала судьбе наперекор. Ричард был поражен. Мачеха засмеялась, увидя через зеркало удивленное лицо пасынка, который стоял с открытым ртом:

- Заходи, только, будь так любезен, закрой дверь и рот.

 

И началось. План Марии состоял из двух частей, первая была проста до невозможности: Ричард должен был научиться танцевать танго, чтобы произвести впечатление на Сьюзен, которая вряд ли была высокого мнения о способностях и талантах Бэнсона. Ричард, подумав, согласился, и с пылом и настойчивостью, присущим его характеру, приступил к репетициям. Правда, сначала парня ждала небольшая неожиданность в виде горизонтальной палки, привинченной к стене, думаю, люди, хоть чуть-чуть сведущие в танцах, признали в этом лаконичном описании, танцевальный станок. Мачеха, учившаяся балету, решила, что классика – основа всему. По сему  Ричард вместо соблазнительный движений танго начал свою танцевальную карьеру с плие[1] и прочих премудростей, которые были, как казалось с первого взгляда, не связаны с танцем любви и страсти. Надо отметить, что Мария показывала лишь тот необходимый минимум движений, которые давали широту движений, придавали осанке горделивость, ногам четкость линий и выворотность. Девушка поясняла необходимость каждого упражнения, поправляя косолапость своего пасынка, растягивая упирающиеся мышцы:

- Расслабься, - говорила Мария, усаживаясь на спину Ричарда, который безуспешно пытался притянуть свою грудь к ногам

- Как можно расслабиться, когда ты сидишь на мне?

- Просто, взять и расслабиться.

 

 И так каждый день по два-три, бывало даже по четыре часа в течение двух месяцев. Ричард абсолютно по-иному осмыслил фразу «Если ты проснулся и у тебя ничего не болит, значит, ты умер», если раньше, болела по утрам у него только голова, то сейчас болело все: ноги, руки, спина. Открывая глаза, парень подчас боялся шевелиться, а вдруг он потерял контроль над телом. Но никакие трудности не могли заставить его отступиться. Злость и ярость были лучшими помощниками, стоило только вспомнить, Сьюзен в объятиях ее бывшего… партера, как усталость, как рукой снимало. Кровь закипала от ярости при виде собственной неуклюжести, пробуждая все новые и новые силы. Мария не могла нарадоваться на своего ученика, он не только делал огромные успехи для чайника, но по настоящему увлекся танцем, забывая обо всем постороннем. Теперь можно было приступить к исполнению второй части плана. После очередной репетиции, когда парень завалился в кровать, наслаждаясь сладкой болью мышц, которые наконец-то оказались в горизонтальном положении, в дверь постучали:

- Мария, это ты? - лениво откликнулся Бэнсон.

- Да, можно войти?

- Конечно.

- Я тут хотела, - Мария протянула Ричарду книгу, - кое-что предложить тебе почитать.

- Зачем? - удивился парень

- Ты же должен о чем-то с девушкой разговаривать, - уверенно ответила мачеха

- Ну… Если честно, то я… - Ричард замялся, не мог же он напрямую сказать, что говорить в его планы не входило вообще.

- Ты должен быть интересным собеседником, - отрезала Мария, и, не дожидаясь контр-аргументов, вышла из комнаты.

- Надеюсь, что это не Шекспир, - пробурчал Бэнсон. - Майн Рид… Всадник без головы. Хм… прикольное название, - вынес свой вердикт Ричард и открыл первую страницу.