Я снимаю большую холодную квартиру на Воронежской. С одной стороны длинного увешанного сосульками балкона мне видны корпуса «Большевички», с другой – еще не заледеневший Обводный.

Раньше в этой квартире жил один из моих университетских преподавателей. Я помню его неторопливые лекции в светлых аудиториях, огромных и пустых, как эта квартира.
После перестройки профессор с семьей уехал в Африку, там живут они и сейчас. Кризис заставил их вспомнить о пустой питерской квартире, наполненной книгами и пылью.

Мне нравится здесь. Нравится снимать с полок старые книги и вспоминать когда-то знакомые формулы. Нравится курить на балконе и смотреть на прохожих. Придумывать героев, которые могли бы жить на страницах каких-нибудь древних романов.

Нравится осознавать, как давно известные истины обретают конкретность и остроту. Например – банальность, что душа и тело едины. Только теперь, освободившись от союза с нелюбимым, я понимаю, как этот союз поганил и уродовал мою душу. Я так и вижу ее – увечную, жалкую, склизкую и безобразную, как младенец-Волдеморт в финале «Гарри Поттера». Я не знаю, возможно ли ее будет вообще вылечить, но оттого, что мне виден сам факт уродства, я уже чувствую себя лучше.

Нравится читать с конца книгу моей жизни, с удивлением понимая, что в ней самое прекрасное оказалось рисунками на полях.