В колонках играет - Bloodhound Gang - Dimes
Настроение сейчас - отличное!

Мой кашель не проходит уже второй день. Все из-за того, что на легкие осел пепел от благовоний. Наверное, все же стоит прекратить сжигать их в таком количестве. Или же это паутинки. Официальная статистика говорит, что за год человек во сне проглатывает не менее восьми пауков. Возможно, пауки достаточно хорошо осваиваются в организме и начинают плести паутину. Дом, милый дом, и все такое. Я бы залил внутрь себя пару литров дихлофоса, но, боюсь, я переношу его не лучше пауков.
Нет, конечно, нет. В моих легких нет никакой паутины. Это все от краски. Точно, от краски. Я ведь работаю с красками целыми днями. Все эти полотна, холсты, картины… краски не могут не оставить свой след. Правда, я уже давно ничего не писал. Но это все равно краска, точно краска, что же еще? Днем очень легко убедить себя в этом. А ночью… ночью есть валиум.
Валиум нужен, очень нужен. Он помогает не слышать стука карамельных лапок по стенам. Вы знали, что паучьи лапки – это леденцы? В школе на уроках биологии о таком не рассказывают, правда? И про человека-паука, ползающего по стенам, тоже не рассказывают.
Один мой приятель обожает комиксы. Как-то раз ему довелось наткнуться на мои наброски. Приятель с пеной у рта доказывал, что я ничего не понимаю в супергероях, что у Питера Паркера никогда не было таких огромных жвал и хищного взгляда маньяка. Он подводил меня к афишам в кино и показывал какого-то придурка в красном латексном костюме. Но это – не настоящий человек-паук. Уж я-то знаю. А приятелю лучше не знать. Я не готов посещать своего психиатра так часто. Мне кажется, он и так от меня устал. Меня волокут к нему при каждом удобном случае. Нельзя же так утомлять человека…
Черт, уже вечереет. Вечереет всегда слишком быстро. Ненавижу, когда вечереет. Кашель становится еще сильнее. Я почти выплевываю легкие наружу. Ужасно сухо от паутины внутри. Ужасно сухо, ужасно липко. Когда-нибудь она натянется изнутри от ступивших на нее лапок… Бред, бред, бред. Нет никакой паутины. Нет никакого паука. Пожалуй, я прилягу.
Глаза закрываются, будто тяжелеют от липкой паутины. Валиум начал действовать. Наверное, надо поспать. Хорошо бы без снов.
Но я слышу оркестр за окном. Снова играют пыльные от паучьих слюней инструменты. Вой саксофонов, бой барабанов, визжание скрипок, рык гитар. Нет никакой музыкальной гармонии. Наверное, под саваном паутины весьма сложно играть. Но музыканты стараются. Какое упорство! Лестно думать, что весь этот оркестр играет для меня. Паук очень заботлив. И, кажется, он ценит искусство.
Нет, нет, это просто действие валиума. Нет никакого оркестра под паутиной. Музыка – у меня в голове. Так сказал мой психиатр. У меня нет никаких оснований не доверять этому парню.
Оркестр за окном замолкает. Хорошо, когда тихо. Свет от вечерних фонарей так причудливо играет на нитях паутины. Надо бы все-таки встать и смахнуть ее с окна. Жаль, нет сил даже пальцем пошевелить. Мне липко. Мне бездвижно. Мне… паутинно? Нет, это всего лишь простуда. Температура может так действовать. И валиум, конечно. Надо встать и смахнуть паутину с окна. Надо найти тряпку. Надо…
Шорох в углу. Голову повернуть невозможно, но можно немного скосить взгляд. Паук-скакунчик уставился на меня в ответ. Восемь глаз против двух. Вот кто автор паутины на окне. Говорят, что они безвредны. Но выглядят жутковато, не так ли? Хорошо, что не существует летающих пауков. Однако прыгающие могут прыгать так высоко, что почти похожи на летающих. Настоящий кошмар для арахнофоба. Однако я почти спокоен. Случалось видеть пауков и побольше. Из меня вырывается нервный смешок. О, вы даже не представляете, какими огромными бывают пауки! И я не хочу представлять. Но мне не дают выбора, черт возьми. Просто не дают выбора.
Паук приходит. Паук грядет. С потолка на мой лоб падает капля. Слюна? Нет, конечно, нет. Это просто что-то там протекло у соседей сверху. У них ведь могло затопить квартиру? Кап-кап-кап. Точно, их затопило, как же иначе? Сейчас соседи плавают там наверху, как диковинные рыбы с выпученными глазами и лопнувшими легкими. А пауки не умеют плавать. Если б этот скакунчик появился в ванной во время моего утреннего душа, я бы просто смыл его в слив. Как тебе такое, а, паучок? Надо же, восемь лапок бессильны против воды. Кап-кап-кап. Но скакунчика уже нет в углу. Он освободил дорогу пауку побольше. Кап-кап-кап-кап. Я не хочу смотреть вверх.
Кап-кап-кап-кап. Я все-таки смотрю, зная, что теперь не поможет никакой валиум. Восемь глаз, восемь таких огромных глаз. Ну что, были такие у вашего Спайдермена? Как они вообще помещаются на человеческом лице? А тело одето в изящный смокинг. Паук хочет быть джентльменом. Очаровательно! Только не припомню, чтобы я приглашал этого мистера к чаю.
Но паук приходит. Паук грядет. Он кидает в меня стопку черно-белых фотографий, покрытых паутиной. Настоящая семейная хроника, надо же. Все мое генеалогическое древо ровно с того момента, как Жозеф Нисефор Ньепс изобрел фотоаппарат. Настоящее сокровище для исследователя своих корней, не так ли? Но, видно, эти самые корни еще с ранних времен были покрыты паутиной.
Вот фото конца девятнадцатого века: две девочки, сидящие на стульях в милых белых платьицах, а вот и огромная черная вдова, стоящая за спиной одной из девочек с важным видом, свойственным двоюродным тетушкам, любящим всех поучать. Паучиха наклонилась к уху девочки словно бы с очередным занудным советом. Что-то вроде: «Выпрями спину и не ковыряй в носу!» Но девочка уже не слышит ее. Все дело в крохотной, едва заметной дырочке на шее. Яд черной вдовы убивает не сразу – жертве суждено мучиться от безумной агонии восемь часов. Видимо, восемь часов уже прошло. В глазах девочки застыла боль, голова неестественно поникла. Спокойных снов ей пожелала сама тетушка-паучиха.
А вот следующее фото датируется уже тридцатыми годами прошлого века. Молодая невеста, идя к алтарю, примеряет фату из паутины. Паук-отшельник с человеческий рост держится лапками за фату, как заботливый папочка. Угадайте, в каком из восьми глаз блеснула слеза умиления? Правда, голова невесты как-то ненадежно приделана к телу – того и гляди, отвалится. Жених кричит панически немо – хорошо, что фото не могут передавать звуков. Очередной паникер – акрофоб. Но я его понимаю. Черт, как же я его понимаю.
Третье фото гораздо моложе остальных. Восемьдесят пятый.. мне тогда было четыре года. А что это за кокон держит в лапках крайне довольный собой тарантул? Эти руки с морщинками, еще не покрытые паутиной, я узнал бы из миллиарда похожих рук. Мои родители рассказывали, что дедушка вышел погулять в один летний вечерок и просто исчез. Не говорить же ребенку, что его замуровал гигантский паук! Детские травмы – штука серьезная, никому неохота тратить деньги и время на походы к психологу. Но мои катушки все равно слетели, тут уж ничего не поделать. И валиум больше не поможет.
Весь ворох фотографий начинает рассыпаться, обволакивая меня прахом… как паутина? Паук приходит. Паук грядет. Он спускается вниз по стене, он улыбается, он тянет ко мне свои руки-лапки. Я все-таки пытаюсь дергаться. Губы человека-паука расплываются в ухмылке. Наверное, я напоминаю ему муху, попавшую в сеть. Он наклоняется к моему уху, он шепчет:
- Так ты кажешься мне еще вкуснее…
Я чувствую, как по жилам растекается паучий яд. В отличии от валиума, он действительно помогает заснуть.